Жизнь решает все
Шрифт:
Снова заныло в висках: забыл с утра заварить себе травок, задурманить голову, закутать ее ароматами лимонника и мяты. Теперь все воспринималось остро – и вид замка, и его запахи.
Мелькнула над крышами спица Понорка Понорков, самой верхушечкой, кривой и какой-то пронзительно белой по сравнению с основной кладкой построек.
Долго обходили донжон, пока не попали в крытый дворик, обнесенный высоким забором. Эдакая малая крепостишка внутри большой. Но, как оказалось, забор служил для защиты именно большой крепости и именно от малой. Он надежно припирал к стене просторный загон, который Туран узнал без труда по слежавшемуся
Впускал их за ограждение хмурый и бледный служка. С трудом и шипением он вернул на место тяжелый засов и только тогда Туран приметил, что работник управляется только левой рукой, а правую, лишенную кисти и замотанную ветошью, осторожно прижимает к груди.
Кунгаи дотащили Турана до середины просторного дворика, где рядом с гигантским жуком сидел на корточках человек в невзрачном сером кемзале. Серая же шапочка прикрывала светлые волосы, а в руках человека была острая палочка, которой он осторожно почесывал брюхо жука. Вермипс. Самый настоящий вермипс или дудень степной. Только вчера Туран рассматривал такого на картинке в книге Ниш-бака.
Паджи низко поклонился.
– Мой тегин. Ваше распоряжение…
– Распоряжается диван-мастер. Я – приказываю.
Ясноокий тегин Ырхыз, Серебряная Узда Наирата, встал во весь рост и сунул палочку за ухо.
– Я тебя помню, кхарнец, – произнес он.
Туран согнулся в поклоне.
– Кырым рассказал мне про тебя, примиренный. И про сцерхов рассказал. Ты вырастил четыре десятка ящеров или около того.
– Мне помогали, мой тегин. Отменный знаток лошадей Ишас и кам Ирджин…
Он не умел слушать других, перебил:
– Значит, сам ты ничего не можешь?
Туран растерялся.
– Я выращивал некоторых редких зверей. И читал о них.
– Значит, будешь помогать в моем зверинце. Кырым говорил, что ты умный. Знаешь, от чего вермипс умирает? – тегин несильно шлепнул жука по черному блестящему панцирю.
Никакой реакции. Жук неподвижно стоял на подогнутых лапах.
– А почему вы думаете, что он умирает?
– Я чувствую.
Туран присел на корточки и посмотрел на сомкнутые пилы жвал. Осторожно коснулся холодного хитина. Провел, прощупывая едва заметную трещину между надкрыльями, вспомнил, что вермипсы не летают, но под надкрыльями прячут яйца, причем и самцы, и самки. И ходят так, скрывая под броней самое ценное, пока мелюзга не вылупится и не расползется. А еще вспомнил, что рогом вермипс лошади брюхо вскрыть может. К сожалению, на том знания заканчивались.
А тегин ждал. Тегин надеялся и не следовало обманывать его надежды.
– Давно кормился?
– С неделю.
– Нехорошо. Но я попытаюсь помочь.
– Получишь сегодня же тамгу. После того, как разберешься с вермипсом, будешь приходить раз в неделю или когда я прикажу. А пока… Эй, Цанх! Покажешь кхарнцу остальных и будешь его впредь пускать сюда, но строго по установленному распорядку. И следить за ним будешь.
Тегин почесал вермипсу щетинистую лапу, сплошь покрытую бледными волосками, отбросил палочку и пошел к большим деревянным воротам, за которыми время от времени кто-то взрыкивал, ревел и мяукал. Паджи молча сжал тураново предплечье и тоже ушел, прихватив с собой двоих кунгаев. А третий воин и культяпый слуга остались наблюдать, как Туран с озабоченным видом изучает застывшего, словно в янтаре, вермипса.
Из зверинца вышел еще один
– Я – Цанх, это – Цанх-малый. Он тебя проводит к зверям.
Туран двинулся следом за беспалым парнем.
Зашуршали ворота и Туран увидел таких животных, в которых никогда не верил, даже листая старые книги с фантасмагорическими рисунками.
А потом он заметил Вирью.
Толком поговорить с мальчишкой вышло только на вторую неделю, когда наконец-то заелозил лапами по панцирю, заскрипел вермипс. Впервые за последний месяц, как заметил обрадованный Цанх. То ли помогла смесь из мёда и камеди, то ли просто, как говорилось в книге, жуку требовалось побольше света прозревающего весеннего Ока. Но оба работника теперь возбужденно бегали по загону, готовились доложить об успехах тегину и даже пытались угадать награду. Цанх предполагал новый кемзал, а Цанх-малый ждал исключительно серебряную серьгу в губу. Оба ошиблись, получив бочонок вина.
А Туран с благодарностью принял кошель с золотыми «конями» и дозволение пребывать в зверинце без кунгая за спиной. Цанхи тоже ослабили надзор и теперь не копошились постоянно рядом, а спокойно занимались работой, да так, что порой их и не было видно.
– Здравствуй, – тихо проговорил Туран, прислоняясь к решетке соседнего загона. И даже руку между прутьями сунул, почесывая горбатую спину водяного оленька.
– Здравствуй, – мальчишка уселся на пол и ловко сплел узлом ноги. – Тебе лучше со мной не говорить. Два кхарнца – уже заговор. Так говорили в Ханме год назад.
– Ты здесь уже год?
– Чуть больше. Но ты не слушаешь совета.
– А ты не спешишь уйти.
– Мне можно, я ребенок. Ырхыз знает, что я любопытный.
– Я тоже любопытный.
– Но Ырхыз не должен об этом знать. Меня зовут Вирья, а тебя?
Вирья… Почти Карья.
– Туран. Туран ДжуШен. Из Байшарры.
– Мои родители были из Кавойи. Правда, я совсем ничего не помню. Расскажешь?
– Я не бывал, но много слышал о Колоколе и Мосте. За что тебя посадили в клетку?
– Ырыз хотел иметь такой экземпляр.
– Но…
– Ырхыз хороший. Моих родителей убивал не он.
– А кто?
– Не знаю. Не он. Наверное, тот, кто и его держал в замке Чорах.
Засвистел в одной из ближних клеток сцерх и, привстав на задних лапах, гордо раздул горловой мешок.
– Скоро ему привезут жену, – сказал Вирья. – И он будет счастлив.
– Не будет. Невозможно быть счастливым в неволе.
– Это говорит человек снаружи человеку внутри. Папа говорил, что на самом деле есть очень мало мест, где нельзя быть счастливым.
– Прости, Вирья, – Туран перешел на шепот. – Это неправильно. Тебя нужно отсюда как-то вытащить… Я что-нибудь придумаю, обещаю.
– Не давай дурных обещаний. Вытащи себя и этого будет достаточно. Но ты ведь не послушаешь?
Безмятежные глаза мальчишки глядели куда-то далеко. На противоположный ряд клеток.
Да он ведь сумасшедший… Просто тронулся среди зверей-волохов. Его слова – бред измученного разума, нуждающегося в помощи.
– Я еще приду, – решительно произнес Туран. – Что тебе принести? Хочешь, я приготовлю для тебя настоящий манцыг с изюмом и орехами? Я умею.