Жизнь - игра
Шрифт:
— «Сколько же денег лежит в карманах девушки?» Чуть не рассмеялся, сообразив, что эта мысль пришла от двух мужиков, прячущихся в дальних кустах и рассматривающих нас с мадемуазель в цейсовский немецкий бинокль. Меня они приняли за мальчика — слугу.
— Мероприятие усложняется и становится чисто приключенческими, вместо ожидаемого, любовно — эротического, — возбуждённо убыстрил анализ событий. Через полминуты, выпав из транса уже просчитал 15 предположительных сценариев моего поведения.
— Мадемуазель Клеменс, — крикнул нарочно громко и по русски, — через час будет готово мясо, как вы приказали.
— Тогда подождём часик, — тут же пришёл мысленный издевательский ответ, уже пятерых наблюдателей.
— Милый друг Василий, — напевно, на родном языке прокричала художница, — мы же договорились изъясняться только по французски. Звонкий девичий голосок, с экзотическим прононсом, перенастроил мужиков в кустах на лирический лад. Именно та реакция которой я и добивался от них. Моя взрослая подруга, уже давно не была девственницей, но прячущиеся дезертиры задумали отобрать не только честь, но и жизнь. Разумеется, не забыв все многочисленные вещи, примеченные ими в повозке и на земле вокруг неё. Я же, суетясь заполошно по поляне, подготовил поле будущего сражения, разложив предметы способные заменить оружие. Даже нарубил, тяжёлых сырых кольев, на всякий пожарный случай. Внезапно, услышал рассудительные мысли коммерсанта, а не бандита:
— Продавать это барахло придётся в Челябинске или даже в Екатеринбурге.
— Появился кто — то новенький и очень серьёзный — вспыхнула тревога. Как оказалось, ко времени готовности шашлыков, уже распространяющих божественный аромат, собралась вся банда. Они никогда не злодействовали близ родного им города. Проезжая, только что, на воскресную барахолку в Курган, с награбленным в Казахстане и у киргизов нехитрыми скарбом, им попались на глаза мы. Вернее, сначала услышали странный звон и непонятное пение. Не большой отряд разведчиков, убедившись в безопасности добычи, уговорил главаря нарушить неписанный обычай, не охотиться возле логова. Трое местных, в том числе и вожак, сразу узнали мадемуазель прибывшую в прошлом году, опознали бричку купцов Смолиных, и решили имитировать «утонутие под лёд». Они не надеялись на особо большие денежные прибыли, но манящий запах шашлыка и похорошевшая француженка вынудили пойти против своих правил. Полмесяца они рыскали по дальним сёлам, питаясь у костров и не видя женщин, одни страшные и вшивые бабы. Понять их конечно можно, но как мне успеть справиться с дюжиной мужиков, пока не представлял. Одно ясно, каждый мой удар должен быть последним, для принимающей стороны. А ведь поначалу, собирался оставить одного — двух, для организации собственного отряда опричников. Вызнал из мыслей каждого, тайники, где прятали друг от друга свои доли награбленного. Всё своё оружие, тати оставили в давно выкопанной яме, в пяти вёрстах от города.
Как и предполагал, начали с моего удаления, ловко оглушив кулаком в висок. «Кровь им тут совсем не нужна» — понял, кувыркаясь в полёте метров шесть.
— Готов, — внушил я общую уверенность видевшим удар и его последствия. Теперь интересно, что прежде, — девку завалят или шашлыки сожрут? Хоть и рисковали пережарить мясо, сначала зафиксировали девушку. Привязали француженку между двух берёз, видимо заранее присмотренных. Пока привязывали, попутно срывали с неё лучшее платье. Прокравшись к месту экзекуции, увидел распятую верёвками терпилу, из одежды имеющую только грязную варежку во рту. Руки и ноги мадемуазель, растянутые до предела, открыли малоприятный факт. Страх, мучивший её с самого приезда в Курган, чуть было не забытый с моим приходом, вернулся в самый неожиданный момент. Она уже готова была полюбить эту сдержанную красоту берёз и широких просторов, когда её, так шокирующе грубо, вырвали и опустили голую, распятую и беззащитную перед дюжиной торопливо раздевающихся верзил со всклокоченными бородами. По ногам мадемуазель текла жёлтенькая струйка. Безжалостно молчаливые, прежде, мужики, уже успевшие раздеться, торжествующе заржали. Из глаз Клим брызнули слёзы. Успокоенные явной победой, некоторые, вдруг направились к одуряюще пахнущим шашлыкам как были, — голыми. Пришлось внушить им чуть большее ощущение холода. Один из бандитов, молодой и с бородой как у козла, даже поторопил подельников:
— Давай, чтобы быстрее, во все дыры сразу, а то замёрзнем тут каждого пережидаючи. Смертельный страх пробудил лингвистические способности и моя учительница французского отлично поняла сказанное. Чётко представляя своё будущее, задёргалась в бессильном исступлении. Кто-то из коллег козлобородого торопыги — рационализатора, подметил, что лично ему, вообще бы тут нечего делать:
— Ты и так всех овец драл в каждой деревне, что останавливались.
— Чего доброго, ещё крыша поедет у бедной иностранки от такого запугивания, — забеспокоился, поднимая колья и выходя за спину разбойничкам. Медленно двигаясь, пошатывался из стороны в сторону, чтобы привязанная девушка заметила. Наконец добился, что взгляд распятой упёрся в меня и удивлённо поднялись брови, от радостного узнавания. Две не чёсанных головы повернулись вслед взгляду пленницы и тут же упали, не выдержав веса берёзового кола вонзившегося в глазницу каждой. Хорошо, что вновь поднявшийся хохот над овцелюбом — аниматором, скрыл тихий звук лопнувших глазных яблок и мягкий шелест тел падающих на сухую траву. Хуже, что одни из обернувшихся, а затем упавший, находился почти около обнажённой гризетки. (ГРИЗЕТКА — франц. grisette, от gris, серый. Во Франции, молодая девушка, живущая трудами своих рук) Падение мужика с колом в глазу, видели несколько его соратников. Сразу понял, кто конкретно опасен. Один за другим метнул сразу три кола, точно нашедших свою цель. Представляю ощущение девушки, видящей, как из голой груди стоящих перед ней мужчин появляются острые, ярко красные концы деревянных кольев. Оставшиеся, семь перевозбуждённых самцов, бросились на меня, мешая друг другу. Кроме метательных колышков, захватил с мангала шпагу, предварительно сняв готовые куски мяса и лука в приготовленную заранее деревянную чашу с крышкой. Ткнув шпагой одному, самому быстрому, прямо в сердце, хлестнул по переносице другому. Разозлённые до мути в глазах, бандиты стали грамотно окружать меня.
— Пятеро здоровенных, голых козлов против одного ребёнка с зубочисткой, — угрожающе начал, и весело закончил, — придётся и мне раздеться, а то ведь совсем соссыте. Порвав верхнюю рубаху, а затем штаны, оказался в том же виде что и они, собственно, как все, на этой поляне. Постоянно прослушивая ощущения Клим, почувствовал как она обомлела, решив, что я сошёл с ума от страха. Ну не прикол ли, — я боюсь за её разум, она переживает за мой… Взрослые душегубцы, вдруг ощутили дикий ужас, внушённый им моими контрастными словами, а ещё более действиями. Вдруг они прочувствовали, что полутораметровый ребёнок, прямо сейчас, на их глазах, уничтожил семь человек за несколько секунд. Разглядев сатанинский контраст, между лицом ребёнка и торсом Геракла, один — кажется зоофил, потерял сознание, двое других очень жидко и громко обделались, не сходя с места. Только двое оставшихся, запрыгали на ватных от испуга, волосатых ногах, изображая вялую попытку к бегству. Ударом шпаги, подрезал их подколенные сухожилия и развернулся от упавших к единственно стоящим на ногах «обосрамившимся хероям». Сложив руки на груди и держа на них свободно лежащую шпагу, предложил, подать мне верёвки занятые сейчас дамой. Всё ещё находящимся в ступоре, ничего не соображающим, бывшим крестьянам, повторил приказ отвязать девку и связать всех, оставшихся в живых, подельников. Таковых нашлось шесть, ровно половина из бывшей банды. Только проверив крепость спутанных рук и ног, забив всем кляп из обрывков одежды Клеменс, подбежал к упавшей без сил голой мадемуазель. Она даже не прикрывалась, безмолвно плача и глядя на меня. Подняв на руки, отнёс на попоны, уже расстеленные для сидения на холодной земле, возле костра.
Мы оставались совершенно голыми, когда я стал протирать её тело тряпкой смоченной в горячей воде. Благо обрезков тканей я набрал много, для снятия масла с кистей и палитры. Вытерев сначала глаза, губы и шею, подал на вилке кусок шашлыка, недавно снятый со шпаги и ещё не успевший остыть, даже горячий. Она непонимающе — вопросительно взглянула, на что я ответил по французски:
— Остывает же, жалко если пропадёт. Когда неожиданно, нарочито потешно, подмигнул, прерывая затянувшееся недоуменное молчание, Клеменс просто прорвало от смеха. Пока она смеялась, глядя на меня и вытирая слёзы, я устало и обиженно забросил весь большой шмат мяса себе в рот. Кусок оказался явно великоват для пережёвывания.. Тут её вообще скрутило от смеха. Повернувшись на бок, стуча рукой про холодной земле не могла выговорить и слова. Наконец, чуть успокоившись, произнесла:
— Василий я обязана дать вам уроки культуры еды.
— А я обязан вымыть вас, чтобы быстрее одеться, — обиделся наигранно, вытащив мясо изо рта и протирая запачканную ладонь.
— Нужно пообедать и до вечера стать экспрессионистом, под вашим чутким руководством. На вопрос: «Что делать с грабителями?» — уверил девушку, что оставлять их в живых невозможно по многим соображениям. Француженка безмолвно приняла эту необходимость.
Вчерашний приём с протиранием и согреванием кухаркиной дочки, повторился более натуралистично и в обратном порядке. Сначала, слегка протёр девушку сам, добиваясь её возбуждения, незаметными, как бы случайными касаниями любопытного ребёнка.
— Раз уж вы взялись быть моим преподавателем, помогите изучить женское, да и человеческое тело вообще, — рассудительно, почти приказал, по — детски откровенно перебирая интимные места француженки.
— Каждому художнику это крайне необходимо, — продолжил возбуждать её тело.
После получасовых ласк, изнемогая, Клеменс наконец заметила мою, чуть твердеющую мужскую принадлежность.
— Вот видишь, — обрадованно закричала, показывая пальцем. — Ты начинаешь взрослеть.
— Может он от холода набух и закостенел? — пробурчал недоверчиво.
— Давай теперь я, познакомлю тебя с возможностями твоего собственного тела, а заодно и согрею, — радостно вывернулась она из моих рук, запуская одну свою, себе между ног.
— Сделал больно, расцарапал? — обеспокоенно спросил, показывая на низ её живота, — давай смочу слюной, мне всегда становится легче если поранюсь, а сама ты тут не достанешь.
— Лучше бы собака полизала, — болтал деловито и авторитетно, — Бывало, как поцарапаюсь на выгоне, всегда Ветке даю полизать, — зарастает как на собаке. Клеменс резко перестала теребить свой, набухший, моими стараниями, женский половой орган. Выбрав самую жёсткую тряпку, она ожесточённо, почти яростно и быстро протёрла моё тело. Склонившись, принюхиваясь, повторила процедуру в особо ответственных местах.