Жизнь по правилам и без
Шрифт:
Бывало, что играли в небезопасные игры – в ножичек, карты или метали камни, выбивая камень соперника, а также в пристеночек, расшибалочку. Кругом что-то строили и было много карбида. Главным развлечением у нас, пацанов, было натолкать его в ямку, залить водой, хорошенько прижать банку и подальше отбежать. Ждать пока выделяемый карбидом газ её разорвет и подбросит высоко над землей.
После игры все бежали пить газировку на центральную улицу, которая почему-то называлась Розы Люксембург, может быть, от того, что здесь жили немцы, антифашисты. Бежали туда, где стояли прилавки с прозрачными стеклянными колбами, наполненными сиропом ярко-вишневого цвета. А как вкусно шипела
Я помню, как первый телевизор появился в деревне в начале шести году у моего друга Виктора. Его родители работали в сельпо, весьма доходное место. Это был черно-белый экранчик размером десять на пятнадцать сантиметров марки «КВН – 49». Такой «народный» телевизор с увеличительным кругом перед экраном показывал смутно всего три отечественные программы, но посмотреть на диковинку сбегалась вся деревня. Всего-то каких-то 60 лет прошло, а что сейчас мы имеем?! Гаджеты, смартфоны у каждого и сотни телевизионных программ, а с помощью спутников можно будет смотреть любую страну.
А еще я мечтал об астрологии. Наверное, нет человека, которого не интересовало бы его будущее. В Крыму небо такое же чернющее, как и Чёрное море. Всё в звездах, и все они отчётливо видны, когда летом лежишь на плоской крыше саманного сарая, а над тобой бездна звёзд в нашей туманной галактике Млечный путь. Из-за того, что единственная звезда – наше Солнце, дающая нам свет ночью строго с другой стороны земли, все небо похоже на дырявый огромный занавес, где обе Медведицы и Кассиопея, похожая на букву W или М, отчетливо видны. Так мы назвали свою дворовую футбольную команду и даже эмблему на груди придумали – «КаэС». Моим пацанам, с улицы, было всё равно, главное – красивое название.
В детстве мы ходили на все кинофильмы, которые привозили в сельский клуб. Знали их наизусть, играли в «Угадай фильм» по первой букве. Фильмов было так мало, что мы без труда отгадывали их названия. Когда показывали в летнем кинотеатре вечером фильм, и у нас не было денег на билет, мы залезали на высокие деревья и смотрели целый час оттуда, поверх стены. Главное – не заснуть на ветке.
Утром, пока не жарко, я лазил на акацию, чтобы полакомиться желто-белыми ароматными цветочками. Срываешь эти душистые гроздья двумя пальцами и радостно отправляешь в рот. А сколько мы открыли съедобных кореньев, сколько всяких сладких стеблей и зерен на огороде, возле сарая, за хлевом, к задней стене которого, с другой стороны, вплотную подступали хлеба и травы колхозного поля!
Днём крымское солнце нещадно пекло в голову и пыльные дорожки во дворе обжигали босые ноги, воздух всё тяжелел, раскаляясь, как на углях. Я находил спасительное дерево и падал без сил в его прохладную тень. И вдруг небосвод тускнел, облака темнели и сходились все теснее и, наконец, начинали подёргиваться острым малиновым блеском, стали где-то в самой глубокой и звучной высоте своей, погромыхивать, а потом раскатываться страшным гулом все полновеснее да величавее. А для меня такая смена явлений проливала радость на сердце. Можно было заняться любимым делом: расплавленные мозги собирались в сгусток мыслей.
Отец меня часто поучал: «В жизни, как в шахматах, продумывай на один ход вперёд больше, чем соперник». Он бывал то мягок, то груб, но главное – он любил меня и поэтому многое прощал, мои шалости и глупости. Он научил меня играть в шахматы, правда, сам играл слабо. Уже через год я у него выигрывал все партии и знал, как разыграть «Ферзевый гамбит» или «Сицилианскую защиту». И сделал вывод, жертвуя чем-то малым – пешками, овладеть можно намного большим – центром, ферзём».
– Умей отдавать, чтобы получать, – нравоучительно повторял он. – Назовём этот хитрый приём «Крымским гамбитом».
Отец всегда говорил, поучая: «Не спеши делать выводы – жизнь так сложно устроена: то, что сегодня казалось плохим, завтра превращается в хорошее и наоборот. Лучше всего не торопиться с выводами, а дать времени возможность назвать вещи своими именами, подождать, хотя бы до завтра. Но всё, что с нами происходит, несёт в себе позитивное начало для нашего жизненного опыта».
Родители часто собирались с друзьями, пели песни, разговаривали о жизни. Друзья у него были разные, но большинство из руководства района. Отец имел среди них авторитет. Он никогда не курил и меня ограждал от привязанности к табаку. Пил в меру, но всегда хорошо закусывал и делал мне наставление:
– Кто только пьёт и не заедает, того давно уже с нами нет. Всегда хорошо закусывай!
Друзья отца говорили разное, когда собирались, например, помню, что все рождаются голыми, однако одни становятся генералами, а другие – бродягами. С раннего детства я слышал от отца и его друзей слова о войне, необходимости свободы и бездоленном народе. Но все эти речи произносились главным образом в столовой за «крепким чаем» и дальше периметра кухни их требования не уходили. На митингах и партсобраниях их речи были уже другими, правильными, как под копирку: все «За», за то, что сказала партия, за речь начальника.
Множество интересных, таинственных историй я слышал от родителей и от их сельских гостей, забираясь под стол в столовой, где скатерть была до пола. Бывало, засыпал на полу, а просыпался уже совсем под другую историю. Отец был в восторге от армии, жалел, что не остался на сверхсрочника, и часто вспоминал разные истории. Он был хорошим рассказчиком, за ним можно было записывать целые повести. И я записывал.
Мой мозг был похож на чуткий сейсмограф, улавливающий малейшее колебание. А в «колебаниях» недостатка не было: в течение многих лет приходилось доказывать окружающим, а главное самому себе, что ты еще чего-то стоишь. Нужда, бедность всегда заставляют грести двумя вёслами, а то и тремя. Родители никак не могли выбраться из нужды. Бедность шла по пятам. Большую часть жизни отец был скорее беден, чем богат, деньги собирал, но они сгорали, то от девальвации, находясь на сберкнижке, а то в займах – разные государственные облигации. Он ругал правительство за их политику, но ничего не мог изменить к лучшему в своей жизни. Главное, что не менялся сам, продолжал копить «на черный день». Не меняясь, не развиваясь, мы остаемся с багажом старых проблем, а значит, угасаем.
У него было много разных друзей. Он щедро угощал всех ящиками с фруктами и овощами, крымским вином. И все любили при встрече поговорить и выпить. Что еще может быть лучше на свете, чем добрые друзья-товарищи? Но у всех были свои проблемы, а главная – нехватка финансовых средств, во всем был дефицит вещей, автомобилей и всего, что надо было для полной счастливой жизни. И, несмотря ни на что, мы жили и радовались.