Жизнь и приключения Андрея Болотова. Описанные самим им для своих потомков
Шрифт:
Совсем тем не дожидайтесь того, чтоб я вам сообщил в подробности все, при тои бывшие обстоятельства, но я наперед вам признаюсь, что мне самому все подробности оной не известны, несмотря на то, хотя я действительно сам при тои был и все своими глазами видел, да и можно ли такому маленькому человеку, каков я был тогда, знать все подробности, происходившие в армии в такое время, когда все находилось в превеликом замешательстве и когда мне, бывшему тогда но случаю ротным командиром, от места и от роты своей ни на шаг отлучиться было никуда не можно. Итак, не иное что остается, как сообщить вам то, что мне можно было самому видеть и что дошло до моего сведения. Армию в походе не инако, как с великим и многонародным городом сравнить можно, и котором человеку, находящемуся в одном углу конечно всего того в подробности знать не можно, что на другом краю делается и происходит, и я не надеюсь, чтоб кто-нибудь, не исключая и самих предводителей, мог все подробности при баталии в самой точности знать. Общее смятение и замешательство, шум, — вопли, пыль, густота дыма, а паче всего повсеместная опасность и тысяча других обстоятельств тому препятствовать могут.
Но прежде приступления к собственному повествованию о баталии и т. д."
Часть IV, записок Болотова в печатном издании в Отеч. Записках т. LXXII, стр. 286.
Первая тревога.
Теперь приблизился уже я к важнейшему пункту времени из всей тогдашней вашей кампании, или касаюсь до прямых военных действий против неприятеля; ибо все, доселе мной описанное, состояло большею частью только в единых стычках или маленьких и неважных сражениях, кои, как известно, не бывают никогда решительны, и обращаются только обоим армиям в беспокойство, отягощение и впустую трату людей; короче сказать, теперь по порядку пришлось мне рассказывает о нашей апраксинской баталии, о которой всякими довольно наслышался, но подлинных, бывших происшествий наверное не знает. Совсем тем, не ожидайте того, чтоб я сообщил вам в подробности все притом бывшие обстоятельства. Я наперед признаюсь, что мне самому в подробности они неизвестны, несмотря на то, что я действительно сам притом был и все своими глазами видел. Да и можно ли такому маленькому человеку, каким я тогда был, знать в подробности, происходившее в армии, в такое время, когда все находилось в превеликом замешательстве, и когда мне, бывшему тогда ротным командиром, от места и роты своей ни на шаг отлучиться было не можно. Итак, не иное что остается, как сообщить то, что мне можно было самому видеть и что дошло до моего сведения.
Армию в походе не иначе, как с великим в многолюдным городом сравнивать можно, в коем человеку, находящемуся в одном углу, конечно, всего того в подробности звать неможно, что на другом краю делается и происходит, и я не надеюсь, чтобы кто-нибудь, не исключая и самих предводителей, мог все подробности при баталии в самой точности знать. Общее смятение и замешательство, шум, пыль, густота дыма и тысяча других обстоятельств, тому препятствовать могут. При таких обстоятельствах не иное что остается, как сообщить только то, что случай допустил мне самому видеть, или очей с достоверностью мог я тогда узнать".
Приведенных нами выписок, как кажется, достаточно, чтобы иметь понятие о тех искажениях, которым подверглась почти каждая страница первых шести частей подлинных записок Болотова при напечатании их двадцать лет тому назад. Восемь лет спустя после первой попытки кое-что напечатать из записок Болотова сделана была вторая попытка в этом же роде: в 1858 году в "Библиотеке для Чтения" в т. CXLVIII, CL и CLII, и наконец в том же журнале в 1860 году, в т. CLVIII напечатаны части 7, 8 и 9 записок; но и при этом — явилась лишь выборка отдельных эпизодов, причем, впрочем, искажений собственно языка подлинника мало, но пропуски в печати против подлинной рукописи встречаются десятками страниц, и это в описании событий в высшей степени интересных в 1760–1762 годах.
Просвещенной любви к литературе отечественной истории — Павла Алексеевича и Владимира Алексеевича Болотовых, — родных правнуков Андрея Тимофеевича, — "Русская Старина" обязана тому, что получила возможность, с первого же своего выпуска, начать печатание драгоценных записок. В виду неоспоримых достоинств и важности труда A. T. Болотова, объем его не пугает редакцию "Русской Старины"; но чтобы читатели в возможно скорейшем времени получили полный экземпляр этих записок, мы печатаем их в возможно компактном виде, в два столбца и мелких, хотя, как могут заметить, вполне четким шрифтом. В тех же видах мы не сочли возможным обставлять эти записки какими бы то ни было примечаниями: в противном случае это чрезвычайно отдалило бы время окончательного отпечатания всех частей записок — Болотова. Впрочем, в случае если представится то удобным, "Русская Старина" не замедлит, начиная с одной из последующих частей записок Болотова, печатать их, в этом же формате и тем же шрифтом, совершенно отдельными от журнала выпусками, именно для того, чтобы этот драгоценный историко-литературный памятник скорее явился во всем своем объеме в свет, и в таком случае собственно при журнале, взамен автобиографии Болотова, явятся мемуары других русских общественных деятелей; собранием записок и воспоминаний которых редакция "Русской Старины" весьма богата.
В заключению скажем, что: записки Болотова являются в нашем издании без малейших пропусков или тем более искажений. Но печатая их дословно, мы не нашли нужным воспроизводить орфографию подлинника, так как она, без всякой пользы для дела, затрудняла бы чтение.
М. Семевский.
Часть первая
НАЧИНАЯ С ПРЕДКОВ И ДО 1750 ГОДА ВКЛЮЧИТЕЛЬНО
ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ
Не тщеславие и не иные какие намерения побудили меня написать сию историю моей жизни; в ней нет никаких чрезвычайных и таких достопамятных и важных происшествий, которые бы достойны были преданы быть свету, а следующее обстоятельство было тому причиною.
Мне во всю жизнь мою досадно было, что предки мои были так нерадивы, что не оставили после себя ни малейших письменных о себе известий и чрез то лишили нас, потомков своих, того приятного удовольствия, чтоб иметь об них и о том, как они жили и что с ними в жизни их случилось и происходило, хотя некоторое небольшое сведение и понятие. Я тысячу раз сожалел о том и дорого б заплатил за каждый лоскуток бумажки с таковыми известиями, если б только мог отыскать что-нибудь тому подобное. Я винил предков моих за таковое небрежение, а не хотя и сам сделать подобную их и непростительную погрешность и таковые же жалобы со временем и на себя от моих потомков, — рассудил употребить некоторые праздные и от прочих дел остающиеся часы на описание всего того, что случилось со мной во все время продолжения моей жизни, равно как и того, что мне о предках моих по преданиям от престарелых родственников моих, которых я застал при жизни, и по некоторым немногим запискам отца моего и дяди, дошедшим до моих рук, было известно, дабы сохранить, по крайней мере, и сие немногое от забвения всегдашнего, а о себе оставить потомкам мою незабвенную память.
При описании сем старался я не пропускать ни единого происшествия, до которого достигала только моя память, и не смотрел, хотя бы иные были из них и самые маловажные, случившиеся еще в нежнейшие лета моего младенчества. Сие последнее делал я наиболее для того, что напоминание и пропитывание происшествий, бывших во время младенчества и в нежные лета нашего возраста, причиняют и самим нам некоторое приятное удовольствие. А как я писал сие не в том намерении, чтоб издать в свет посредством печати, а единственно для удовольствования любопытства моих детей и тех из моих родственников и будущих потомков, которые похотят обо мне иметь сведения, то и не заботился я о том, что сочинение сие будет несколько пространно и велико, а старался только, чтоб чего не было пропущено; почему в случае если кому из посторонних случится читать сие прямо набело писанное сочинение, то и прошу меня в том и в ошибках благосклонно извинить. Наконец, что принадлежит до расположения описания сего образом писем, то сие учинено для того, чтоб мне тем удобнее и вольнее было рассказывать иногда что-нибудь и смешное.
ИСТОРИЯ МОИХ ПРЕДКОВ И ПЕРВЕЙШИХ ЛЕТ МОЕЙ ЖИЗНИ
Письмо 1-е
Любезный приятель! Наконец решился я предприять тот труд, который давно уже был у меня на удив, и которыми вам с толикою нетерпеливостью видеть хотелось, а именно, сочинить историю моей жизни, или опиисать все то, что случилось со мною во все течение моего жизни; я посылаю к вам теперь начало сего труда, предприятого не менее для удовольствования и вашего любопытства, сколько и для пользы и любопытного сведения обо мне, моим будущим потомкам. Если труд сей будет им угоден, то должны они благодарить несколько и вас за оный, ибо еслиб ныне побудили меня к тому, то может бы не собрался я никогда к действительному приступлению к сему давно уже замышляемому делу. Вы уничтожили нерешимость мою и рассеяли те сумнительства, кои удерживали меня до сего от предприятия теперешнего и нашли способ, удостоверить меня, что обстоятельство, что жизнь моя не такова славна, чтоб стоила описания и что в течение оной не случилось со мною никаких чрезвычайных, редких и особливого примечания достойных происшествий, ни мало не мешает описать мне жизнь свою. Вы уговорили и уверили меня, что в происшествиях, бывших со мною и без того много кой-чего такого найдется, о чем можно писать и рассказывать, и о чем как вам, так и потомкам моим можно будет не без удовольствия и любопытства читать и слушать. Но я не знаю, не ошибаетесь ли вы в том, любезный приятель! Я исполню ваше желание; но буде последующее описание жизни моей не будет для вас таково любопытно, весело и приятно, как вы себе воображаете, то вините уже сами себя, а не меня; ибо мне не достанется другого делать, как пересказывать вам только то, что действительно со мною случилось и вы сами того верно не похотели б, чтоб я для украшения моего сочинения, или для придания ему более приятности стали выдумывали небылицы, или затевать и прибавлять что-нибудь лишнее, к бывшим действительно приключениям. Теперь, прежде приступления к действительному началу моей истории, надобно вас попросить о двух вещах. Во-первых, чтоб вы дозволили мне начало учинить кратким описанием всего того, что известно мне о моих предках, дабы чрез то сохранили, память об них моим потомкам, и чтоб не поскучали вы, если описание сие, следовательно, самое начало сочинения моего будет несколько сухо и скучновато. Во-вторых, чтоб не поскучали уже и тем, что я последующую затем историю мою начну с самого моего младенчества и буду рассказывать и все то, что помню еще я из случившегося со мною в сие нежнейшее и можно сказать, наиприятнейшее для нас время жизни. Я располагаюсь делать сие для того, что напоминание сих происшествий производит самому мне некоторое увеселение, ибо человек приводя себе на память все то, что случалось с ним в младенчестве и в малолетстве, власно как возвращается на то время в тогдашний возрасте и сладость тогдашней жизни, чувствует вновь и при самой своей старости. Сверх того, описание сих в самом деле, хотя сущих безделиц, может быть придаст сколько-нибудь и всему сочинению более приятности, и сделает его для чтения не таковым скучным.
Итак, приступая теперь к самому делу, прежде всего скажу вам, любезный приятель, что я природы татарской! Вот какое странное начало, однако вы тому не дивитесь. Я говорю самую правду и ни мало не стыжусь тем; ибо подобных мне между российскими дворянами очень много; некоторые и многие из них ныне гораздо меня знатнее и лучше, но со всем тем такой же природы как и я. Ибо сие ничто иное значит как то, что первые наши предки были татары, и выехали в Россию из Золотой Орды, сего славного в древности восточного и великого царства, владевшего некогда многие годы всем Российским государством.