Жизнь и приключения Мартина Чезлвита
Шрифт:
Джон Уэстлок жил в Фэрнивелс-Инне [115] , Верхний Холборн, в четверти часа ходьбы от гостиницы Тома, однако ему показалось, что это очень далеко, потому что он сделал крюк мили в две, надеясь сократить дорогу. Очутившись, наконец, перед дверью Джона на третьем этаже, он остановился в нерешимости, положив руку на дверной молоток и дрожа от головы до пяток: его волновала мысль, что нужно будет рассказать обо всем, что произошло между ним и Пекснифом, и он боялся, что Джона страшно обрадует эта новость.
115
Фэрнивелс-Инн. —
«Но сказать придется рано или поздно, — подумал Том, — и уж лучше сразу пройти через это».
Тук-тук!
«Боюсь, что в Лондоне так не стучат, — подумал Том. — Уж очень несмело. Может, оттого никто не отворяет дверь?»
В самом деле, никто не отворял, и Том стоял, глядя на дверной молоток и ломая голову над тем, где же тут по соседству живет джентльмен, который кричит кому-то во все горло: «Войдите!»
«Господи помилуй! — сообразил Том, наконец, — может быть, этот человек живет здесь и кричит именно мне. А я и не подумал. Не знаю, удастся ли мне открыть дверь снаружи? Кажется, да».
Конечно, это ему удалось, стоило только повернуть ручку; и конечно, повернув ее, он услышал все тот же голос, повторявший необыкновенно громко: «Что же вы не входите?»
Том шагнул из маленького коридорчика в комнату, откуда доносились эти крики, и едва успел разглядеть джентльмена в халате и туфлях (сапоги стояли рядом наготове), сидевшего за завтраком с газетой в руках, как этот самый джентльмен, рискуя опрокинуть чайный столик, бросился к Тому и обнял его.
— Да ведь это вы, Том, дружище? — закричал джентльмен. — Том!
— Как я рад вас видеть, мистер Уэстлок! — сказал Том Пинч, пожимая ему руки и дрожа сильнее прежнего. — Как вы добры.
— Мистер Уэстлок? — повторил Джон. — Что это значит, Пинч? Надеюсь, вы не забыли, как меня, зовут?
— Нет, Джон, нет; я не забыл, — сказал Том Пинч. — Боже ты мой, как вы добры!
— В жизни не видывал такого человека! — воскликнул Джон. — Что вы твердите все одно и то же? Чего же вы от меня ждали, хотел бы я знать? Вот, садитесь сюда, Том, и ведите себя разумно. Как вы поживаете, мой милый? Я страшно рад вас видеть!
— А я страшно рад видеть вас, — сказал Том.
— Это взаимно, разумеется, — возразил Джон. — И всегда так было, надеюсь. Если бы я знал, что вы приедете, Том, я бы заказал что-нибудь к завтраку. Для меня лично такой сюрприз лучше всякого завтрака, но вы — дело другое, не сомневаюсь, что вы проголодались, как на охоте. Придется вам обойтись тем, что есть, а за обедом мы себя вознаградим. Вам с сахаром, я знаю; помните сахар у Пекснифа? Ха-ха-ха! Как поживает Пексниф? Когда вы приехали в город? Да начните же с чего-нибудь,
Говоря все это в большом волнении, Джон все время перебегал от стола к буфету, доставая разные копчености в банках, выгребая из чайницы невероятное количество чая, роняя французские булки в сапоги, поливая масло кипятком, делая много других промахов в том же роде и нисколько этим не огорчаясь.
— Ну вот! — сказал Джон, присаживаясь в пятидесятый раз и немедленно вскакивая, чтобы сделать еще добавление к завтраку. — С этим мы как-нибудь обойдемся до обеда. А теперь рассказывайте, Том. Во-первых, как поживает Пексниф?
— Не знаю, как он поживает, — нахмурившись, ответил Том.
Джон Уэстлок поставил чайник и в изумлении воззрился на Тома.
— Не знаю, как он поживает, — сказал Томас Пинч, — и не интересуюсь этим, хоть и не желаю ему зла. Я ушел от него, Джон. Совсем ушел.
— Сами, по доброй воле?!
— Ну нет, он меня прогнал. Но я еще до этого понял, что ошибался в нем и не мог бы оставаться у него ни при каких обстоятельствах. К моему прискорбию, Джон, вы верно о нем судили. Может быть, это смешная слабость, Джон, но, поверьте, мне было очень тяжело и горько узнать это.
Тому не было нужды так умоляюще глядеть на своего друга, безмолвно и кротко прося его не смеяться над этими словами. Джон Уэстлок был так же далек от этой мысли, как и от того, чтобы свалить его на пол ударом кулака.
— Все это была моя мечта, — сказал Том, — но с нею теперь кончено. Когда-нибудь в другой раз я вам расскажу, что случилось. Примиритесь с моей причудой, Джон, сейчас мне не хочется ни думать, ни говорить об этом.
— Клянусь вам, Том, — очень серьезно отвечал его друг, помолчав несколько времени, — теперь, когда я понял, как много это для вас значит, я и сам не знаю, радоваться или печалиться, что вы, наконец, сделали такое открытие. Я упрекаю себя за то, что когда-то шутил над вами.
— Дорогой друг, — сказал Том, протягивая руку, — очень великодушно и благородно с вашей стороны так отнестись ко мне и к моему открытию. Мне совестно думать, что я колебался хоть минуту, идя сюда. Вы не знаете, какая тяжесть снята с моей души, — продолжал Том жизнерадостно, снова берясь за нож и вилку. — Сейчас я нанесу порядочный урон кабаньей голове.
Хозяин, которому эти слова напомнили о его обязанностях, немедленно принялся накладывать на тарелку приятеля всякого рода яства, несовместимые друг с другом, так что Том позавтракал весьма основательно и почувствовал себя значительно лучше.
— Ну, вот и хорошо, — сказал Джон, с неописуемым удовольствием следивший за каждым движением Тома. — А теперь насчет ваших планов. Вы, конечно, остановитесь у меня. Где ваш сундук?
— В гостинице, — сказал Том. — Я и не думал…
— Неважно, о чем вы не думали, — прервал его Джон Уэстлок. — Поговорим лучше о — том, что вы хотели делать. Вы хотели, приехав сюда, посоветоваться со мной — не так ли, Том?
— Разумеется.
— И послушаться моего совета, если я его дам?
— Да, — сказал Том с улыбкой, — если ваш совет будет хорош, в чем я не сомневаюсь, раз он ваш.