Жизнь нежна
Шрифт:
— Кому же ты, дед, еще понадобился? — обронил тихонько Воронов, выходя на ступеньки собеса. — Кому? И зачем?..
— Так надо было узнать, состоит или нет этот Крякин в партии пенсионеров! И в нотариальной конторе их района побывать, и узнать, посылали или нет оттуда сотрудников в собес! — свирепствовал ближе к вечеру Мухин, когда Стас доложил ему о своих скитаниях по городу. — Черт-те чем занимался целый день, а что нужно — не узнал!
Почему так бесится начальник, Воронов даже предположить не мог. Конечно, ему тоже было интересно узнать, кому еще понадобился Крякин, но чтобы впадать
— Да, может, все совпало, Александр Викторович, — пытался он оправдаться двумя часами позже, когда Мухин снова пожелал увидеть его у себя. — Может и правда, дед взносы не платит.
— А ты узнал об этом? — с едкой резкостью поинтересовался тут же Мухин. — В том то и дело, что нет! А я вот сиди и ломай теперь голову: кому понадобился этот пенсионер? Почему именно сейчас, когда у нас сидит человек по подозрению в убийстве. Которое, в свою очередь, было совершено почти под самым носом у этого Крякина. Ты знал, что бригадир строителей никогда раньше семи с работы не уходил? Да, Стасик, я тоже без дела не сижу! Так вот, если предположить, что этот Крякин задержался и в день убийства, то…
— То он мог видеть настоящего убийцу, — произнес невольно Воронов, и тут же пожалел об этом.
Ох, как на него разорался Мухин. И пацаном назвал, и вообще посоветовал уйти доучиваться в кулинарный техникум, потому что следователь из него никакой вовсе.
— А у нас что, сидит искусственный, что ли, коллега?? — закончил он со свистом, исцарапав макушку. — У нас сидит уже один убийца! И нам надо знать, а не было ли у него в свое время сообщников! Убийство Хаустова Алексея мне все еще не дает покоя. И я не верю! Да, не надо таращить на меня глаза! Я не верю, что эта дама — его жена — убила его! Был… Был у этого Панова сообщник. Только вот кто он?
— Вы считаете, что этот человек и наведывался в собес?
— Возможно.
— Но их было двое! — напомнил Воронов.
— Ну, женщина эта наверняка жена Панова, — с уверенностью заявил Мухин. — Она теперь примется восстанавливать справедливость, нанимать частных сыщиков, а то и сама станет в следователя поигрывать. А вот молодой мужчина… Слушай, сделаем так… Как только эти дамочки вернутся с плодово-заготовительных приисков, покажи-ка им фотографии всех наших фигурантов. Авось, и поймаем рыбку в мутной воде…
Глава 14
Полина споткнулась на очередной колдобине и в десятый раз за сегодня пожалела о том, что не слушалась в свое время мужа, с мягкой настойчивостью советовавшего осваивать вождение…
— Ты современная женщина, малыш, надо стараться.
— Я стараюсь, но у меня не получается, — жаловалась Полина, вспомнив царапину на левом заднем крыле. — То габариты не могу почувствовать, то вовсе страх какой-то нападает. Прямо бросай машину на светофоре и иди пешком. А если еще сзади начинают сигналить, то вообще беда, Антон!
Панов ей верил и не верил. Считал, что жена излишне драматизирует или не хочет прослыть эмансипированной. Почему-то вождение автомобиля Полина считала прерогативой мужчин. Вот и…
То ли дело Зоя! Та и машину любой марки могла водить, и коня на скаку остановить смогла бы запросто, ну и много чего еще могла.
Но то Зоя, а то Полина. Его жена не могла и не хотела все за всех уметь. Не старалась быть слишком проницательной, считая невежливым копание в чужих мыслях. Не спешила стать раскованной, хотя в последние дни, перед арестом Антона, природная стеснительность стала уступать место чему-то похожему на смелость. И машину не просто не могла, а не хотела водить. Он знал, что у нее все непременно получится. Медведи в цирке на велосипедах ездят, а она что, на машине не проехала бы? Конечно, смогла бы. Не хотела просто!
Может, и не хотела.
Полина остановилась возле фонарного столба у обочины, оперлась о него спиной и с сожалением посмотрела на новые босоножки. Что стало с ними после километровой прогулки от автобусной остановки до деревни! Хватило бы на обратную дорогу, а то придется ехать в город босиком.
— А вот села бы за руль, и ноги не страдали бы, и обувь, — попеняла она себе, проговорив вполголоса упрек точь-в-точь с такой же интонацией, как Антон. — А то поехала автобусом.
Но она не знала, что автобус останавливается в километре от первого дома поселка Верхние Выселки. И что путь, который надлежало ей проделать на каблуках, не асфальтированным будет, а грунтовым, с десятисантиметровым слоем рыхлой пыли. А так бы она…
Нет, все равно не поехала бы на машине, решила тут же Полина, отталкиваясь от фонарного столба и двигаясь дальше. Водитель она никакой. А ну как с ней что-то случится. В аварию попадет, что тогда станет с Антоном?! Кто ему тогда поможет?! Никто, кроме нее. Никто! Все ополчились против него. Все единодушно признали его убийцей супругов Хаустовых, а заодно и ее тетки — Полины Ивановны. И советуют теперь все наперегонки, советуют. Кто-то жалеет ее, кто-то откровенно злорадствует, а кто-то и помощь свою предлагает.
Помощь, конечно, неплохо было бы принять. От Прохорова Виталия, к примеру. Он благородным кажется, участливым очень. С остальными такого контакта, как с ним, не получается. Хаустовых понять можно, они оскорблены за Алексея, за Зою. А вот Вера с чего на Полину начала косо смотреть?! Что такого она ей сделать успела? Если той не хочется, чтобы Виталий помогал Полине, то ради бога! Она откажется от его услуг, тем более что и Антон не приветствовал постороннего вмешательства в их дела.
— Никому не доверяй, малыш, — шептал он ей на ухо, жадно целуя ее шею, плечи, руки. — Никому! Все, что узнаешь, сообщай лишь мне.
— А следователю? Ему можно?
— Мухину?! — Антон в ужасе отпрянул от нее. — Ни в коем случае! Такой матерый! Он, как никто, заинтересован в том, чтобы посадить хоть кого-то. Шутка ли — такая борода у этого убийства! Три года тянется!
— А молодой? Воронов? Ему можно доверять? — допытывалась Полина.
Она послушно сидела на коленках у мужа, позволяла ему лазить у нее под одеждой, и совершенно не задумывалась о том, что за ними могут наблюдать в дверной глазок.
Как-то это все сразу стало неважным, кто и что о ней подумает. Она была так рада встрече, так безмятежно и коротко счастлива в его руках, что все прежние условности, вдалбливаемые ей ее матерью, мгновенно позабыла.