Жизнь Клима Самгина (Сорок лет). Повесть. Часть первая
Шрифт:
Но бутафор, глядя на всех глазами взрослого на детей, одобрительно и упрямо повторил:
– Нет, он – честный. Он – храбрый, потому что – честный. Один против всех...
Маракуев, Поярков и товарищ их, еврей Прейс, закричали:
– Как – один? А – жандармы? Бюрократы?
– Это – прислуга! – сказал Диомидов. – Никто не спрашивает прислугу, как надо жить.
Его стали убеждать в три голоса, но он упрямо замолчал, опустив голову, глядя под стол.
Клим Самгин понимал, что Диомидов невежествен, но это лишь укрепляло его симпатию к юноше. Такого Лидия не мосла любить. Б лучшем случае ока относится
– Вот – увидите, увидите! – таинственно говорил он раздраженной молодежи и хитро застегивал пуговки глаз своих в красные петли век. – Он – всех обманет, дайте ему оглядеться! Вы на глаза его, на зеркало души, не обращаете внимания. Всмотритесь-ка в лицо-то!
И – шутил:
– Эх, Диомидов, если б тебе отрастить бородку да кудри подстричь, – вот и готов ты на роль самозванца. Вполне готов!
Клим Самгин был очень доволен тем, что решил не учиться в эту зиму. В университете было тревожно. Студенты освистали историка Ключевского, обидели и еще нескольких профессоров, полиция разгоняла сходки; будировало сорок два либеральных профессора, а восемьдесят два заявили себя сторонниками твердой власти. Варвара бегала по антикварам и букинистам, разыскивая портреты m[ada]me Ролан, и очень сожалела, что нет портрета Те-руань де-Мерикур.
Вообще жизнь принимала весьма беспокойный характер, и Клим Самгин готов был признать, что дядя Хри-санф прав в своих предчувствиях. Особенно крепко врезались в память Клима несколько фигур, встреченных им за эту зиму.
Однажды Самгин стоял в Кремле, разглядывая хаотическое нагромождение домов города, празднично освещенных солнцем зимнего полудня. Легкий мороз озорниковато пощипывал уши, колючее сверканье снежинок ослепляло глаза; крыши, заботливо окутанные толстыми слоями серебряного пуха, придавали городу вид уютный; можно было думать, что под этими крышами в светлом тепле дружно живут очень милые люди.
– Здравствуйте, – сказал Диомидов, взяв Клима за локоть. – Ужасный какой город, – продолжал он, вздохнув. – Еще зимой он пригляднее, а летом – вовсе невозможный. Идешь улицей, и все кажется, что сзади на тебя лезет, падает тяжелое. А люди здесь – жесткие. И – хвастуны.
Он снова вздохнул, говоря:
– Не люблю, когда ахают – ах, Москва! Разрумяненное морозом лицо Диомидова казалось еще более картинным, чем было всегда. Старенькая котиковая шапка мала для его кудрявой головы. Пальто – потертое, с разными пуговицами, карманы надорваны и оттопырены.
– Куда вы идете? – спросил Клим.
– Обедать.
И, мотнув головой на церковь Чудова монастыря, он сказал:
– Чиню иконостас тут.
– Вот как! И в театре и в церкви работаете...
–
Диомидов нахмурился, помолчал и предложил:
– Пойдемте в трактир, я буду обедать, а вы – чай пить. Есть вы там не станете, плохо для вас, а чай дают – хороший.
Было бы интересно побеседовать с Диомидовым, но путешествие с таким отрепанным молодцом не улыбалось Климу; студент рядом с мастеровым – подозрительная пара. Клим отказался идти в трактир, а Диомидов, безжалостно растирая ладонью озябшее ухо, сказал:
– Все – работаю. Хочу много денег накопить. И вдруг спросил:
– Вы одобряете Лидию Тимофеевну, что она в театр готовится?
Не ожидая ответа, он тотчас раскрыл смысл вопроса:
– Это ведь все равно как голой по улице ходить.
– Лидия Тимофеевна – взрослый человек, – сухо напомнил Клим.
Диомидов утвердительно кивнул головой.
– По-моему, умные чаще ошибаются в себе.
– Почему вы так думаете? . – А – как же? Я – книги читаю, вижу...
Это показалось Самгину дерзким: невежда, говорить правильно не умеет, а туда же...
– Что ж вы читаете?
– Всякое. Все об ошибках пишут. Притопывая ногою, он спросил:
– Вы – революцией занимаетесь?
– Нет, – ответил Клим, взглянув прямо в глаза Диомидову, – синева их была особенно густа в этот день.
– А я думаю – занимаетесь, вы такой скрытный.
– Почему вас интересует это?
– Когда мне об этом говорят, я знаю, что это правда, – задумчиво пробормотал Диомидов. – Конечно – правда, потому что – что же это?
Он махнул рукою на город.
– А хоть и знаю, да – не верю. У меня другое чувство.
– О революции на улице не говорят, – заметил Клим.
Диомидов оглянулся.
– Это – не улица. Хотите, я вам одного человека покажу? – предложил он.
– Какого?
– Увидите. Замечательный. Он – по субботам проповедует.
– Революцию?
– По-моему – еще хуже, – не сразу ответил Диомидов. Клим усмехнулся.
– Забавный вы человек!
– Пойдемте! – тихонько, но настойчиво упрашивал Диомидов. – Сегодня – суббота. Только вы попроще оденьтесь. Хотя – все равно, – бывают и такие. Даже околоточный бывает. И – дьякон.
По ласкающему взгляду забавного человека было ясно: ему очень хочется, чтоб Самгин пошел с ним, и он уже уверен, что Самгин пойдет.
– Страшно интересно. Это надо знать, – говорил он. – Очки – снимите, очковых людей не любят.
Клим хотел отказаться слушать вместе с околоточным проповедь чего-то хуже революции, но любопытство обессилило его осторожность. Тотчас возникли еще какие-то не совсем ясные соображения и заставили его сказать:
– Дайте адрес, я, может быть, приду.
– Лучше мне зайти за вами, проводить...
– Нет, не беспокойтесь...
Вечером Клим плутал по переулкам около Сухаревой башни. Щедро светила луна, мороз окреп; быстро мелькали темные люди, согнувшись, сунув руки в рукава и в карманы; по сугробам снега прыгали их уродливые тени. Воздух хрустально дрожал от звона бесчисленных колоколов, благовестили ко всенощной.
«Любопытно, – в какой среде живет этот полуумный? – думал Клим. – Если случится что-нибудь – самое худшее, чего я могу ждать, – вышлют из Москвы. Ну, что ж? Пострадаю. Это – в моде».