Жизнь и приключение в тайге

Арсеньев Владимир Клавдиевич

{28 }М у р з а е в Э. М. Великий русский путешественник Николай Михайлович Пржевальский. — Н. М. Пржевальский. Монголия и страна тангутов. Трехлетнее путешествие в Восточной нагорной Азии. Под. ред. и со вступительной статьей Э. М. Мурзаева, Географгиз, М., 1946, стр. 30.

{29} Архив Акад. наук СССР, Ф. 282, оп. 2, № 15, л. 5.

{30} Б е р г Л. С. Н. М. Пржевальский как путешественник. «Известия Всесоюзного географического общества», т. 72, вып. 4–5, М., 1940, стр. 665.

{31} Б е р г Л. С. Н. Н. Миклухо-Маклай как путешественник. «Известия Всесоюзного географического общества», вып. 1–2. М.-Л., 1939, стр. 160.

{32} Миклухо-Маклай Н. Н. Второе пребывание на Берегу Маклая в Новой Гвинее. — ИРГО, т. XVI, вып. 2, СПб., 1880, стр. 149–170.

{33} Цитированное высказывание В. К. Арсенъева заставляет вспомнить об одной статье на аналогичную тему Н. М. Ядринцева.

Во время нашего последнего свидания с В. К. Арсеньевым (осенью 1925 г. в Ленинграде) мы довольно много говорили о Миклухо-Маклае (в связи с впервые опубликованными в 1923 г. его дневниками); тогда-то он и высказал приведенную мною в тексте статьи оценку деятельности и значения Миклухо-Маклая. Я обратил внимание Владимира Клавдиевича на анонимную статью в «Восточном обозрении» (1888, № 82) об этнографических исследованиях Миклухо-Маклая, озаглавленную «Дикарь перед судом науки и цивилизации», автором которой являлся, по моему предположению, Н. М. Ядринцев (впоследствии эта догадка вполне подтвердилась). Я обнаружил эту статью совершенно случайно (в связи с работой, которой я был тогда занят и которая потребовала от меня обращения к старым сибирским газетам) и тогда же переписал ее почти целиком. В. К. Арсенъев, ознакомившись с пей в моей копии, пришел в полный восторг, нашел ее замечательной и просил меня заказать для него машинописный список, что я и выполнил.

В этой статье Н. М. Ядринцев писал, что этнографические исследования Миклухо-Маклая имеют не только выдающееся научное значение, но и «огромное общественное и нравственное значение», главным образом потому, что устанавливают совершенно правильный взгляд на так называемых «дикарей». Н. М. Ядринцев писал: «В антропологическом и этнологическом отношении открывается та нить родства и сходства, которая проникает все человеческие расы и племена… С этой точки зрения единства жизни и развития дикари, как и первобытные племена, составляют не выродков и не обособленные зоологические особи, а целое со всем остальным человечеством, более близкое цивилизованному миру, чем он предполагал». Отмечая «массу предубеждений и предрассудков» по отношению к первобытным племенам и «обречение» последних «на рабство и вымирание», Н. М. Ядринцев требовал, чтоб к этим вопросам подходили только с «гуманной, общечеловеческой точки зрения». «Так называемые низшие расы и другие племена есть только часть того же великого целого — «человечества». Эта идея родства и единства со временем еще более озарит историю и философию жизни и укажет великий нравственный закон, по которому дитя-человек, дикарь и инородец, заслуживает не уничтожения, вражды и истребления, но сострадания, сочувствия, помощи и восприятия в полноправную среду человеческого братства». Эта формулировка особенно восхитила Владимира Клавдиевича, и он выражал сожаление, что никем не написана специальная статья о Ядринцеве как этнографе.

{34 }Архив Акад. наук СССР. ф. 282, оп. 2, № 15, л. 3.

{35 }Арсеньев, VI, стр. 241.

{36 }В № 1086 газеты «Приамурье» (17 апреля 1910 г.) был напечатан репортерский отчет о докладе В. К. Арсеньева, сделанном 8 апреля того же года в отделе Географического общества. Доклад сопровождался демонстрацией большого количества фотографий и привезенных коллекций: этнографические коллекции, черепа, шкурки птиц, скелеты зверей и пр. «Уважением вы проникаетесь тем больше, — писал автор заметки, — что из слов В. К. Арсеньева, которыми он начал свое сообщение, вы узнаете, что свое путешествие, протекавшее при исключительных трудностях, он совершал на ничтожные средства. Получил он всего (от Географического общества) 5000 рублей. На эту сумму он должен был содержать в дикой тайге в течение 19 месяцев 7 человек своей команды, о службе которой, к слову сказать, лектор отозвался с высокой похвалой; он должен был нанимать проводников, переводчиков, покупать перевозочные средства, лодки, собак; на эти же деньги он должен был приобретать коллекции и передвигать их по абсолютно бездорожной, а иногда и малодоступной тайге».

Эта заметка имеет вообще большой интерес, так как явилась первым общественным призванием В. К. Арсеньева, и в ней были очень определенно сформулированы требования к краевой администрации относительно В. К. Арсеньева. «Нам казалось бы, — писала газета, — что высшая краевая администрация должна немедленно изыскать средства, дабы высокоценное путешествие г. Арсеньева, так обогащающее географическую науку оригинальнейшими сведениями, было немедленно напечатано… «Нет пророка в своем отечестве». И немногие, слушавшие яркое сообщение г. Арсеньева, видели в лекторе истинного путешественника, обладающего теми же данными, которые создали некогда Пржевальского, а

теперь, в наши дни, создают П. К. Козлова, ученика Пржевальского…» «Своей «звездой» г. Козлов обязан Пржевальскому, он его «тянул» и «вытянул в люди» особенно своим знаменитым духовным завещанием на Иссык-Куле, но Арсеньева никто «не тянет». На него смотрят пока как на отличного офицера, как на усердного и умелого исполнителя велений начальства… Между тем последнее 19-месячное путешествие Арсеньева и реальные результаты этого путешествия дают ему несомненное право на признание в нем не только «отличного офицера», но и истинного путешественника, которого уже пора оценить так, как в свое время оценил Пржевальский Козлова».

{37} «Сведения»…, стр. 19–20.

{38} Т а м же, стр. 20.

{39} Т а м же, стр. 21.

{40} Т а м же, стр. 31.

{41} В предисловии к книге «В горах Сихотэ-Алиня» В. К. Арсеньев писал: «Всем успехом своего предприятия автор обязан самоотверженной и бескорыстной службе своих младших сотрудников. Несмотря на то что их сверстники были уволены в запас армии, несмотря на полную возможность уехать из Императорской Гавани во Владивосток на пароходе, они, понимая, что уход даже одного человека из отряда был бы очень чувствителен, добровольно остались до конца экспедиции. Едва ли когда стрелкам и казакам приходилось переносить большие лишения, чем вынесли эти скромные труженики. Несмотря на постоянное переутомление и физические страдания от холода и голода, которых невозможно передать словами, они мужественно боролись с природой и не жаловались на свою судьбу. Многие из них погибли во время империалистической войны. Какая судьба постигла остальных — не знаю» (Арсеньев, т. III, стр. XI–XII).

{42} «Сведения»…, стр. 35–36.

{43} Аналогичный метод первичной обработки дневниковых записей был применен В. К. Арсеньевым и в 1927 г. во время его последней экспедиции. Эти письма отправлялись им в редакцию газеты «Тихоокеанская Звезда» (см. Рогаль, стр. 62–63). Как сообщает Н. М. Рогаль, много писем затерялось в пути и не дошло до адресата; писал В. К. Арсеньев в газету и после возвращения из путешествия. Эти письма и очерки были опубликованы в журнале «На рубеже» (1939, № 4): В. К. Арсеньев. «Последнее путешествие по Уссурийской тайге»; в этом же журнале был опубликован и очерк «Голодовка на реке Хуту» («На рубеже», 1934, № 2).

{44 }Рогаль Н. М. В. К. Арсеньев. Краткий биографический очерк, Хабаровск, 1947, стр. 55 (в дальнейшем цитируется: Рогаль).

{45} Кабанов, стр. 62.

{46 }Краткий очерк стр. III (в дальнейшем цитируется: Краткий очерк).

{47 }Куренцов А. И. Научное значение исследований В. К. Арсеньева (Арсеньев, I, стр. VIII–IX).

{48} «Этнографическое обозрение», 1915, вып. 1–2, стр. 153.

{49 }Опубликовано в «Записках Приамурского общества востоковедения», Хабаровск, 1913, вып. I, стр. 15–66.

{50 }А р с е н ь е в, т. VI, стр. 241.

{51}Примерно тогда же (кажется, в августе 1915 г.) он сообщил об этом в одном из писем ко мне (к сожалению, не сохранившемся). Отдельные главы я имел случай читать в рукописи летом и осенью 1914 г., когда, возвратившись после фольклорнодиалектологической экспедиции к амурским казакам, жил в Хабаровске, подготавливая к печати свои материалы. В это время мной были прослушаны: «Пурга на озере Хавка» (т. I, гл. VI); «Приключение на реке Арзамасовке» (там же, гл. XV); «Амба» (там же, гл. XVIII), Ли-Цун-Бин (т. II, гл. IX), «Голодовка на Кулумбе» (вошло в XIV главу 2-го тома: «Тяжелый переход»), «Завещание Дерсу» (там же, гл. XVIII); «Смерть Дерсу» (там же, гл. XXIV) и др. Были ли все прослушанные мною главы окончательно отделанными или только первыми редакциями, подвергшимися позже переработке, сейчас уже не помню. Должен еще прибавить, что некоторые главы и отдельные эпизоды я слушал не в чтении, а в живом рассказе Владимира Клавдиевича, который был превосходным рассказчиком. Некоторые из его очерков я слышал и в его устной передаче и читал в письменном виде — и всегда мне казалось, что устные рассказы были еще совершеннее, аналогичное впечатление выносили и другие лица, слышавшие рассказы В. К. Арсеньева.

{52} Кабанов, стр. 63.

{53} Т а м же, стр. 62.

{54} Арсеньев, т. VI, стр. 113–152.

{55} Т а м же, стр. VI.

{56} Т а м же, стр. 132.

{57} Там же, стр. 135–136.

{58} К р а т к и й очерк, стр. 131.

{59} Соловьев Д. К. Основы охотоведения, т. V, Л., 1929, стр. 1049.

{60} Арсеньев, т. I, стр. IV. На произвольность и неправильность такого определения этой книги уже указал Н. М. Рогаль («Дальний Восток», 1947, № 2, стр. 131), однако в последующей своей работе он также очень расширительно рассматривает беллетристические моменты в творчестве В. К. Арсеньева.