Жизнь моя – Армия
Шрифт:
– Колян, ты чего?
Парень потер висок и посмотрел на всех ярко-синими глазами:
– А то, вы хоть знаете глубину снега на этом поле? И еще: свиноматка Марфа весит сто пятьдесят кило. Это какой шест нужен? Которые у нас имеются, не выдержат. Да и Михалыч не меньше весит. К тому же надо учесть то, что они живые и им не объяснишь, чтоб спокойно висели. Ломик короток…
Витек Рогов, поскреб вилами пол и тут же предложил:
– Так давайте в спортзале перекладину от штанги заберем? Она железная. Потом вернем. А снег надо бы померять…
Ваганов буркнул:
– Вот ты и меряй иди. Умник!
Первогодку ничего не оставалось делать, как сказать:
– Есть!
Схватить с гвоздя на стене ватник с шапкой, ремень и исчезнуть. Минут через двадцать он появился в скотном дворе по пояс в снегу, с раскрасневшимися щеками и со здоровенным металлическим шестом метра в три длиной. Радостно сообщил:
– Снег мне по пояс! Самые большие кольца со штанги снять не смог – по-моему приварены. Зато я в спортзале вот эту бандуру стыбзил. Никто и не видел, как упер.
Ефрейтор внимательно осмотрел блестящую, полую внутри, трубу. Поглядел на два крючка, повернутые в разные стороны. Задумчиво сказал:
– Где-то я ее видел… Она где…
Появившийся прапорщик с охапкой одежды прервал его вопрос на полуслове. Он приволок четыре старых солдатских ватника, моток толстой веревки, несколько брезентовых ремней и бодренько приказал:
– Итак, одеваем свинтусов! Выбрал из кучи то, что получше выглядит…
Ваганов удивленно спросил:
– Товарищ прапорщик, а почему нельзя по дороге унести? Тут всего метров на двести дальше. Снег-то по пояс будет! Мы, пока вас не было, проверили. Даже шест нашли подходящий.
Васин ядовито ответил:
– А потому, что я не хочу снова п… огрести от командира! Кто знает, куда полковника нелегкая понесет после отъезда комиссии? Можно бы вечером задержаться, да у меня ремонт в квартире начат и теща вчера попросила оттарабанить на свалку старый диван. Савицкий еще не знает, что здесь хлев вот-вот рухнет! О ремонте осенью говорили, да у меня руки не дошли. Перетащим свинтусов на новое место и как будто так и было…
Солдаты вздохнули. Хитрость прапорщика не прибавила им бодрости. Тащить свиней по снегу страшно не хотелось, но делать было нечего. Пришлось встать и идти к спавшим после обеда животным. Вначале решили унести огромного борова, по кличке «Михалыч». Тот спокойно спал в углу, но едва солдаты начали заходить в клетку, встал на ноги и хрюкнул, тряхнув огромными, закрывшими глаза, ушами.
Одеть свинью в бушлат оказалось не таким и легким делом. Боров, едва только парни попытались приподнять ему одну ногу, чтоб одеть рукав ватника, с ходу придавил сунувшегося вперед прапорщика в угол. Пару раз крепко въехал длинным рылом в пах. От этих ударов Васин глухо охал и сжимал ноги все сильнее. Потом кое-как вырвался и со сдвинутыми коленками выскочил из клетки, переставляя ноги словно парализованный и предоставив отделению солдат самим разбираться с оравшим и сопротивлявшимся свинтусом.
Солдаты мотались вместе с животным по клетке, стараясь избежать его зубов. Все, не по одному разу, выматерили Витька Рогова, но Михалыча все же одели. Свин наконец-то понял, что ему ничего не грозит и уже спокойно позволил завязать себя ремнем, чтоб одежка не распахивалась внизу. Игорь Гулькин расхохотался, посмотрев на странно выглядевшее животное:
– Мужики, если со всеми столько возиться придется и к утру не управимся. Может просто обворачивать станем? Пара ватников и вперед!
Все согласились. Прапорщик, к этому времени пришедший в себя и наблюдавший за всем с другой стороны загородки, скомандовал:
– Ладно, некогда разговоры разговаривать. Связывайте!
Трое солдат лихо справились с задачей, просто столкнув ставшего неуклюжим Михалыча на бок и принялись спутывать ноги широкими брезентовыми ремнями. Визг борова резал уши. Остальные свиньи забеспокоились и тревожно перехрюкивались. Шум в хлеву стоял такой, что прапорщик заорал во весь голос:
– Мать вас яти! Этак командир услышать может. Сделайте что-нибудь!
Догадливый Гулькин забил визжавшему хряку в пасть огромный пук соломы и тот на какое-то время заткнулся. За это время солдаты просунули металлический шест между копыт и принялись подвязывать тяжелого борова под спину веревками. Васин, решивший что все идет, как надо, прихватил старый ватник и направился к загончику с молодняком. Спокойно сказал:
– Я прихвачу парочку поросят, чтоб пустым не идти.
Помогать солдатам нести борова он не собирался. Прапорщик был мужик здоровый, а молодняк не превышал еще по весу пятнадцати килограмм. К тому же это были любимчики начальника подсобного хозяйства. Ваганов все же посоветовал вслед:
– Товарищ прапорщик, вы их заверните в бушлат сглуха. Они же маленькие, простынут…
В ответ раздалось:
– Не учи! Сам знаю…
Что происходило в отделении молодняка никто не видел. Оттуда даже визга не доносилось. Солдаты, справившись с непривычным делом, торопливо накидывали на себя бушлаты, одевали шапки и ремни. Едва Михалыча подняли, как тот снова принялся дико орать, наконец-то справившись с соломой. Отделение заторопилось выйти из хлева на улицу, чтоб визг не так сильно бил по ушам. Васин шагал сзади, прижимая к себе завернутых в бушлат молчавших поросят и пыхтя от натуги, торопил:
– Быстренько! Быстренько…
А как можно было идти быстренько по метровому снегу? Это ведь не утоптанный плац. Уже через полсотни метров четверо солдат, тащивших шест со свиньей, едва не падали, хотя двое из самых слабосильных шагали впереди, торя им путь.
Боров орал не переставая ни на секунду. Его истошный визг далеко разносился по морозному воздуху. Временами голый хвостик или свинячий зад касались снега и тогда визг становился еще пронзительнее. Солдаты морщились и старались добраться до коровника побыстрее.
Прошло минут пятнадцать сплошных мучений. Отделение с трудом тащило ноги, утопая в снегу. По лицам катился пот. Все побагровели и тяжело дышали.
Неожиданно Гулькин, шагавший первым, споткнулся и упал. Рогов, шедший следом, удержаться не смог и рухнул на него. Конец шеста вонзился в землю. Задние солдаты резко встали. Веревки заскользили по гладкому шесту, тот начал сгибаться в дугу.
Михалыч уткнулся рылом в спину Витька, мгновенно вцепившись зубами в ватник на поясе и наконец-то замолчав. Черные глаза борова, опушенные белесыми длинными ресницами, вытаращились от страха. Морда, торчавшая из ворота старого ватника побагровела.