Жизнь после жизни
Шрифт:
— Надеюсь, ты после этого застрелила его, — сказала Памела. Она не шутила.
— Пойду встречу папу с поезда, — сказала Урсула, когда Памела ушла в дом.
На самом деле она вовсе не собиралась встречать папу с поезда. После своего дня рождения Урсула тайно бегала на свидания с Бенджамином Коулом. С Беном, как она его теперь называла. На луг, в лес, на дорогу. (Да куда угодно, лишь бы подальше от дому. «Хорошо, что погода стоит ясная и не мешает вашим нежностям», — с клоунской ухмылкой говорила Милли, вздергивая и опуская брови.)
Урсула
— Думаю, твоя мама наняла бы человека, чтобы меня убить, — сказал Бен. (А Урсула представила, как Сильви говорит: «Еврей?») — Да и мои бы не простили, — добавил он. — Мы с тобой слишком молоды.
— Как Ромео и Джульетта, — сказала Урсула. — Под звездой злосчастной{199} и так далее.
— Только мы не собираемся умирать за любовь, — сказал Бен.
— Так ли уж плохо умереть за любовь? — задумалась Урсула.
— Плохо.
Их отношения становились очень «жаркими»: ласки, пальцы, стоны (с его стороны).
Не знаю, сколько еще смогу «сдерживаться», говорил он, но она не понимала, о какой «сдержанности» идет речь. Разве любовь не означает, что им не нужно сдерживаться? Она рассчитывала, что они поженятся. Нужно ли будет ей сменить веру? Стать «иудейкой»?
В этот раз они пришли на луг и лежали обнявшись. Очень романтично, думала Урсула, если не считать, что тимофеевка ее щекотала, а от ромашек начиналось чиханье. Не говоря уже о том, что Бен все время ерзал и норовил забраться на нее сверху, — тогда она чувствовала себя как в гробу, наполненном землей. По его телу пробежал спазм; она решила, что так начинается агония перед смертью от апоплексического удара, погладила его по голове, как больного, и встревоженно спросила:
— Что с тобой?
— Прости, — сказал он. — Я нечаянно. — (А что он такого сделал?)
— Мне пора, — сказала Урсула.
Напоследок они отряхнули друг дружку от травы и цветов.
Урсула опасалась, что пропустила поезд, на котором обычно приезжал Хью. Бен, посмотрев на часы, сказал:
— Они давным-давно дома. — (Хью и мистер Коул возвращались одним и тем же лондонским поездом.)
Уйдя с луга, они перелезли через низкую каменную стену и оказались на пастбище, тянувшемся вдоль дороги. Коровы еще не вернулись с дойки.
Когда Урсула приготовилась спрыгнуть на землю. Бен подал ей руку, а потом они опять стали целоваться. Разомкнув объятия, они увидели человека, который двигался через пастбище в сторону рощицы. Отчаянно хромая, он что есть мочи ковылял к дороге. Плюгавый оборванец, скорее всего бродяга, он озирался по сторонам и, заметив их, поковылял быстрей. Споткнулся на кочке, но устоял на ногах, выпрямился и продолжил путь в сторону калитки.
— Подозрительный тип, — хохотнул Бен, — интересно, что ему тут понадобилось?
— Ужин на
— Морис застрелил лису? — переспросил Тедди, и его лицо исказилось мукой.
С этого все и началось: раздраженные споры о мертвой лисе, никого не обошедшие стороной. Хью считал лис вредителями, но говорить об этом вслух не стал, чтобы не подливать масла в огонь вырвавшихся на поверхность эмоций. Вместо этого он сказал:
— Давайте не будем обсуждать это за столом — сегодняшнее блюдо и без того будет трудно перевариваться.
Но они уже завелись. Пытаясь не обращать на них внимания, он боролся с телячьими котлетами (интересно, сама миссис Гловер их когда-нибудь пробовала или нет?). Он даже вздохнул с облегчением, когда кто-то постучал в дверь.
— Приветствую, майор Шоукросс, — сказал Хью. — Заходите, прошу вас.
— Не хотелось нарушать ваше застолье, — смутился майор Шоукросс. — Я пришел спросить, не видел ли ваш Тедди нашу Нэнси.
— Нэнси? — встрепенулся Тедди.
— Нэнси, — подтвердил майор Шоукросс. — Мы ее уже обыскались.
С тех пор они больше не встречались ни в рощице, ни на дороге, ни на лугу. После того как было найдено тело Нэнси, Хью ввел строгий комендантский час, но Урсула с Беном и без того сгорали от ужаса и стыда. Отправься они домой вовремя, вместо того чтобы осыпать друг друга ласками, пройди они через пастбище на пять минут раньше, им, вероятно, удалось бы ее спасти.
Но к тому времени, когда они в неведении обходными путями вернулись домой, Нэнси была уже мертва: она лежала в поилке для скота в дальнем углу поля. Как у Ромео и Джульетты, у них дело закончилась смертью. Правда, за их любовь было заплачено смертью Нэнси.
— Кошмар, — сказала ей Памела. — Но ты здесь ни при чем. Почему ты считаешь себя виноватой?
Потому, что это правда. Теперь Урсула это понимала.
Что-то раскололось, лопнуло, вилка молнии пропорола набухшее небо.
В короткие октябрьские каникулы Урсула на несколько дней поехала к Иззи. Они сидели в «Русской чайной», что в Южном Кенсингтоне.{200}
— Сюда захаживает очень впечатляющая публика правого толка, — сказала Иззи, — но самое лучшее, что здесь есть, — это блины.
В чайной стоял самовар. (Не самовар ли ее растревожил, напомнив о докторе Келлете? Если так, то это просто абсурд.)
Когда они допили чай, Иззи сказала:
— Посиди минутку, я схожу попудрю нос. Скажи, чтобы принесли счет, ладно?
Урсула терпеливо ждала ее возвращения, и вдруг на нее спикировал ужас, стремительный и хищный, как ястреб. Упреждающий страх какой-то неизвестной, но безмерной опасности вцепился в нее среди вежливого позвякивания чайной посуды. Урсула вскочила, опрокинув стул. Голова закружилась, перед глазами повисла пелена тумана. Как пыль после взрыва бомбы, подумала она, хотя никогда не попадала под бомбежку.