Жизнь Людовика XIV

Дюма-отец Александр

Во Франции все было спокойно, хотя каждый понимал хорошо, что это могло продолжаться недолго, что имеет место лишь мирное время между двумя междоусобными войнами.

На границах с Нидерландами два корпуса приносили более вреда соотечественникам, нежели испанцам: один, под командой маршала д'Омона, был на стороне короля, другой, предводительствуемый Со-Таванном, — на стороне принца Конде; первый сделал несколько переходов без особых результатов, второй оставался на месте и грозил нейтралитетом. Маршал ла Ферте-Сенектер находился в Лотарингии с другим корпусом и, не имея такого подозрительного союзника как Со-Таванн, действовал увереннее и взял Миркур, Водврож и Шатте. Конечно, успехи эти были незначительны, но они не грозили государству.

Франко-итальянская

армия также занимала почетную выжидательную позицию. Испанский король был в это время занят Каталонией, поэтому губернатор Милана маркиз де Карасен довольствовался лишь угрозами Пьемонту, не присоединяя к угрозам действий.

Испанская армия была поручена графу Маршену, который был выпущен из тюрьмы в одно время с принцами и сделан не только командующим, но и вице-королем. Подобные превращения тогда особенно не удивляли и случались нередко. Маршен немедленно отправился в Каталонию и заперся в Барселоне, осаждаемой с суши маркизом Мортаром, а с моря доном Хуаном Австрийским.

В южной Франции стояли по разным местам корпуса, служившие маршалу ла Мейльере и герцогу д’Эпернону в последней кампании; люди не остыли здесь еще от междоусобицы и были не прочь развязать ее снова в надежде получить еще кое-какие выгоды.

Наконец, надо сказать, что настоящего флота у Франции тогда не было и в этом отношении Испания, Англия и Голландия имели определенное преимущество.

Оставим на время военные дела в стороне и обратимся к действующим лицам.

Герцог Гастон Орлеанский, пребывая в обычной своей бездеятельности, продолжал играть роль недовольного. Чем более он старел, тем очевиднее становилось его бессилие, которое всегда препятствовало ему в достижении целей. Он был почти в ссоре с коадъютором, не помирившись вполне с принцем Конде, и не доверял парламенту, который, в свою очередь, не имел причин ему доверять; Гастон придумывал всякие ходы ради брака принцессы де Монпансье с королем, но когда наступала минута решений, отступал, отрекался от своих обещаний, словно боялся этого союза. Пожалуй, единственное, в чем он был откровенен теперь, так это в ненависти к Мазарини.

Принц Конде уехал, как мы уже говорили, ночью накануне обнародования декларации о совершеннолетии короля Луи XIV. Из Парижа принц отправился прямо в Три, где находился герцог Лонгвиль, надеясь снова увлечь его.

Но почтенный старик отказался от чести, предлагаемой шурином. Далее принц поехал в Эссон с намерением взять с собой герцогов Ларошфуко и Немурского; один день он ожидал в Ожервиль-ла-Ривьере письма от герцога Орлеанского, но не дождался; далее приехал в Бурж, где встретился с советником парламента, который предложил ему подождать пока не соберется общий совет государственных чинов. Принц всего более на свете не любил спокойного ожидания и с презрением отверг предложение советника, добрался до Монтрона и, оставив здесь принца Конти и герцога Немурского, продолжил свой путь вместе со своим советником Лене в Бордо.

Если Бордо взбунтовался по призыву принцессы Конде и герцога Энгиенского, то принца Конде, как первого зачинщика бунтов и героя-победителя, город встретил восторженно. Бордо стал центром мятежа. Приехали принцесса Конде с сыном, а вслед за ними и герцогиня Лонгвиль, которая поначалу укрылась в монастыре. Губернатор Буржа граф Фуко дю Дуаньон, имевший в своем распоряжении весь берег от Ла-Рошели до Ройона, объявил себя на стороне принца; старый маршал де ла Форс и его друзья из Гиени прибыли предложить принцу свои услуги; герцог Ришелье привел в Бордо рекрутов из Сентонжа и Ониса; принц Тарентский, занимавший Тейебур-на-Шаранте, прислал сказать, что готов к услугам принца. Наконец, ожидали прибытия графа Маршена, обещавшего оставить свое вице-королевство и присоединиться со своими, готовыми взбунтоваться по первому слову полками. Кроме того, советник Лене поехал в Мадрид для переговоров с испанским двором.

Положение принца было самым выигрышным.

Кардинал

Мазарини, которого народ продолжал ненавидеть, находился в Брюэле и получил указ, изданный парламентом, подписанный королем и скрепленный королевой, который объявлял его изменником, человеком вредным и неспособным к службе и исключал на будущее время всех иностранцев из участия в государственных делах. Хотя Мазарини написал трогательное письмо по поводу указа, на самом деле указ его нимало не беспокоил и он состоял в регулярной переписке с Анной Австрийской. Несмотря на все декларации, Мазарини был готов вернуться во Францию и небольшая армия, собранная для этого, только ожидала приказа выступить. Это войско сформировалось в Люттихе и на берегах Рейна, и чтобы его организовать, Мазарини продал все свои ценности.

Коадъютор Гонди, хотя и исполнял данные королеве обещания, казалось, совершенно удалился от дел. Через несколько дней после акта совершеннолетия король позвал его к себе и вручил публично документ о назначении Гонди кардиналом. Не слишком доверяясь, коадъютор послал нарочного в Рим к аббату Шарье, которому поручил ходатайствовать за себя. Столь желаемое и почти полученное кардинальское звание, а также роман с м-ль де Шеврез переполняли счастьем Гонди, делившегося между политикой и любовью.

Принцесса де Монпансье, на которую никто не обращал внимания по причине немилости королевы, все искала себе жениха, но никак не находила. Сначала она как будто собиралась за принца Уэльского, потом за императора Австрийского, затем за эрцгерцога Леопольда, наконец, пошли разговоры о бракосочетании с Луи XIV. Последнее наиболее льстило честолюбию принцессы, поэтому она принялась подогревать отца и толкать его на бунт — бунт значительный, который бы устрашил короля и двор.

Мы показали читателю действующих лиц, теперь обратимся к событиям. В Париже о прибытии принца Конде в Бордо узнали с такой же радостью, с какой принимали в свое время в парламенте. Двор же решил предпринять против Конде поход, подобный тому, который за несколько месяцев до этого был совершен против его жены. Постановили также двигаться по той же дороге, по какой проехал Конде, чтобы уничтожить то впечатление, которое принц мог после себя оставить. Король объявил поход и 2 октября выехал из Фонтенбло, оставив Париж еще 27 сентября. Первый шаг был удачен — Бурж сдался почти без сопротивления, и принц Конти и герцог Немурский, не смея оставаться в Монтроне, отъехали в Бордо к Конде.

Двор пробыл в Бурже 17 дней, потом продолжил путь, двигаясь на Пуатье. И в то самое время, когда начались столкновения между герцогом д'Аркуром, главнокомандующим армией короля, и г-дами Ларошфуко и де Тарантом, командующими армией принца, пришло известие, что кардинал Мазарини в сопровождении 6000 солдат возвращается во Францию.

Нужно заметить, что кардинал двигался медленно через Гюн, Динан, Буйон и Седан, где де Фабер принял его чрезвычайно любезно, поскольку был предъявлен паспорт, присланный королевой. Из Седана во главе шеститысячной армии, имея через плечо шарф зеленого цвета — этот цвет был присвоен его дому — кардинал проехал Ла-Мез, Ретель и отправился далее по Шампани в сопровождении двух маршалов — маркиза Окенкура и маркиза ла Ферте-Сенектера.

Известие об этом заставило парижан забыть и междоусобную войну и войну внешнюю, про армию Конде и испанцев. Члены парламента собрались на заседание, и хотя было прочитано письмо короля с просьбой нимало не беспокоиться о путешествии его высокопреосвященства, поскольку кардинал достаточным образом объявил королеве о своих намерениях, поспешили составить против изгнанника обвинительный акт в дополнение к ранее изданному указу. Было объявлено, что так как кардинал и его сподвижники поступили вопреки королевскому указу, то с этой минуты их надобно считать возмутителями, заслуживающими преследования; что библиотека и все движимое имущество подлежит продаже; что не менее 150 000 ливров получит тот, кто доставит Мазарини живым или мертвым.