Жизнь - игра
Шрифт:
Для начала следует придумать объяснение явно иному поведению пастушка, которое будет наверняка замеченным в деревне. Воспоминания о недавней беготне вокруг пёстрого стада подсказали идею падения и удара головой о землю. Избитый приём мыльных сериалов с потерей памяти здесь ещё не так распространён, как в моём будущем. Проявление новых качеств легче объяснить проснувшимся необыкновенным даром от того же сотрясения.
Серая от пыли собака с любопытством наклонила голову, наблюдая необычные телодвижения пастушка, трущегося лицом о засохшую землю. Острые края растрескавшейся глины театрально - показательно расцарапали лоб и щёку. «Довольно больно, - поморщился я, - пусть, лишь бы без заражения». Всё же натурализм ощущений слишком преувеличен для сна. Даже в реальности таких переживаний не припомню. Чувства необычайно обострены. Запахи весенней травы, цветущих одуванчиков, парного молока и свежего коровьего навоза окружают до одурения. Молодое тело пастушка воспринимает все с забытой яркостью и чёткостью. «Обязан сохранить этот дар юности и использовать с максимальной выгодой», - продолжаю обдумывать варианты легализации на селе.
Тактика действий пастушка со стадом в деревне ясна по воспоминаниям, мелькающим время от времени. Завести корову прямо в стайку надо только бабе Мане - она даёт кусочек хлеба за это. Остальную скотину разбирают сами хозяйки или их дети, встречая на окраине деревни. «Не забыть прихрамывать, для большей достоверности падения», - решил прежде, чем ребёнок задремал, пригревшись на полуденном солнце. Странное чувство, когда видишь чужие сны. Если исходить из примитивных видений вечно голодного ребёнка, информация о деревне складывается довольно разрозненная. Мендера - село контрастов. Ночевать ему приходится с коровами и овцами в стойлах, где теплее, где пускают. Есть то, что подают жалостливые хозяйки, а часто ворует из кормушек лошадей и поросят. Последнее время привечает зажиточная семья, имеющая большой дом в центре деревни, почти около церкви. Остаётся надеяться, что реальность близка к сладким ожиданиям.
Наконец приближаюсь к вечерней деревне. Никто, кроме ребят, примчавшихся отводить животину по домам, не обращает на меня внимания. Одеты встречающие дети гораздо лучше, некоторые даже в покупной обуви, но презрения мне не выказывают. Только один парень, явно старше, поддразнивает: «Вася - карася, пуза порвалася». Заметив разодранное лицо, заменяет слово «пуза» на «морда» и радостно продолжает распевать, довольный собой. Чувствую, благодаря чужому опыту, необходимость терпеть злые шутки. Видимо парень чем - то опасен. Вот и тот дом, в котором меня подкармливают и собираются усыновить. Из высоких, богато украшенных резьбой ворот выходит стройная баба с чёрными, туго забранными наверх под платок волосами: «Опять ничего не ел Василко?» - спрашивает тётя Таисья жалостливо. Весенний вечер уже прохладен, но от этих слов во мне разливается тепло и радость. «Заходи вечерять, - зовёт ласково, - у нас много сегодня осталось». Чуть тише и многозначительно добавляет: «Сам приехал, ждали, вот и наготовили». Понимаю всю важность сегодняшнего позднего ужина. Финансовый успех дела, которым занимался хозяин, определил решение об усыновлении меня. Почему решил именно так, понять не успеваю. Передав последних коров хозяевам, возвращаюсь почти тотчас. Разглядев в темноте мою поцарапанную рожицу, ждущая меня женщина всплёскивает руками и кричит, чуть не плача: «Сиротинушко ты горемычное, так и убиться недолго». Молчу, понуро опустив голову. Кажется, именно сегодня меня будут проверять на пригодность к званию сына.
В горнице горят две керосинки, освещая празднично заставленный стол и людей за ним. Но более всего ещё из сеней меня волнует завораживающий запах варёного мяса с чесноком. Немного теряюсь, попав в круг света, но инстинктивно крещусь на иконы в переднем углу, подсвеченные лампадкой. Как хорошо, что религиозные инстинкты парнишки так сильны. Все сидящие около стола мне знакомы. «Здраве будьте хозяева дому», - произношу я с поясным поклоном. Сидящий под лампой хозяин Яков преувеличенно серьёзно отвечает: «И тебе не хворать, Василий». Маленькая старушка, сидящая ближе всех ко мне - его мать - подмечает: «Да уж где-то расшибся, пострелёнок?». «Запнулси», - отвечаю с наигранным вздохом, чуть помолчав. Все радостно хохочут. Только дед, сидящий на отшибе, внимательно наклоняет к свету остроносое и хищное лицо, чтобы лучше разглядеть меня. «Вот кто тут главный», - предполагаю сразу. Старику показалась слишком сложной моя игра интонациями. Или заподозрил хитрое желание развеселить собравшееся общество. Почти тут же дед Прокоп успокаивается. «Показалось», - решает он. «В будущем стоит быть с ним осторожнее», - отмечаю в уме. «Любопытно, - мелькает мысль, - почему я слышу его?». Собственно, на лице этого деревенского психолога всё написано открытым текстом. Для оправдания неизбежных неувязок моего нового поведения с ожидаемым и уже привычным в деревне, добавляю всё же, как планировал: «Головой шибко зашибся, стемняло аж». «Похоже, зря перегнул палку насчёт серьёзности падения», - спохватился, когда дед Прокоп переглянулись с сыном встревоженно. Мать хозяина оказывается смыслящей в травмах и лечении. В лечении деревенские все вынуждены понимать, так как медицина и ветеринария в те времена были привилегией городов. Баба Клава ощупывает голову, смотрит в глаза под неровно мечущимся светом керосинки, указывает пальцем смотреть в разные стороны. Заставляет встать на одну ногу и закрыть глаза, разведя руки. Продержав ещё полминуты, резко разворачивает меня и шлёпает по тощей заднице. «Иди умойся, варнак», - ворчит наигранно сурово. Пока старательно и неумело плещусь у рукомойника в дальнем углу, она тихо сообщает всем: «Здоров головой совершенно». «А «стемнялось» может от солнцепёка, а, ещё пуще того, от голода», - и все облегчённо - понимающе вздыхают.
Во время моего кормления, устроенного специально для знакомства, стараюсь есть не очень жадно. Дед Прокоп подмечает общее настороженное внимание за столом. Как бы шутя, толкует: «В старину, нанимая работника, преж кормили до отвала. Кто больше ест, того и брали, тот и лучший работник». По горенке проносится общий смешок, раскрепощающий всех, в том числе и меня. Наваливаюсь на еду уже смело, по-детски откровенно. Главное не пользоваться ножом и вилкой, не показывать умения мне не свойственные. Но на этом моя презентация не завершена. «Мечи реже, пострелёнок, ещё в баню мыться пойдёшь», - улыбается в седую бороду дед. Кстати, борода странно расчёсана на два конца. Почему - то приходят в голову мысли о двоеданах. «Обожрёшься тут, а на полке от жару опять стемнеет», - продолжает старший семьи нарочито заботливо. Уже успокоенные явно единодушным и устраивающим всех решением, собравшиеся расслаблено смеются на разные голоса.
Отдирать с меня грязь пошла старая знахарка, профессионально проверявшая последствия моего мнимого падения на поскотине. В белой полотняной рубахе на голое тело бабуся выглядит немного пугающе в темноте бани. «Скидай все тряпки», - решительно командует в предбаннике. Смело раздевшись, немного удивляюсь, наблюдая, как ветхая одежда летит в потухающую печь. Знаю, что в деревне дети иногда бегают совершенно голыми лет до семи - девяти, потому стою, не стесняясь, как и положено невинному ребёнку. Простого откровенного осмотра при свете керосинки, видимо не достаточно. «Пошли париться, - командует старая хозяйка, - всю хворь выгоню берёзовым духом».
Положим, парить старая не умеет или не имеет такой задачи. Главная цель - исследование моей кожи на предмет чесотки, язв либо других заразных болезней. Усыновителей не трудно понять. Никаких медицинских осмотров никто не проводил, как со мной, так и ни с кем в деревне. Приходится удивляться насколько профессионально я ощупан, включая лимфатические узлы в паху, за ушами и других труднодоступных местах. Молчу на протяжении всей банной процедуры, как партизан. Вместо мыла используется печная зола, заранее заготовленная в деревянном корытце. Только голову промываем настоящим и вонючим мылом очень плохого качества. Уже чистые волосы, мойщица пудрит едко пахнущим порошком и яростно, до боли, перемешивает до самых корней. «Видимо у них так принято, спасаться от вшей», - соглашаюсь обречённо. Бабушка, поначалу настроенная деловито, тиская детское тело, проникается материнской нежностью. «Худышка-то ты какой, сиротинушка брошенный», - шепчет она уже ласково. Одеваюсь во всё чистое, хотя и ношенное. Вместо трусов натягиваю длинные белые подштанники.
Укладывают спать меня на остывающей русской печи, из глубины которой улавливаю сказочный аромат мяса томящегося там. «Завтра скотину погонит Фролка, договорились уже, а ты выспись спокойно», - негромко сообщает моя будущая мама. Мне до слёз приятно чувствовать и принимать заботу о себе. Удивительно, как мой взрослый разум из будущего последние пять или шесть часов не вмешивался со своими чуждыми рассуждениями. Приятные воспоминания от сытного ужина, жар печи, а ещё больше память об оставленном на утро настоящем мясе, вызывают непроизвольную блаженную улыбку на моём лице, и детское сознание сладко засыпает.
«Картина вырисовывается симпатичная, - решаю я, - но это только начало великого пути». Всё ещё не заметил календаря. В приятных хлопотах не успел узнать точную дату преддверия «великого пути». Из редких разговоров взрослых за столом можно с уверенностью утверждать одно - революции ещё нет. Главное сейчас - попытаться найти способ управления поведением аборигенов. Нужно добиться полного доверия, не вызвав испуга или огласки. Действовать предстоит много и очень тонко, а значит не спеша, без суеты. Крайне необходимо расписать подробную легенду для внедрения, чтобы постоянно иметь перед глазами план действий. «Вот только печатать в текстовом редакторе с помощью мыслесигналов не успел потренироваться», - огорчаюсь досадливо. С другой стороны доступность интернета даёт надежду делать записи в сетевых ресурсах. Задаю мысленно поиск с тематикой: «Фантастика, путешествие во времени, творчество...». Регистрируюсь. Под видом пробы пера начинаю писать легенду для попаданца, на каком-то из графоманских ресурсов. Суть техники переноса во времени не стоит расписывать подробно. Несмотря на то, что самому ещё не всё понятно, пытливые конкуренты могут меня перегнать. Важнейшее для успеха сейчас - доскональное знакомство с ситуацией в современном мне, теперешнем обществе.
Прежде всего, следует собрать всю информацию о событиях в России и мире в предреволюционные времена. Зная глобальную ситуацию, можно легко предсказывать предстоящие мелкие неприятности. Любая смена власти означает потерю сбережений, хранящихся в банковских бумагах. Останутся в цене лишь золотовалютные запасы. Выписал всех богатых людей живущих поблизости. Вдруг удастся склонить к помощи мне либо манипулировать ими. Просто удивительно как бедна капиталистами моя родная Зауральская сторонка в это время. Все крупные капиталы сосредоточены в Европейской части России. «При разумном подходе вполне хватит ресурсов моих земляков», - решаю убеждённо.