Жизнь после
Шрифт:
Дама уяснила несуразность собственных требований, поняв то, что время пророчеств и великих пророков, вроде Сарагона Мальтийского, Ламеса Иллирийского или Иезекииля Штормопровидца давно и безвозвратно прошло. Её на долю мгновений опечалил тот факт, что это время давно кануло во мрак, сменившись на фанатизм веры, и больше не будет того, что заставляло людей страшиться или возвеличивать будущее на основании того, что произнесли великие пророки. Но девушке прельстило то, что у неё есть столь верный слуга, который ради неё готов всё, что потребуется ради её же блага и спокойствия.
Губы девушки разошлись в широкой улыбке и на свет показались белоснежные зубы. Дама откинулась на кровать и задала вопрос Дюпону:
– Ты уже больше года служишь мне и разве тебе это не надоело? – вкрадчиво прозвучал вопрос.
На лице Дюпона пробежала тень возмущения, смешанная с негодованием и даже лёгким гневом, но он довольно быстро подавив все негативные эмоции, вспыхнувшие в его душе, понимая, что его госпожа не со зла задала этот каверзный вопрос, чем вызвала негодование. Мужчина в ответ широко улыбнулся, словно подавляя весь негатив, и ответил на вопрос:
– Конечно же нет, моя госпожа. Мне только приятно вам помогать и служить, несмотря на то, что хозяин сказал мне всего лишь присматривать за вами. Я только рад буду вам помочь всем тем, чем смогу.
И уже повернувшись, для того, чтобы уйти он поднял правую руку вверх, согнув её в локте. Он всё же решил сделать, о чём просила его девушка, причём обратившись к ней по имени:
– Я сделаю вам предсказание, но не стороны «магии», а с высоты своего опыта жизни.
Дама заинтересованно приподнялась и устремила свой взгляд, полный ожидания, а тем временем Дюпон начал говорить:
– Вы, Калья, супруга покойного второго Канцлера, который любил свой народ, так же как и вас. И вы не сможете остаться в покое ближайшее время. Слишком долгое время вы были в политике, оставаясь во мраке мира. Над теми местами, которые вы любите, сгущаются сумерки, и настаёт новая ночь. Вы же можете оказаться той лентой света, что может рассеять её. Да, приготовьтесь быть золотой нитью в ночи, за которую потянутся те, кому нужна будет помощь.
И договорив своё «пророчество», Дюпон вышел за дверь и оставил Калью один на один с тем, что сказал.
Глава шестая. По слову Имама
На западе Аравийской Конфедерации. Где-то в мегаллаполисе Мекка. Три дня спустя.
Солнцепёк слишком страшен и стало очень жарко для этого времени года, но это и есть Аравия, а после тяжёлых военных действий тут теперь навсегда будет стоять истошный жар пламени небесного светила. Ни ветра, ни даже лёгкого дуновения не разрывает этого раскалённого ада, что воцарился над великим городом. Палящее солнце жестоко терзало эту землю солнечным огнём, заставляя воздух обжигать сами лёгкие. Да, каждый вздох в этом месте давался с болью, ибо воздушный кипяток стремился выжечь внутренние органы.
И весь ад, сотканный из жары и духоты навис над городом, который со временем стал настолько священным, ибо стал единственным пристанищем Единой Мусульманской Веры, Великим Исламаторием… у этого великолепного города было множество имён, но все они не могли отразить величия этого города, который тем не менее окунулся в омут религиозности с таким дурманом, что Конгрегация Христианской Веры или в прошлом Империал Экклесиас могла лишь позавидовать тому, как новые последователи Веры Пророка излагают мысли и веру в массы и как их слушают…
Город стал настолько огромным, что в нём вмещалось больше пятидесяти миллионов жителей, ведущих образ жизни, утверждённый Великой Мусульманской Конфедеральной Мечетью – религиозной исламской организацией, которая и правила вместе с королём и советом шейхов. Никто не смел нарушить священного порядка, ибо он «предопределён самим Аллахом, и преступление его есть опаснейшей богохульство против нашего Бога и слов его пророка». За порядком следили «Низшие Кади», которым вверили в руки отслеживание следование народа тому порядку, что был установлен. Если свершалась любая ошибка, вплоть до обычного неправильного жеста или незначительного отклонения коврика на намазе, человека могли подвергнуть тут же казни, ибо он «нарушил священный порядок, установленный самим Аллахом». А если каждый шаг был под контролем, то говорить о собственных воззрениях и говорить не следует, ибо, как сказано: «Все ваши идеи, мысли и слова определены самим Аллахом и не должны противоречить тому порядку, что он установил, ибо это преступление против мира и Бога!»
Но, несмотря на жуткую религиозно-духовную тиранию Великой Мусульманской Конфедаральной Мечети, город не погибает в трущобах и обязательных податях её, которые составляли пятерину дохода, мегаллаполис процветает. Большая часть городских автомобильных дорог покрыта новым чистым асфальтом из самых современных химических составов, без единой трещинки, а местность у правительственных и религиозных зданий вымощена плитами из мрамора. В мегаллаполисе раскинулись прекрасные парки, с пышущей зеленью и красивыми цветами востока. По всему гипергороду строили прекрасные комфортабельные постройки, что могли напоминать маленькие поместья или небольшие дворцы. Самые скромные дома в этом мегаллаполисе были похожи на одноэтажные виллы с собственным ограждением, представленной стеной, внутренним двориком и садом.
К центру мегаллаполиса город рос, словно лесная чащоба. Одноэтажные постройки сменялись на более высокие и всё выше и выше, вплоть до небоскрёбов, где самые низкие были от четырёхсот метров, а самый высокий достигал девятисот метров и именовался как «Шпиль Аллаха». Нетрудно догадаться, что именно он был в собственности главной и единственной религиозной организации. И посреди улиц высотного леса, который отражал тысячи солнечных лучей и сиял подобно небесному светилу, воцарилась вечная тень и неестественная прохлада, ибо лучи главной звезды сюда практически не попадали.
Но внутри этого города словно повисло напряжение, витающее тут уже многие года. «Младшие Кади» заполонили улицы, отслеживая каждое действие покорных им людей. Никто не мог уйти от всевидящего ока Мечети, что стремилась установить тотальный религиозный порядок над людьми. И казни не были столь редким явлением. Многие города Аравийской Конфедерации были оборудованы специальными проспектами, где расстреливали и весили тех, кто «Преступил духовный закон веры». И если бы не запахо-очистительные воздушные установки, которые ароматизировали вдыхаемые массы, то большинство городов давно бы задохнулось от трупной вони.