Жизнь как матч
Шрифт:
Стадион «Парк-де-Пренс» просто беснуется. Сорок тысяч возбужденных, мстительных глоток исходят в крике и свисте. Это как ураган. Моя бедная голова должна была, вероятно, расколоться от брошенных в нее упреков. Я наконец успокаиваюсь, прихожу в себя в теплой ванне в раздевалке и окончательно овладеваю собой под холодными обжигающими струями душа.
Прошло полчаса.
Наконец я слышу знакомый шум, который усиливается резонансом кирпичных стен, и вот в беспорядке в раздевалку вваливаются после своей капитуляции игроки сборной Франции. Их футболки – мокрые от пота, глаза сверкают гневом. Доказательство того, что матч проигран вчистую.
Но меня ожидает еще одно испытание: послематчевая пресс-конференция,
Я не хочу выставлять на всеобщее обозрение то состояние, которое я испытываю при поражении, тем более учитывая настроение всеобщей враждебности по отношению ко мне. Кроме того, те 30 минут, которые я провел в одиночестве в окрашенных охрой каменных стенах раздевалки, были, по-моему, самыми трудными во всей моей карьере.
Во время пресс-конференции я чувствую, как на меня бросают утешительные взгляды Тигана и Баттистон. Взгляд Идальго, словно у побитой собаки, а по глазам отца, который, конечно, переживает меньше, чем я, все же видно, как он сильно страдает.
По правде говоря, я терпимо отношусь к критике. Я понимаю, что можно освистать игрока. Но не до такой же степени, чтобы принудить его добровольно уйти с поля…
Эти «откровения» о моей ежемесячной зарплате несомненно привели к возникновению в среде наименее выдержанных болельщиков фронды «анти-Платини».
Уже в который раз за несколько месяцев я вынужден всенародно оправдываться. Объяснять, что мои неспортивные доходы не имеют ничего общего с моей ежемесячной зарплатой.
Но расскажу все по порядку.
В свое время я принял решение разрешить использовать мое имя в рекламе жареной рыбы, детской футбольной формы, обуви и конфет. Четыре превосходных контракта.
Затем благодаря усилиям Бернара Женестара, который превосходно исполняет свою роль поверенного в моих делах, на коллекции готовой одежды для детей в возрасте от шести до шестнадцати лет (джинсы, куртки, водолазки) появились факсимиле моей подписи и мой игровой номер. Я внимательно слежу за этой коллекцией, разработкой которой руководит Даниэль Эштер.
Став игроком международного класса, я всегда хотел создать собственную «марку», как, например, у теннисиста Рене Лакоста. Однако все мои усилия в этом направлении навлекают на меня поток саркастических замечаний со стороны тех, кто никогда ничего серьезного не создавал. Футбольный мир, по крайней мере его руководство, искоса поглядывал на появление в моем лице продюсера различных спектаклей. Именно Женестар организовал первые праздничные представления с участием Колюша, [24] Клода Франсуа, Тьерри де Люрона и Мишеля Сарду. [25] Они еще не были звездами. От итальянской до испанской границы все спортивные арены были, так сказать, уже у него в кармане. Мы с Женестаром очень быстро заключили контракт. Но как только узкий мирок футбола узнал о том, что он является консультантом в этом вопросе для дюжины игроков-профессионалов, среди которых Мариус Трезор, Дидье Сикс, Жан Пети, Делио Оннис, Альбер Эмон, Бернар Гардон и т. д., не говоря уже о Яннике Ноа и Дидье Пирони, «большие» начальники из федерации возмутились. Они просто его боялись. Они считали, что он сманивает большую часть профессиональных игроков. Он должен был с ними объясниться. Уточнить, что все его влияние ограничивалось главным образом помощью при составлении контрактов. Но он
24
Колюш – французский эстрадный артист и мим. – Прим. пер.
25
Клод Франсуа, Тьерри Ле Люрон, Мишель Сарду – французские эстрадные певцы. – Прим. пер.
Такой явно неспортивный подход к делу, вероятно, вызвал возражения и даже определенную зависть.
В итоге все это привело к страшной буре, которая разразилась во время крушения сборной Франции во встрече со «Штутгартом» в «Парк-де-Пренс».
Публике вбивали в голову идею о моих фантастических заработках, и ей не понравилась моя спокойная игра, они даже не делали скидки на то, что я мог быть в то время не в форме.
Должен сказать, что мне пришлись не по нутру шумные манифестации, устроенные болельщиками в тот памятный вечер. Нож гильотины Парижа опустился на мой затылок.
Вечером того же дня я вернулся в Сент-Этьенн на самолете нашего клуба. Мы приземлились в час ночи в аэропорту «Бутеон». Там я с одним из моих друзей по команде осушил бутылочку шампанского. Мы весело смеялись, стараясь забыть прошлое. Затем я возвратился домой.
Телефон трезвонил не умолкая.
Всем просто не терпелось поговорить со мной. Вероятно, звонили друзья или знакомые.
Я не поднимал трубку. Не хотелось.
Я не подавал признаков жизни.
2 часа ночи… Я по-прежнему в одиночестве. Хожу по комнате кругами.
Кристель с детьми, Лораном и Мариной, проводят каникулы в Ла Буль.
Не стоит их будить в столь поздний час.
Наконец принимаю решение лечь спать.
Почему эта проклятая кровать так широка?
Почему я здесь в полном одиночестве?
Почему меня так злобно освистали?
Не могу уснуть.
Ожидаю, когда займется день.
Утром с воспаленными от бессонницы глазами вскакиваю с постели и мчусь к телефону.
Вызываю Ла Буль.
Кристель перепугана насмерть. Она уже слышала по радио первые комментарии. Она знает все. Она обращается ко мне со словами, полными любви и ободрения.
Она хочет вернуться домой. Увидеть меня как можно скорее. Несмотря на свое угнетенное состояние, я прошу ее не прерывать каникулы с детьми, по крайней мере подождать еще сутки… Я ей позвоню… Я сообщу ей все новости.
Я все еще в одиночестве. Я решил отрезать себя от мира, от других людей. Не включаю радио. Не отвечаю на телефонные звонки. Никаких газет. Включаю видеомагнитофон, и все время прокручиваю ленты с Луи де Фюнесом. А в памяти воскресает та злосчастная 63-я минута матча сборная Франции – «Штутгарт».
Кто-то звонит в дверь. Это приходит Баттистон.
Я силюсь улыбнуться, черпая новые силы в его добродушной улыбке.
Он везет меня в Сен-Эан, расположенный высоко в горах, в небольшую гостиницу, которая вот уже несколько лет является «генеральным штабом» Доминика Рошто. Мы обедаем вдвоем. Без свидетелей.
Я постепенно прихожу в себя. Я все острее чувствую в себе растущее желание увидеться. с Кристель и детьми.
И вот я принимаю безумное решение. Я резво сажусь за руль своего «рейндж-ровера» и направляюсь в Бретань. Несмотря на сотни километров, которые надо преодолеть, несмотря на физическую усталость, на подавленность духа, я витаю в облаках. Передо мной уходящая в голубизну дорога…