Жизнь и смерть Арнаута Каталана
Шрифт:
Я вспомнила несколько важных французских слов и попросила "папье нуар". Папье нуар не было. Оборванная пленка не лезла в кассету. Я чуть не разревелась.
Тут кто-то еще вошел в паб, и служащая изящно пошутила: "Черной бумаги нет, но теперь есть черный мужчина, если вас это устроит, мадемуазель…"
В паб зашел старый негр в пестрой рубашке и пестрых шортах. Торжественно перездоровался за руку со всеми, перекинулся парой слов со служащими. Потом приблизился ко мне и чрезвычайно учтиво произнес:
– Бонжур, мадемуазель.
Я, подняв голову от голых растопыренных
– Бонжур, месье.
Негр сразу сообразил, в чем дело, и принес фольгу.
Когда моя проблема с пленкой была отчасти решена, я с облегчением вздохнула и попросила стакан красного вина. Служащая неодобрительно хмыкнула: девушка и пьет с утра красное вино!
Негр подсел ко мне и с одобрительным подмигиванием сообщил, что зовут его Гомер (ну как еще могут звать негра!), что он служил прежде в национальной гвардии.
Гомер принадлежал к числу чудаковатых "старых капралов", отставников, которые любят, выпив, бурно общаться с молодыми солдатами и девушками, поучать, отпускать шуточки и, в общем, служить посмешищем.
Потом подъехала машина и выгрузила пять молодых солдат и сержанта. Гомер, извинившись, оставил меня и жадно набросился на солдат. Пока они обедали и курили, Гомер прохаживался перед ними, вызывая снисходительно-добродушные усмешки, паясничал, вещал, словом, развлекался на свой лад.
Наконец Гомер показал мне одного хмурого толстяка из местных жителей (толстяк сидел в глубине паба и неторопливо накачивался пивом). Этот человек собирается сейчас ехать в Тулузу, так он тебя подвезет. Подожди немного, сейчас он закончит обедать и непременно подвезет тебя.
Спустя полчаса толстяк, отдуваясь, вышел из паба и махнул мне рукой. Я встала и под ехидными взглядами солдат пошла за ним к машине. Толстяк без улыбки повез меня на площадь, чтобы я могла полюбоваться видами Авиньонета – я оценила его тактичную, скупую заботу. Затем подвез меня к синему указателю, где было написано "сито де катар", и очень серьезно объяснил, что здесь, на этом самом месте, катары убили зловредного кюре, после чего франки пошли штурмовать Монсегюр.
Завершив рассказ, толстяк повторил его еще несколько раз, убедился в том, что я все поняла (он заставил пересказать услышанное), строго поглядел на меня и полез обратно в машину. И мы поехали обратно, в Тулузу.
Мимо проносились поля, маки, колосья, холмы, виллы со щьенами. Толстяк поведал, что он – архитектор и много лет работал на Мартинике. После этого он поставил кассету с латиноамериканской музыкой. "Гуантанамера" в исполнении Дина Рида и прочее звучало странновато здесь, среди холмов Лангедока.
Мы ехали молча, поскольку толстяк не обладал той неуемной жаждой общения, какой был наделен Гомер, и не умел бойко болтать на незнакомом языке. Когда мы добрались до Тулузы, он подарил мне на прощание эту кассету с латиноамериканской музыкой и все-таки улыбнулся, когда я сказала: "Мучо грасиас".
Н.А.Осокин в своем фундаментальном труде "Первая инквизиция и завоевание Лангедока французами" (60-е годы XIX в., Казань) время от времени принимается рассказывать о каком-то Арнальде Каталонском, который плавно перетекает в Вильгельма Арнальди, а затем и в Гильома Арно. "Жизнеописания трубадуров" по этому поводу сообщают, что в Тулузе действительно выкинули из монастыря доминиканца Арнаута Каталана, который некогда – возможно – был трубадуром. Поскольку Осокин этот же эпизод относит к "Вильгельму Арнальди", то я сочла возможным поставить знак равенства между бывшим трубадуром Каталаном и инквизитором Арнальди, зверски убитом в Авиньонете.
О самом трубадуре Каталане известно до изумления мало. Книжка "Поэзия трубадуров. Поэзия миннезингеров. Поэзия вагантов", выходившая в серии "Всемирная литература" (М., 1974) об Арнауте Каталане сообщает лаконично следующее:
"Арнаут Каталан, первая треть XIII в. О поэте известно только то, что он посещал Прованс – может быть, двор графа Тулузского – и североитальянские города (Ломбардию). Судя по имени, был родом из Каталонии".
Стихотворение "…Как-то раз наедине", посвященное неудачному любовному приключению поэта в Ломбардии, приписывается Каталану и приводится в романе в переводе Валентины Дынник.
Другой источник, вообще не содержащий никаких произведений Каталана, – "Жизнеописания трубадуров" ("Литературные памятники"), М., 1993, приводит отрывки из хроник, описывающие различные злоключения инквизитора Арнаута Каталана в Альби и Тулузе. Комментарий лаконично добавляет: "Возможно, речь идет о бывшем (до принятия монашеского сана) трубадуре, авторе шести дошедших до нас кансон, принадлежащем к известной тулузской семье".
Я предположила, что Арнаут Каталан остался для потомства фигурой темной и вынуждена была, за неимением информации, сочинить свою версию. Она, скорее всего, не соответствует истине, но во всяком случае не является принципиально лживой.
Вообще же почти все эпизоды романа, за исключением нескольких последних, являются вымышленными. Единственный принцип, которого я придерживалась железно – это принцип непротиворечивости. Возможно, события происходили не так и не с этими людьми; но они МОГЛИ происходить так и с этими людьми.
Например, известно, что святой Доминик как-то раз отобрал у палачей осужденного еретика, сняв того чуть ли не с костра. Еретик не только не поблагодарил, он еще долго коснел в ереси и при жизни Доминика так и не раскаялся. Этим человеком явно не был, но МОГ быть Арнаут Каталан. Не знаю, приходил ли к нему Доминик после смерти. Но – мог.
Что касается Саварика де Маллеона, названного в романе Нечестивцем, то я долго колебалась – приписывать ли его все это озорство или не стоит. Действительно существовала пьеса "Ересь попов", игравшаяся при дворах провансальских сеньоров. Саварику же почтенный цистерцианский монах, Петр Сернейский, автор хроники Альбигойской войны, посвятил поистине вдохновенные строки – бранные эпитеты в адрес Саварика де Маллеона, ни разу не повторяясь, занимают почти треть страницы большого формата ("Жизнеописания трубадуров"). Чем-то допек католическое духовенство этот сеньор. Поэтому не думаю, что оклеветала его. В принципе, эн Саварик мне весьма симпатичен.