Жизнь (не) вполне спокойная
Шрифт:
Через неделю эта зараза стала потихоньку проходить, словно остановилась в развитии, но до хорошего самочувствия было еще далеко.
Приехали дети, и мы дружно отправились на отдых в Трувиль, в отель «Флобер». Отель обладал бесспорными достоинствами — находился в прекрасном месте на море и был дешев. Такая гостиница должна быть запредельно дорогой, а эта — за три копейки, потому что развалюшка.
Вот эта благородная старина и вышла нам боком. Зося, у которой аллергия на грибок, с первой секунды начала принюхиваться. Гостиницу ремонтировали, а Зося утверждала, что ее еще
Сразу после приезда я отправилась купаться и зашла в море по колено. Провидение позаботилось, чтобы со мной в этот момент была Моника, без нее я бы утонула. Я вдруг пошатнулась и плюхнулась на дно. И тут оказалось, что я не могу встать! Напуганная по полусмерти Моника схватила меня за руки и стала тянуть, помогая мне приподняться. На ватных ногах я побрела к берегу, чувствуя страшную слабость. И тут на меня навалилась головная боль. И какая! Чудовищный обжигающий обруч стиснул мою бедную голову, я едва не потеряла сознание.
Я опустилась на песок, встревоженные дети стали наперебой предлагать мне обезболивающие, я же твердо отказывалась, верная своему стойкому отвращению к лекарствам. Кроме того, боль постепенно отступала. Через четверть часа от нее не осталось и следа.
Но ненадолго… Во второй раз то же самое приключилось, когда я встала под горячий душ. Боль пиявила меня уже значительно дольше. Ну а на третий раз я сдалась и через полчаса невыразимых мук сожрала канадскую пилюлю.
Мы всё пытались понять, откуда берутся эти напасти? Зося упорно настаивала, что это из-за зловредного грибка, мол, противогрибковое средство ужасно вредное, и всем плохо именно от него. Мы все насмерть перетравимся, если задержимся тут еще на минуту.
Пришлось плюнуть на отдых и сбежать в Париж. Я все еще была вялой и слабой, но адская боль точно осталась в прошлом. Следы от укусов мошкары постепенно пропали, и в конце августа я стала потихоньку приходить в себя.
Вскоре оказалось, что в сентябре я должна ехать в Москву…
До этого известия, в момент переезда в новый дом, ко мне нагрянули московские издатели. Предстояло обговаривать массу важных вещей, обсудить условия издания, подписать договоры и черт знает что еще. На тот момент я еще не до конца переехала, обеденного стола у меня не было.
Понятно было, что никакого приема я устраивать не стала, визит деловой: чаек-кофеек, мини-закусочка — и привет. Роль закусочки должны были сыграть вареные бобы, и слава богу, что их я сварила заранее.
В ту секунду, когда пятеро гостей переступили порог, во всем доме погас свет. На улице было уже темно, но дверь как-то все нашли, а дальше гостями занялся пан Тадеуш, потому что я рылась на кухне в поисках свечей. Тут я поняла, что кофеек-чаек накрылся медным тазом, так как чайник у меня электрический, а в нем — холодная вода.
Таким образом, чрезвычайно важное собрание и подписание эпохальных соглашений прошли авантажно: при трепетном свете свечей, под холодные бобы и красное вино, поскольку это был единственный напиток в моем распоряжении.
Причем сразу после ухода гостей свет зажегся!
Очень может быть, что мой второй приезд в Москву был как раз результатом
И вот я в Москве. На сей раз пан Тадеуш оказался в пекле со мной рядышком, в самом прямом смысле слова. Наученная горьким опытом, я заранее потребовала программу пребывания, и нам ее с готовностью предоставили. Программа оказалась ну очень плотной, и меня немедленно охватили дурные предчувствия. Интуиция меня не подвела.
Москву накрыл густой дымный туман, нам сообщили, что в окрестных лесах горят торфяники, горят давно, и потушить их не удается. То, что это не враки, сомнений не было — всё вокруг заволокло серым плотным дымом.
Я провела в поезде вечер, ночь и утро, но в расписании пребывания не обнаружила ни минуты передышки. Я возмутилась и строго предупредила сопровождающих, что немедленно должна освежиться и переодеться.
Четыре раза меня стуком в дверь вытаскивали из ванной, чтобы решить какие-то мелкие вопросы, но на пятый я взбунтовалась. Где, холера ясна, пан Тадеуш, мой литературный агент, прекрасно говорящий на русском языке, который меня сюда приволок и должен отвечать за деловые встречи?
А пан Тадеуш спокойно предавался водным процедурам и в ус не дул, что мне не дают даже умыться.
Не знаю, добровольно он из ванной вышел, или его выволокли насильно, но ему мгновенно какая-то гарпия вручила новую исправленную и дополненную программу нашего пребывания. Взяв ее в руки, я просто похолодела.
— Пан Тадеуш, кто здесь спятил? — спросила я зловещим тоном. — Вы, они или, может, я?
Пан Тадеуш слегка струхнул, потому что по программе выходило, что я одновременно должна присутствовать в четырех местах одновременно. Мне для этого следовало не только раздвоиться, но и расчетвериться. Он бросился улаживать дела и первым делом начал выстраивать в очередь журналистов, готовых взять мой номер штурмом.
Похоже, именно в это суматошное утро и родилась крайне лестная репутация пана Тадеуша, которая росла и крепла в последующие дни.
А получилось так: один его знакомый пришел в гостиницу и поинтересовался на ресепшен, в каком номере живет пан Тадеуш Левандовский. Девушка-администратор просияла и не удержалась от радостного комментария.
— А-а-а, это тот польский казанова! — воскликнула она с восхищением в голосе.
Посетитель слегка удивился и очень заинтересовался. Он спросил, откуда такое мнение, и получил ответ:
— Господина Левандовского постоянно ожидают в холле гостиницы женщины с букетами цветов. Он поднимается с женщиной на лифте на свой этаж и буквально через пятнадцать минут привозит ее обратно и забирает следующую. И так до бесконечности… Девушки и женщины одна лучше другой идут толпами, по лицам видно, как они этой встречи ждут. Но как, черт побери, этот дядька их всех удовлетворяет? И в таком темпе? Кто бы мог подумать, что поляк способен на такие страсти?
Я горячо подтверждаю, что русские журналистки все как одна отличаются редкой красотой. Какое-то идиотское гостиничное правило запрещает им подниматься в номер иностранца без сопровождающего. Все дамы приходили ко мне с цветами, в гостинице снова кончились вазы. Переводчик мне нужен был постоянно, эти обязанности пали на пана Тадеуша, и он накатался в лифте на всю оставшуюся жизнь.