Жизнь и приключения Светы Хохряковой
Шрифт:
– Так в студии при кукольном театре были уроки рисунка. – Открыла глаза и встретилась с пронзительным взглядом старухи. – Надо же! Бабушка Мейра, столько лет вам, а зрение отличное!
– У нас в роду у всех глаза сильные были. Мы же от Большого Орла.
– Я хочу писать, – выдала я второй раз кряду правдивую информацию о себе и спринтером понеслась в ближайшие кусты.
Кстати, еле добежала. Справив нужду, подумала: «Вот что значит – описаться от страха». Потом, продолжая сидеть в кустах, стала размышлять, как поступить дальше. Пописать-то я пописала, но страх не прошел. Что же делать?
Я уныло вылезла из кустов, потому что сидеть там дальше было просто неприлично, и поплелась к Мейре.
Та никак не отреагировала на мое длительное отсутствие, все еще разглядывала мои злосчастные рисуночки.
– Даже не знаю, что с ними делать, – сказала наконец она.
– Не понравились?
– Очень понравились. Особенно Вавула. – Старуха положила поверх остальных изображение самой молодой и маленькой девушки. – Ей-богу, лучше, чем в жизни. Такая аккуратная, чистенькая. Так-то она всегда растрепой ходила, – и Мейра засмеялась. – Да и Хора – красавица. Подружка моя. Потом-то она исхудала и сгорбилась… Да… С мужем ей не повезло, лентяй оказался. А я говорила – не ходи за него, одумайся! Куда там! Больно лицом хорош был, Хоре весь ум его сладкое личико отшибло. Тебе тоже небось красавцы нравятся?
И в моей башке мелькнул образ Серхио.
– Да, – ответила я и залилась краской.
– Вот, – старуха сердито взмахнула рукой. – Такая же дурочка, как Хора. Чего от них, от красавцев, хорошего ждать? Они себя очень любят, больше, чем других. И все под себя подгребают. Весь век на него вкалывать будешь.
Я передернулась от такой перспективы, в моей ситуации она была просто чудовищной, весь век вкалывать на начальника безопасности «Камина Хусто».
– Брось его, пока не поздно, – посоветовала мне Мейра. – Тем более сама ты неказистая, тебе кого-нибудь попроще надо. А то твой красавчик из тебя такую же размазню сделает, которую ты мне готовишь и кашей называешь.
– Вам же нравится! – возмутилась я.
– Сейчас нравится, когда зубов нет. А так каша должна быть твердой, хрустеть должна.
– Знаете что, уважаемая сеньора Мейра, может, я и не такая красавица, как Хора, но у себя на Родине я уродиной не считалась!
– Вот и езжай к себе, а здесь нечего голову любовью забивать, ни к чему хорошему это не приведет.
И мы уставились друг на друга. Она, конечно, победила в поединке взглядов, куда мне до потомков Большого Орла. Я отвернулась и заплакала. Бабку как подменили.
– Иди сюда, – ласково позвала она.
Я подошла, присела рядом, она положила мою голову к себе на колени и начала, как в первую встречу, поглаживать меня по ежику.
– Не реви. Рисунки твои хорошие. Просто у нас не принято людей рисовать. Опасно. Вдруг рисунок с лицом человека попадет в недобрые руки? Эти руки что угодно с рисунком сделать могут и навредить изображенному.
– И мертвецам?
– Про мертвецов не знаю, надо будет спросить у них. А ты чего их вообще нарисовала?
– Приснились. Хотела вам приятное сделать.
– Спасибо. Мне и впрямь приятно было на них посмотреть. Но живых не рисуй.
– Не буду.
Все расстройства и разочарования мои прошли. Мы снова, если так можно сказать, дружили с Мейрой, и я осмелилась спросить:
– Бабушка Мейра, а почему вам снятся только сестры и подружки? У вас что – мужа не было?
– Почему не было? Был. Хороший муж, я за вдовца пошла, у него уже двое детей было, жена родами умерла. Он, конечно, постарше был и не красавец, но я видела, как они с женой жили, и все мечтала, вот бы и мне такого мужа – тихий, спокойный, умный. Жена не разродилась, год вдовел, а я все рядышком крутилась – помогала. Вот тогда ко мне первый раз мертвец пришел – жена его покойная, пришла с сыночком нерожденным и сама сказала: «Иди замуж за Чоли. Трудно ему одному. Хорошо жить будете». Добрая женщина была. Я послушалась ее и сама Чоли предложила пожениться. Всем бы такого мужа, как мой Чоли. Уважал меня, заботился обо мне и детях, ласковый был…
– Значит, у вас и дети были?
– А как же. Много детей было, уж и не припомню сколько, и внуков, и правнуков…
– И где же они?
– Да поумирали все.
– Как это?
– Да обыкновенно. У нас вообще долго не жили, то болезни, то голод, то война. Все ушли. Одна я здесь кукую.
– А что же, дети и муж к вам не ходят?
– Сейчас не ходят. Сейчас только подружки и сестренки из молодости. Веселят меня непоседы. Правильно рассудили, я уж сама старая да немощная, что мне печаль-то вспоминать, да по родным грустить, все одно скоро встретимся. Мертвецы – они мудрые, они не ошибаются.
– А зачем твои подружки мне приснились?
– Так говорю, непоседы и озорницы, до всего им дело, – она опять стала разглядывать рисунки. – Понравилась ты им. Ничего у меня и у них не просишь.
– А чего же мне просить-то? – удивилась я.
Мейра засмеялась:
– Вот за это и понравилась, простая душа. Даже не понимаешь, о чем мертвецов попросить можно!
Она продолжала смеяться, как будто ничего смешнее в жизни своей не слышала.
Я похлопала-похлопала глазами и тоже расхохоталась.
– Ладно, пойду, спасибо за рассказы, бабушка Мейра. Буду к вам наведываться, если не возражаете.
– Приходи, приходи. Я тебе рада. Вон какая ты потешная, рисунки твои сохраню пока, полюбуюсь. Но больше никого не рисуй, а будут мои безобразницы одолевать, ты им пригрози, что мне пожалуешься. Они меня с молодости побаивались.
– Да я не против, пусть приходят, они симпатичные, мне нравятся.
Действительно, пусть уж лучше мне сняться веселые молодые женщины, чем какая-нибудь гадость. И в отличном настроении я побежала к Фаро.
После удачного ужина, который снова был рыбным, я пристала к Фаро с расспросами, верит ли он, что к Мейре приходят мертвецы. Он ответил не задумываясь:
– Конечно, верю. А чего им не приходить? Местные индейцы своих умерших очень почитают. У них самый большой праздник – День мертвых. Только чужих на эти праздники они не пускают, собираются кланами и уходят каждый в свою пещеру.
– В пещеру?
– Да здесь все горы с каким-нибудь своим секретом, то туннели бесконечные, то пещеры, напичканные всякими непонятными истуканами – изваяния там, арки, внутренние реки, да еще черт знает что.