Жизнь после
Шрифт:
Но это не нужно бывшему Консулу, который смотрит далеко, чем простираются его собственные амбиции и ещё дальше, чем любой из военных стратегов под его началом. Даже перед лицом смертельной угрозы он не отдаст такой приказ, что поставит на грань существования его единственный смысл жизни и ввергнет целую страну в вихрь хаоса и пасти кризиса, а это именно то, чего пытается избежать Данте всеми возможными средствами. Все эти махинации необходимы б только для того, чтобы обезопасить себя от безумства нового правителя, возомнившего себя праведником, дабы замести все следы своей деятельности и не быть обнаруженными. Или же когда тысячи мечей Рейха приставят к его горлу, он сможет пойти на сделку и уберечь себя и всё Автократорство от сумасбродства «праведного правления».
Однако вместе с такой силой и властью на Данте легла и колоссальная ответственность за мириад душ, что стала ещё одним бременем на душе, терзаемой болью прошлых кошмаров, которые, как вечно гниющая язва на душе. И ответ за чужие жизни находит своё отражение в том, что необходимо поддерживать в порядке крепость, вместе с воинами, становясь для них символом лидера, гарантом истинного героя, а так же не дать сорваться Рейху в пучину темнейших веков, отводя безумные решения в более мягкое исполнение. Так же от его решений зависит, каким проснётся завтра часть людей Автократорства: спокойно, без подозрения иль же сгинет в вихре политических «чисток», отпущенных в приступе паранойи Архиканцлера. Данте приходилось видеть за несколько шагов вперёд, чтобы уберечь людей от собственного глупого шага или не дать им подставиться, параллельно с этим руководя крепостью.
И ощущение ответственности за тысячи и сотни тысяч человек лежат титаническим грузом на истерзанном сердце Магистра, став ещё одной душевной болью, прибавившись к сотне другой.
Уставшими глазами цветом изумрудных лугов он смотрит на кровавый закат и надеется, что завтрашнее утро для людей, добрых жителей Рейха не станет таким же кровавым… столько невинных душ, а порою и родных, сгинуло на жизненном пути Магистра, что бессилие превратилось в холод, а тот в безразличие, отразившееся на стремлении уберечь всех по возможности.
Естественно, Данте предлагал разделить титаническую ответственность и полномочия между собой и «советом Ордена», но все отказались от этой затеи, добровольно решив полностью отдать свои жизни и судьбы в руки одного человека, посчитав его достойным их бытия и удела. Магистр не просил этого, но получил в собственное пользование то, о чём мечтает любой уважающий себя тиран – других людей, вместе с их свободой и правами и желательно добровольно. Но Данте не просил этого, а посему воспринял это как дар, который он обязан оберегать всеми силами души и отвечать за них собственной жизнью.
Теперь он воистину напоминал человека, что был подобен Магистрам из древних рыцарских орденов, ставшие идеалом служения великим и благородным целям. И сейчас Данте несёт свою миссию, поставив её в статус смысла жизни, которая может стать не только благородной, но и спасительной для многих душ, вставших на его пути…
Внезапно все размышления Магистра развеялись, как мираж в пустыне, воззваниями со стороны наблюдательной базы и мужчина плавно повернул свою голову, чуть трепетнув смольными волосами.
– Магистр, прибыли новые донесения и сведения из Рима, Флоренции, Венеции и Милана.
Данте увидел, как к нему подошёл высокий, выше него мужчина. Он облачён в тёмную кожаную куртку, походившую на жакет, что покрывал сиреневую рубашку и чёрные зауженные брюки и туфли.
– Да, что там? – бесстрастно поинтересовался глава ордена. – Надеюсь, ничего плохого. Хорошие новости нам бы не помешали…
– Господин Магистр, в Риме, на фоне подземных боёв, прошли многомиллионные шествия, посвящённые недели правления Архиканцлера. В результате них было арестовано шестнадцать человек, за «недостаточное ликование на празднике, что ведёт к пространственной апатии, а значит социальной энтропии». Среди задержанных людей оказался и наш сотрудник, который внедрился в Управление по Надзору за Южными Дорогами.
– Его необходимо вызволить, – хладно отчеканил Магистр. – Подключите наших агентов из полиции и Управления по Руководству Тюремным Заключением и Протоколированием. Только будьте аккуратней. Пострарайтесь не привлечь к себе внимания.
Приказ Данте прозвучал подобно тому, если бы его отдал механизм, обладавший разумом.
– Будет исполнено.
– Докладывайте, что в остальных городах, – потребовал Магистр.
– В городе Венеция вынужденной ликвидации подверглись последние «Аристократические дома», за то, что «не соответствовали идеологическому курсу святейшего Архиканцлера и активно содействовали в мерзком деле совращения народа».
– А что именно они сделали?
– Решили продавать жёлтые тигровые лилии, вместе с красными и синими розами на праздники, а Конгрегация Веры в Государство усмотрела в этом «акт стремления к развращению населения излишним цветовым разнообразием» и «стремление заработать на добрых чувствах населения и великом празднике».
– Что ж, у них и так до Архиканцлера ни власти, ни влияния не было. Они всегда оставались всего лишь красивой декорацией красивого правления Венецианской Аристократии.
– В Милане проведены погромы старых кварталов и даже подверглись сожжению несколько книжных магазинов, потому что они выставили на полки литературу, которая утверждает, что трудиться двадцать часов в сутки опасно для здоровья. Их тут же заклеймили «сопротивленцами праведности», обвиняя в «тенденциях к осуществлению действий по разврату населения через пропаганду лени».
– Ну а что во Флоренции? – Сохраняя холод в голосе, чётко поинтересовался Магистр ордена.
– Самое интересное. В районе, где расположился старый собор Санта-Мария-Дель-Фьоре, вчера произошёл бой между сторонниками Конгрегации Веры в Государство и неизвестными людьми.
– Детали боя, – прозвучало требование, словно озвученное компьютерной речью.
– Несколько десятков человек, используя лёгкое стрелковое вооружение, без предупреждения атаковали три отделения духовно-просветительских войск. На несколько минут им даже удавалось оттеснить отряды Конгрегации Веры в Государство и полиции, но когда подошли четыре роты Армии Рейха, всё сопротивление исчезло из виду, словно растворилось в воздухе. Но самое главное, что им удалось оттянуть на себя все подразделения, что были в городе.