Жизнь как она есть: её зарождение и сущность
Шрифт:
Поэтому мы находимся в очень неудовлетворительном положении. У нас есть две различные теории, очень отличающиеся друг от друга, и все же мы, по-видимому, не можем оценить, которая из них с большей вероятностью окажется верной, не говоря уже о том, чтобы решительно остановиться на одной из них. Почему? Являются ли теории в некотором роде неполными, или же сам предмет представляет собой особую трудность?
Мне кажется, что направленную панспермию критикуют с двух различных точек зрения, диаметрально противоположных по характеру. Первая, которую неоднократно высказывала моя жена, заключается в том, что это не подлинная теория, а просто научная фантастика. Под этим подразумевается отнюдь не комплимент, хотя это можно воспринять и таким образом. Рассказывают, что однажды одно разведывательное управление собрало совещание довольно выдающихся ученых, прямо не сказав им, почему у него возникла необходимость в их совете. В начале собрания управление разъяснило следующее: оно решило, что ему нужно
В этом есть доля истины, хотя требуется немного отделить плевелы от пшеницы. Первые писатели-фантасты, такие как Г. Уэллс и Жюль Верн, оставили довольно солидные книги, описывающие людей на Луне, замечательные подводные лодки и т. д. Обратное также верно. Ведущие ученые сделали ряд глупых замечаний о том, что не будет иметь места. Но моя жена имела в виду совсем другое. Она подразумевала как раз то, что идея имеет слишком много внешних атрибутов обычной фантастики: высшая цивилизация где-нибудь в другом месте, ракета исключительной мощности (фаллический символ?), даже суетливые микроорганизмы, наводняющие девственную Землю. Неужели подобную чепуху можно обсуждать серьезно? Подобная идея отдает НЛО или колесницей богов или же другими распространенными образцами современной глупости.
На это я могу только заявить, что несмотря на то, что идея действительно несет в себе много родовых пятен научной фантастики, ее тело гораздо более прочно. На самом деле, у нее нет основной особенности большей части научной фантастики, которая заключается в громадном скачке воображения, превратно истолковывающем неправдоподобно невероятные научные принципы, на основании которых и совершается этот скачок. Каждый из элементов, который вносится в требуемый сценарий, основан на достаточно прочном принципе современной науки: возраст Вселенной, вероятность существования планет, состав пребиотического океана, выносливость бактерий в неблагоприятной обстановке и легкость, с которой они могут процветать там, где большинство других организмов, без сомнения, погибнет, конструкция ракеты и т. п. Действительно, идея в целом достаточно лишена воображения; ее можно было бы охарактеризовать как паутину правдоподобия.
И все это подводит нас к критике иного рода, то есть к тому, что идея действительно слишком прозаическая, чтобы оказаться правдой, что ей необходима только наша сегодняшняя техника, а также что-то вроде логического развития, которое потребует несколько десятков лет. Все же, сказал бы такой критик, эта предполагаемая высшая цивилизация, если она когда-либо достигала того уровня, который мы имеем сегодня, несомненно, пошла бы намного дальше, чтобы достигнуть тех уровней науки и техники, на которые мы не можем даже мельком взглянуть. Поэтому не глупо ли вести спор, беря за основу лишь то, что мы знаем сегодня? Не окажется ли в конечном итоге все это неверным?
Этот довод, в принципе, убедителен, но мы можем попытаться представить несколько возражений. Во-первых, я постоянно настаиваю, что мы с Оргелом попытались построить научную теорию, а размахивать руками и заявлять, что, в конечном счете, все возможно, — то не совсем научный подход. Более того, у нас действительно нет сегодня техники, чтобы отправить бактерии на другую планету за пределами Солнечной системы, хотя как мы доказали, для создания этой техники у нас есть хорошая основа. Идея о направленной панспермии необязательно ограничивается также довольно прямолинейной ее реализацией, которую мы описали в общих чертах. Новые технические достижения могли бы создать большие возможности и, по крайней мере, дать больше шансов на успех, чем все, на что мы можем надеяться, по крайней мере, в этом столетии. Наконец, если меня загонят в угол, я решительно подниму знамя "Бактерии могут путешествовать дальше» и буду утверждать (хотя не без некоторых приступов малодушия относительно того, что может принести будущее), что какую бы новую технику ни изобрели, этот лозунг все же окажется истинным. Всегда будет существовать расстояние, за пределы которого единственными реальными объектами для отправки являются бактерии. Тех, кто мог бы сказать, что в последующие века проекты такого рода окажутся слишком легкими, я спрошу: «Смогла бы ваша ракета долететь до Андромеды? И если да, то кого бы вы послали?»
Все эти споры представляются мне не слишком продуктивными, потому что они, по-видимому, не ведут к существу вопроса. Нам следует обратить внимание не столько на пикантность идеи, сколько на ее положение в качестве научной теории с хорошей репутацией. Когда мы это сделаем, то увидим, что здесь присутствуют другие недостатки.
Первое — это характер данных, используемых для построения теории. Многое в них представляет собой чуть более, чем роспись на заднем плане. Есть лишь одно основание, которое могло бы вызвать серьезное замешательство при размышлении, и им является явная универсальность генетического кода, хотя, как мы видели, она все еще далека от того, чтобы получить веское обоснование.
Загвоздка в том, что мы с Оргелом натолкнулись на идею о направленной панспермии, главным образом, вследствие размышлений над этим довольно странным фактом. Это означает, что в соответствии с правилами (по крайней мере, теми правилами, по которым играю я), при проверке теории этому следует придавать или небольшое значение, или вообще никакого. Отличительный признак успешной теории заключается в том, что она правильно предсказывает факты, которые не были известны, когда теория была представлена, или, еще лучше, о которых тогда имели неверное представление. Хорошей теории должны быть присущи, по крайней мере, две особенности: она должна находиться в остром противоречии, по крайней мере, с одной альтернативной идеей, и она должна делать прогнозы, которые можно проверить. Третье желаемое свойство заключается в том, что она не должна быть поверхностной теорией, — а именно, что она должна относиться к очень широкому кругу наблюдений, и оно действительно здесь неприменимо.
Направленная панспермия, безусловно, отвечает первому требованию И лишь обращаясь ко второму, мы попадаем в затруднительное положение. Теория дает довольно определенный прогноз: все древние организмы должны были появиться внезапно, без каких-либо признаков более простых их предшественников здесь, на Земле. Второй прогноз правдоподобен, но не существенен для успеха теории, несколько различных типов микроорганизмов должны были появиться более или менее одновременно. Очевидно, что если бы мы располагали полными ископаемыми останками древних клеток, то мы, наверняка, смогли бы так или иначе прояснить вопрос, поэтому теория не полностью бессмысленна.
В таком случае, основную трудность представляет не столько характер теории, сколько крайняя недостаточность соответствующих данных. Дело не только в том, что существует мало осадочных пород той эпохи, которые на некотором этапе не подверглись изменениям внутри Земли в течение своей долгой истории в земной коре, но даже если бы у нас имелся достаточный их набор (и, по-видимому, весьма вероятно, что со временем их будет обнаружено несколько больше, чем мы имеем сейчас), все же было бы довольно трудно получить достаточное их количество для того, чтобы быть уверенным, что не упущены важные данные. Когда мы примем во внимание, как трудно было исследовать до конца, во всех подробностях, эволюционную историю даже такого животного, как первый человек, особенно когда мы примем в расчет, какой недавней на геологической временной шкале была эта эволюция, то мы увидим, что задача установления эволюции древних клеток на Земле невероятно трудна. Другие варианты также не выглядят особенно перспективными. Надежда, что живые существа содержат «молекулярные ископаемые» в некоторых своих макромолекулах, обоснована, но для того чтобы позволить нам принять окончательное решение при выборе одной из теорий, непременно должно появиться нечто очень поразительное. То же самое верно в отношении экспериментов, моделирующих пребиотические условия. Действительно, обе последовательности доводов, в силу своей волнующей природы, дали нам надежду. Комплементарная природа структуры ДНК и РНК, с одной стороны, и эксперимент Миллера-Урея, с другой, настолько поразительны, что было бы удивительно, если бы они не имели отношения к вопросу происхождения жизни. Но будут ли проводиться другие подобные эксперименты? Можно ли сегодня провести синтез белка в пробирке в отсутствие каких-либо рибосом, используя только информационную РНК и некоторые прототранспортные РНК, нагруженные аминокислотами? Если это сработает, то это будет весьма впечатляющим. Неужели мы имеем действительно убедительный пребиотический синтез РНК на основании элементарных составляющих, который создал достаточно длинные цепочки с надлежащей степенью точности? И даже если мы смогли бы все это осуществить, докажет ли это возникновение жизни здесь с такой ошеломляющей определенностью, что идея о направленной панспермии покажется излишней?
Выбирая между двумя теориями, очень быстро узнаешь, что одной правдоподобности не достаточно, не говоря уже о том, что на нее обычно оказывают пагубное влияние наши точно не определенные предрассудки. Направленная панспермия, на первый взгляд, может показаться слишком неестественной, но можем ли мы привести веские доводы в пользу такой первоначальной реакции? Тридцать лет опыта в молекулярной биологии научили, что правдоподобия недостаточно. Недостаточно просто подвести гвоздь к краю и сделать им небольшой надрез. Важно вбить его по самую шляпку. Для того чтобы придать теории положение определенности, которое нам необходимо, мы упорно должны вбивать его снова и снова. И, увы, это как раз то, что мы не способны сделать в данном конкретном случае. Каждый раз, когда я пишу статью о возникновении жизни, я клянусь, что никогда не стану писать еще одну, потому что здесь слишком много размышлений, вытекающих из слишком немногих фактов, хотя я должен сознаться, что, несмотря на это, предмет столь захватывающий, что я, по-видимому, никогда не стану придерживаться своего решения.