Жизнь, по слухам, одна!
Шрифт:
– Всегда есть возможность все изменить, – вдруг странным бодрым тоном сказала Катя, – вообще все можно изменить, пока не идут финальные титры!.. Это я по телевизору слышала, и, знаешь, это правда! Ты еще будешь счастлив, особенно теперь, когда ты все понял!..
– Что я понял? – не понял Глеб.
– Что был не прав в том, что моя семья отняла у тебя все, включая самого себя, – она улыбнулась, и ее улыбка, которую он не видел в темноте, была под стать ее тону – абсолютно фальшивой и бодрой. – У тебя все будет хорошо, я тебе точно говорю! Тебе
Каждое слово, сказанное столь бодро и столь фальшиво, было кирпичиком, и они последовательно ложились в стену, которая вырастала между ними. Вот уже скрылась четверть картинки, а вот половина, а вот уже и почти вся, оставив только одно незанятое гнездо. В него уже ничего невозможно рассмотреть, но пока еще они слышат друг друга.
…Или верно говорят, что мужчины и женщины произошли с разных планет, вышли из разных галактик и вселенных?! Они обречены на вечное непонимание, которое со временем лишь расширяется, как пресловутая черная дыра, засасывая даже то, что раньше казалось простым и ясным?!
Как ее понять?! О чем она сейчас говорит таким странным, ненастоящим голосом?!
Кроме того, Глеб терпеть не мог выражение «все будет хорошо»! Что это значит?! У кого будет «хорошо»?! Кому будет «хорошо»?! Вряд ли Катя Мухина точно знает, что «хорошо» для него, если речь не идет о мире во всем мире, ибо это как раз для всех одинаково хорошо!
Он ведь и сам иногда не знает, что именно для него «хорошо»! А то, что мерещилось ему долгие годы – всякие глупости, вроде той, что Катя создана для него, что только ее он и ждал, что только с ней и только ради нее жил, – может оказаться ложью, миражом, иллюзией, и никто не знает, «хорошо» это или не слишком!..
Тут Катя Мухина решительно встала с дивана – полотенце, в которое Глеб был завернут, потащилось за ней, съехало с него, и он схватился за полотенце в испуге, – и попросила светским тоном:
– Глаза закрой, я сейчас свет зажгу.
– Катя, вернись сейчас же.
– Я кофе сварю. И тебе на самом деле нужно ехать, ты же не можешь…
– Катя, черт побери!..
Он резко потянул полотенце, на край которого она наступила, Катя не удержалась и брякнулась попой на диван, прямо ему на руку, которая болела тяжкой, тупой, не отпускающей болью.
– Ой, прости, тебе больно, да? Зачем ты меня дернул?! Ты меня дернул, вот я и…
– Прекрати скулить, – велел Глеб Звоницкий. – Что за манера, ты постоянно скулишь!
– Я не скулю, – растерянно возразила она.
Пыхтя и не слушая, он перегнулся через нее, неуверенно пытавшуюся слезть с его руки, – лучше б она не пыталась, ей-богу, ибо ерзанье это могло привести к необратимым последствиям, а им еще нужно поговорить! – и решительно зажег торшер у дивана.
Свет брызнул в разные стороны, попал в глаза, которые пришлось на секунду зажмурить, и черная дыра, завертевшись, вдруг пропала в его победительном сиянии.
Когда глаза открылись, оказалось, что Катя глубоко несчастна и щеки у нее горят пунцовым нездоровым румянцем.
– Ну вот что, – сказал Глеб, рассматривая ее щеки. – Хватит выдумывать всякие глупости! Я ничего не понимаю в таких разговорах! Сейчас же говори, из-за чего весь сыр-бор.
– Нет никакого сыра, – упрямо сказала она. – И бора тоже!
– Катя! Есть! Я рассказывал тебе жизнь, и мы вроде дошли до моей бывшей супруги, и тут что-то случилось. Я хочу знать, что именно! Быстро объясни мне. Прямо сейчас.
«Супруга» Катю рассмешила. Впрочем, кажется, он и старался ее рассмешить, потому что слово это выговорил как-то особенно, трубочкой сложив губы.
– Я слушаю.
Катя вздохнула и покорилась.
– Ты сказал, что наша семья испортила тебе жизнь и ты все потерял. Ну, собственную семью, работу и так далее. И еще ты сказал, что хотел быть счастливым именно со своей женой и не смог, просто потому что плохо старался. – Тут Катя моментально расстроилась. Высказанная вслух, эта мысль стала уж совсем определенной и понятной. – Вот я и сказала тебе, чтобы ты не огорчался. Все можно поправить. Вернуться и заново начать… стараться! И у тебя все получится. Это называется – работа над ошибками.
– Постой, – перебил ее Глеб, который только теперь сообразил. – Ты провожаешь меня к бывшей жене?! Ты меня приревновала, что ли?!
…Нет, совершенно точно – женщины и мужчины произошли из разных галактик. Им категорически запрещено быть вместе! Им категорически противопоказаны всякие контакты друг с другом, ибо непонимание таково, что перешагнуть его невозможно. Перешагнуть и оказаться на другой стороне, то есть в другой галактике, нельзя. Всяк, оказавшийся на другой стороне, немедленно начинает дышать другим воздухом, думать другими мыслями, ощущать себя по-другому.
Что это, если не потеря себя?!.
– Катя?
– Что – Катя, Катя!.. – сказала она с досадой. – Ты только что все мне сказал. Ты хочешь, чтоб все стало как было. До меня. То есть до нас, до мамы с папой и до нашей семьи!.. Ты сказал, что у тебя тогда ничего не получилось, ну я тебе говорю, что сейчас точно получится, потому что это такой закон.
– Какой закон? – как зачарованный, спросил Глеб.
– Когда человек осознает свои ошибки, у него все получается. Это называется – покаяться. Ты покаялся, и теперь у тебя все получится. В смысле наладить свою жизнь.
Глеб не верил своим ушам.
– Какую жизнь, а?
– Со своей женой, – сердито сказала она. – Пусти меня!.. У тебя теперь все будет хорошо. Ты к ней вернешься, и все наладится.
– Катя, – начал Глеб медленно. – Мы развелись сто лет назад. Я не хочу возвращаться! Если бы я не хотел разводиться, я бы и не развелся! Это же… ахинея какая-то – ревновать к тому, что было сто лет назад!
Они посмотрели друг на друга.
– Это маразм, – сказал Глеб беспомощно. – О чем мы сейчас говорим?!