Жизнь Кости Жмуркина, или Гений злонравной любви (др. изд.)
Шрифт:
Юный Жмуркин горячо заверил инженер-капитана в том, что всю жизнь только и мечтал работать на складе, а особенно – радиотехническом, что отец его тоже был кладовщиком, а мать бухгалтером в снабжении и всю эту кухню он, Костя, досконально знает с детства. Ударили по рукам, и через три дня новоиспеченный завскладом уже стоял перед необъятными стеллажами, забитыми чем-то таким, о чем он даже представления не имел. (Воинская часть, в которой оказался Костя, кроме обычного цифрового обозначения, имела еще и название – «Научно-исследовательский пункт по слежению за космическими объектами», и потому сюда чуть ли не железнодорожными составами перли всякое электронное оборудование, большая часть из которого так и оставалась невостребованной.) Кроме собственно склада радиодеталей, где хранилось имущество без малого семи тысяч наименований, на Костино попечение достались склады
Проведенная втихаря поверхностная инвентаризация, а вернее – самопроверка, обнаружила зияющие пробелы. Не хватало дюжины топоров и ножовок, сотен радиоламп, тысяч транзисторов, километров магнитофонной пленки, многих литров лака и почти центнера краски. Только со спиртом они так и не смогли толком определиться. Его действительно было так много, что даже суточные колебания температуры давали излишек или недостаток в несколько килограммов. Плотность спирта в каждой отдельной бочке мог определить только лабораторный анализ, невозможный в условиях части. Вконец запутывал ситуацию разнобой в сортах – был тут спирт-ректификат и спирт-гидрат, что не одно и то же даже для самого последнего пьяницы. Так и осталось тайной, сколько этого добра сумел вылакать Костин предшественник, прежде чем симптомы поразившей его белой горячки стали очевидны для всех.
Задача, поставленная Косте Кочкиным, была такова: во-первых, не допускать дальнейшего разбазаривания имущества, во-вторых, сделать все возможное для покрытия уже имеющейся недостачи. Третий пункт Костя домыслил сам, но обнародовать не стал: пользуясь своим положением, прожить эти два года если не весело, то хотя бы без забот. Забегая вперед, надо сказать, что все три условия он выполнил. Хотя и при нем было украдено немало, проведенная перед демобилизацией ревизия показала, что на складах царит полный ажур.
Воровали в этой части, кстати говоря, все, кто только мог что-либо украсть. Только одни крали по-крупному и смело, а другие по мелочам и с оглядкой. Самым отъявленным вором по праву считался заместитель командира по тылу полковник Нестеров. Впрочем, он этого и не скрывал. По его гладкой роже постоянно блуждала глумливая воровская улыбка. Однажды, заскочив по какому-то делу на Костин склад, он узрел на его столе дивный морской хронометр, заключенный в ящик из красного дерева. Ни слова не говоря, Нестеров жестом опытного ширмача мигом смел хронометр в свой объемистый кожаный портфель.
– Товарищ полковник! – взмолился Костя. – Он же за складом числится!
– Жмуркин, Жмуркин, ты не забывайся, – скороговоркой осадил его Нестеров. – Если надо будет, я не только это барахло, я тебя самого спишу.
Заместитель по тылу не брезговал ничем – крал бензин, поросят, пиломатериалы, обмундирование, хлеб, огурцы (не поштучно, конечно, а центнерами), медикаменты, списанные автомобили и так далее.
Не вызывало сомнения, что он с кем-то делится, иначе откуда бы взялась такая наглость. Даже на особиста, который со зловещим видом нередко прогуливался возле свинарника или автопарка, ковыряясь палкой в мусорных ямах и скотомогильниках (при этом он был похож отнюдь не на Эркюля Пуаро, а на обыкновенного бомжа), Нестеров демонстративно плевал. Тем более не являлся для него авторитетом занудливый и злопамятный начальник штаба, начинавший службу коноводом еще у Буденного. Был случай, когда одна из имевшихся в хозвзводе лошадок – не то Бидон, вывозивший отходы с кухни на свинарник, не то Роза, вывозившая конечный результат переработки этих отходов со свинарника на огороды, – посмела загадить плац. Следы этой диверсии первыми обнаружили зеленые навозные мухи, а вторым, всего за полчаса до общего построения, начальник штаба.
– Когда же будет положен конец этому сраму! – воззвал он к командиру части генерал-майору Глазенапу-Граве (по слухам, потомку остзейских баронов, доктору наук и лауреату премии Анри Галабера за выдающиеся достижения в освоении космического пространства). – Если так и дальше пойдет, скоро прямо на крыльцо штаба гадить станут!
– Ты, таблеточник, не кукарекай, – спокойно возразил Нестеров, заходя за спину генерала и говоря как бы от его имени. – Подумаешь, проблему выискал. Взял бы лопату, да и сам убрал тихонечко. За кобылой Буденного небось не брезговал говно подбирать.
Генерал, которого проблемы двойных и переменных звезд занимали куда как больше, чем этот спор, только тяжело вздохнул и ничего не сказал. Дряхлый, слабогрудый начальник штаба схватился за сердце и, шатаясь, ушел писать жалобу министру обороны. Как всегда ухмыляющийся, Нестеров сунул на утверждение командиру очередной акт о падеже поросят. Унынию он вообще никогда не поддавался. Жизнь для него давно стала светлой песней и осуществленной мечтой.
Старшие офицеры – начальники станций и лабораторий – в основном крали спирт, хотя и прочими мелочами не брезговали. В какой-то мере их оправдывало то, что делалось это не корысти ради, а по телесной нужде – в военторге алкогольными напитками торговали исключительно по спискам, а до ближайшего магазина было верст десять с гаком.
Для проведения регламентных работ, в зависимости от типа станции, выделялось от десяти до пятнадцати килограммов девяностошестиградусного зелья, но до контактов и разъемов доходила едва ли бутылка-другая. Случалось, что глубокой ночью Костю будил какой-нибудь майор или подполковник в накинутом прямо поверх белья кителе и заплетающимся языком просил:
– Константин, выдай, ради бога, за август месяц. Позарез нужно. – При этом эмалированный чайник в его руке жалобно дребезжал.
– Да вы, Иван Иванович, наверное, рехнулись, – протирая глаза, отвечал Костя, сам не всегда трезвый. – Июнь еще на дворе. Да и часовой возле склада стоит. В караулке нужно допуск брать.
– Константин, это мы все уладим. Твое дело черпать и наливать.
Черпание и наливание в целях конспирации всегда происходило в темноте, что заранее снимало с Кости обвинения в умышленном недоливе. Да и недосуг было счастливому владельцу чайника считать граммы – душа ведь горела!
Поначалу Костя старался не наглеть. Сначала нужно было присмотреться к обстановке. Публику, прибившуюся к складу при прежнем хозяине, он не отшивал, но и не перекармливал. Посетив конюшню, где его предшественник расчесывал хвост знаменитого Бидона, Костя выведал у него немало профессиональных тайн. В ближайшие помощники себе он взял латыша Лаузиса, до армии успевшего окончить радиотехникум. Тот не только научил своего молодого босса отличать диоды от триодов, а вольтметры от осциллографов, но и частенько развлекал его игрой на гитаре. По-русски Лаузис изъяснялся через пень-колоду, и поэтому тексты всех популярных тогда песен были записаны у него в специальной тетрадке в латинской транскрипции. Под номером первым числился «Альтаир», под последним, тридцать пятым, – «Эти глаза напротив». Стоило только назвать правильный номер, и Лаузис, раскрыв свою тетрадку, с жутким акцентом, но очень проникновенно исполнял заявку. Содержание песни его совершенно не занимало.
Тот же Лаузис, призванный на год раньше Кости, указал ему на многих потенциальных клиентов. Заведующий санчастью скупал магнитофонную пленку хорошего качества, капитан Ловцов – электроды от списанных радиоламп, вольнонаемный теплотехник Бурый – слесарный инструмент, прапорщик Барбакадзе – все, что потом можно было с выгодой перепродать.
Система списания ушедшего налево имущества была настолько же проста, насколько и эффективна. К примеру, на склад являлся какой-нибудь недавно назначенный начальник станции, которому позарез был нужен один-единственный транзистор. Костя доброжелательно и подробно разъяснял ему систему деятельности службы снабжения. Вначале полагалось составить подробную и мотивированную заявку. Затем ее требовалось утвердить у вечно загруженного делами заместителя командира части по измерениям. С надлежащим образом оформленной заявкой нужно было отправляться в бухгалтерию на розыски делопроизводителя Нины (была она молодой вдовой, имела двух детей-дошкольников, сама отличалась слабым здоровьем, считалась любовницей полковника Нестерова и в силу всех этих обстоятельств своими служебными обязанностями манкировала без зазрения совести). Однако даже тот, кто умудрился вырвать у Нины вожделенную накладную, радовался преждевременно. Внезапно выяснялось, что имущество можно получать только дважды в неделю, в строго определенные часы, почему-то всегда совпадающие то с политзанятиями, то с учениями по химической защите, то еще с какой-нибудь аналогичной напастью. Промаявшись таким образом немалый срок, несчастный офицер или вовсе отказывался от своей затеи, или, следуя доброму совету сослуживцев, шел к Косте на поклон. Тот самолично выписывал бедолаге так называемую «открытую накладную», в которую заносил все, что требовалось клиенту. Закрывая накладную в конце месяца, он добавлял в нее и кое-что лично для себя. С этими поборами все привыкли мириться, как собака привыкает мириться с блохами. Так велось со времен основания части, а как известно, не нам отменять то, что не нами заведено. Пользы от этого не будет.