Жизнь после Тайлы
Шрифт:
Я медленно иду к стойке регистрации отеля, мои ноги трясутся. Я не должна быть здесь, должна развернуться и уехать домой. Возможно, он не хочет меня видеть. Что, если Лена с ним? Что я делаю? Я кладу руку на дверную ручку и медленно поворачиваю ее, заставляя ее открыться. Пожилой мужчина стоит за стойкой, его очки сдвинуты на нос, и он изучает путеводитель. Он смотрит на меня, когда звенит колокольчик.
— Здравствуйте, — говорит он. — Чем могу помочь?
— Я приехала встретиться с другом. — я выдавливаю улыбку. — Он сказал мне
Старик поднимает брови.
— Его зовут Натаниэль Александр.
Он наклонил голову и кивает.
— Я позвоню ему, узнаю, ждет ли он вас.
Черт.
Он берет телефон и набирает номер.
— Мистер Александр, да, это Тимоти с ресепшен. У меня здесь юная леди говорит, что вы ждете ее.
Долгая тишина.
— Как вас зовут, мисс? — спрашивает мужчина, уставившись на меня.
— Эйвери, — шепчу я.
— Она говорит, что ее зовут Эйвери.
— Очень хорошо, — говорит он, несколько раз кивнув, и положив трубку, поворачивается ко мне. — Он во втором номере. Выйдите и поверните налево, идите, пока не увидите его.
— Спасибо, — отвечаю я, разворачиваюсь и спешу на улицу.
Я иду, как он и сказал, пока не подхожу к выцветшей желтой двери с ржавой «2» на ней. Моя рука застывает в воздухе. Сделала ли я правильный выбор, приехав сюда? Прежде чем я успеваю постучать, дверь открывается, и я вижу Нейта. Его глаза расширяются, когда он видит мое состояние и одежду. Я знаю, что выгляжу так, будто вернулась из ада.
— Я знаю, что ты не хочешь меня видеть, — выдавливаю я. — Но мне больше некуда идти.
— Ты плакала, — произносит он низким и хриплым голосом.
На нем нет ничего кроме низко сидящих светло-серых пижамных штанов. Мои губы начинают дрожать, когда я вспоминаю тот вечер.
— Я... узнала новости о маме и убежала. Я не знала, куда еще идти.
Он распахивает дверь, его взгляд смягчается.
— Входи. Расскажи, что случилось.
Я шагаю в комнату, хочу пройти дальше, но он останавливает меня, схватив за плечо. Он закрывает дверь и поворачивается ко мне, лаская пальцами мою щеку.
— Ты замерзла, Танцовщица. Пока мы не начали, ты сходишь в душ.
Я киваю, потому что слишком слаба, чтобы спорить.
— Я дам тебе одежду. Давай.
Он берет мою руку, согревает ее в своей и ведет к ванной комнате. В ней старомодный душ с лаймово-зеленой плиткой и стеклянной дверью. Полотенца не самым идеальным образом подобраны в цвет плитки. Нейт обеспокоенно наблюдает за мной, пока я снимаю футболку.
— Ты будешь в порядке?
Я киваю, не поднимая глаз.
— Черт, Танцовщица, — говорит он, подходит ближе и касается моего лица, заставляя смотреть на него. — Ты пугаешь меня.
— Они не могут быть правы, Нейт. Если они правы, тогда все, во что я верила — ошибка, — отрезаю я.
Он вытирает большим пальцем скатившуюся слезу.
— Твое восприятие кого-то — только твое. Только ты можешь позволить изменить
Я закрываю глаза и киваю, прижимая щеку к его ладони.
— Душ, милая, — шепчет он. — Потом поговорим.
Он опускает руки, разворачивается и оставляет меня принять душ в одиночестве. Я так благодарна ему в этот момент.
Так благодарна.
***
Нейт
Она выглядит ужасно. Она сидит на диване, на ней одна из моих длинных черных футболок «Кабс». Ее колени поджаты к груди, она обхватила их руками. Ее волосы спутаны, она еще не расчесала их, и они торчат в разные стороны вокруг ее лица. Даже выглядя так, она невероятна красива.
— Расскажи мне, что случилось, — произношу я, как можно более ласковым тоном.
Она не поднимает голову, когда я обращаюсь к ней, но начинает говорить тихим и спокойным голосом.
— Макс сказал, что они нашли еще один вариант, что объявился владелец отеля, который дал имя человека, он часто останавливался у него. Этот мужчина встречался с мамой несколько раз. Макс связался с ним, и он признался... — она делает глубокий вдох. — Он признался, что у них был роман, что они собирались сбежать, но она исчезла.
— Детка, — шепчу я, сердце разрывается от боли.
Она снова плачет, ее крошечное тело дрожит.
— Это не может быть правдой, Нейт. Она была такой чистой, такой идеальной. Она любила нас, любила папу, не было такого, чтобы она не улыбалась и не смеялась. Как у нее мог быть роман, если она была так счастлива?
— Люди могут притворяться, — осторожно говорю я. — Улыбка может прикрывать боль.
Он смотрит на меня и слезы катятся из ее глаз.
— Но ее улыбка была такой настоящей, такой красивой, такой волшебной. Я просто не могу поверить, что они правы. Я не могу спать, думая, что она просто медленно умирала, страдая из-за этого.
— Что бы ни случилось между твоим отцом и матерью, это не изменяет факта, что она обожала тебя и Лиама. Те улыбки, которые вы видели, то счастье, которое она делила с вами, были настоящими, Эйвери.
— Откуда ты можешь знать? — ворчит она.
— Потому что мои улыбки для Мейси — настоящие, любовь — настоящая. Я даю ей все, что не даю Лене.
Она долго смотрит на меня.
— Ты можешь мне сказать, что она была по-настоящему счастлива? Какова вероятность, что это было правдой?
— Конечно, есть такая возможность, — говорю я и присаживаюсь возле нее. — Эйвери, если одна сторона ее жизни не была счастливой, не значит, что и остальные не были. Она была несчастна с твоим отцом, очевидно, она нашла в другом мужчине что-то, за что стоит бороться. Я идеальный пример этого. Ты дала мне надежду, ты позволила мне снова дышать, приезжать к тебе, видеть твою улыбку, и только за это я готов бороться.