Жизнь побеждает
Шрифт:
— О чем договариваться-то? — торопил Коля. — Скоро ужинать позовут!
— Мы учимся здесь и живем, — продолжала Галя, не обращая внимания на слова Дубкова, — а пионерской организации у нас еще нет. Несколько человек, принятые раньше в госпиталях и других детских домах, уже забыли, кажется, что они пионеры. Даже галстуки перестали носить. Наша старшая пионервожатая ребят еще плохо знает. Она нас хочет объединить, сделать своим активом. Думает дать нам поручения. Ну, начать пионерскую работу… Понимаете?
— Давно пора, — сказал Коля. — Больше двух лет как я пионер, и никто ни разу даже на сбор не пригласил. Совсем забыли нас!
— Я с Колей редко соглашаюсь, а сейчас он, кажется, прав, — помолчав, ответила Лиза. — Что ты так удивленно смотришь на меня, Чемпион?
— Поражен и обрадован! Ребята, небывалая вещь! Лиза со мной согласна! — и, подпрыгнув, Колька ловко перескочил через парту.
— Не хулигань! — сердито сказала Галя и обернулась к Елизавете: — Вета (так подруги в школе звали Лизу, и детдомовцам понравилось это имя), сколько у нас старых пионеров?
— Здесь — трое. Вон еще Нина идет. Маша тоже пионерка.
— Юрка Жилеткин — тоже. Еще Гошка Кузин и Окунев. Только Окунев, наверно, откажется. Он уже взрослый. Вон какой верзила!
— И Гошка, наверно, не пойдет. Они — друзья.
— И все же им надо сказать, — заметила Лиза.
— Пока шесть человек у нас есть. Значит, сегодня после ужина соберемся в учительской.
— Правильно! — крикнул Коля и побежал к двери.
— Ты куда?
— Юрке скажу!
— Всегда торопишься, — укоризненно сказала Галя. Но Вета опять поддержала Чемпиона:
— Не огорчайся, Галочка, он правильно поступает. Не будем откладывать. Ты, пока еще нет звонка на ужин, переговори с Машей.
После ужина у детей свободное время: можно заниматься чем хочешь. С приходом Нади в детдом по вечерам ребята стали готовиться к самостоятельным выступлениям. Надя на пианино по слуху подбирала аккомпанемент к песням. Выходило неплохо.
Сегодня ребята будут петь одни. Надя торопилась на собрание пионеров. Проходя по коридору, она услышала звонкие голоса и глухой бас доктора. Надя вошла в комнату мальчиков. Доктор стоял спиной к двери и внимательно разглядывал что-то.
— Обрезано! Сомнений нет. Опять обрезано! Пострелять захотел?
— Да я не трогал! Резина износилась! — уверяет вихрастый мальчишка, а сам старается не смотреть на доктора.
— Не спорь. Обрезано! Давно ли я дал тебе новые протезы? И предупредил. А ты снова испортил их. Придется посидеть в постели.
— Дмитрий Яковлевич, не буду больше! Как-нибудь почините! Мы завтра в кино идем на новую картину.
— Теперь — «почините»! Надо было раньше думать!
— Ничего, посидит, — сказал кто-то, — так ему и надо.
Надя неслышно вышла из комнаты. Она не в первый раз была свидетельницей сражений доктора с ребятами из-за срезанной для рогаток резины. Угрозы Дмитрия Яковлевича засадить озорника на несколько дней в постель редко сбывались: доктор любил своих пациентов и торопился скорее исправить протезы. Дети знали его отзывчивость и старались сами помогать ему, а озорникам от товарищей попадало сильней, чем от самого Дмитрия Яковлевича.
Надя с большим уважением относилась к доктору, спрашивала его, как правильнее держать себя с нервными, вспыльчивыми ребятами.
Около учительской Надю ждала группа детей в пионерских галстуках. Она пригласила их войти. Дети расселись вокруг стола и сами заговорили:
— Мы очень обрадовались вашему решению создать из нас инициативное ядро. Нас шесть человек. Мы имеем право носить красные галстуки. Нас уже приняли в пионеры, только не здесь, а в других детдомах.
— Вас только шесть пионеров? А я считала больше…
— Окунев и Гошка отказались прийти на собрание. Гошку мы потом втянем в работу. А Окунев на днях уходит из детдома, — объяснил Коля.
«Плохо все-таки, что их здесь нет», — подумала Надя.
— Надежда Павловна, — продолжала Лиза, — вы у нас новый человек, а мы здесь давно и довольно хорошо знаем друг друга. Нам хочется скорее иметь свою пионерскую организацию. Располагайте нами! Мы все, все сделаем, чтобы помочь вам!
— Спасибо, товарищи, за поддержку! Ваша помощь мне очень нужна. Давайте подумаем, как нам подготовиться к приему, как лучше организовать этот день и когда его устроить.
Не успела Надя кончить, как в ответ посыпались предложения.
— Самое главное — скорее принять! — заявил Коля, и все его поддержали. Решили сделать прием через месяц, в ленинские дни.
Ребята не расходились. Им, видимо, хотелось еще о чем-то поговорить. Надя почувствовала это и спросила:
— А как вас принимали в пионеры? Воспитанники зашептались. Всем хотелось рассказать.
— Начнем с Лизы, — сказала Надежда Павловна.
— Я вступала в пионеры в школе. Учиться старалась как можно лучше. И вдруг, перед самым приемом, я получила «четыре» за диктовку. Было так стыдно! Все же мне удалось исправить отметку. В день приема нам выдали дневники. У меня по всем предметам стояло «отлично». Нас принимали на торжественном сборе. Когда мне повязали красный галстук, я дала слово кончить школу на «отлично».
— Кажется, ты выполняешь его?
— Стараюсь.
После Лизы рассказывал Юра.
— Меня принимали в детдоме. Тогда я хорошо учился…
— А сейчас почему двойки получаешь? — спросила Жилеткина Лиза.
Он молчал. За друга ответил Коля:
— У Юрки больше не будет двоек, — заявил он. — Он еще лучше Лизы будет учиться.
— Ну уж, лучше Лизы… — смущенно сказал Юра.
Надя почувствовала, что Юра постарается оправдать слова товарища. Заговорила Галя.
— Меня в блокаду принимали. Я тогда жила в детском доме в Лесном. На наш вечер пришли военные. Они знали, что будет прием в пионеры. Было так торжественно, хотя где-то близко все время стреляли. Командир один, летчик, сказал речь о нас… Не могу передать той радости, которая охватила меня, когда старший лейтенант повязал мне галстук. Мы дали клятву, что отдадим все силы, а если понадобится, и жизнь за Родину. Я старалась с честью выполнять все поручения старшей пионервожатой.