Жизнь Шарлотты Бронте

Гаскелл Элизабет

Жители Хауорта обладают такой же физической силой и крутым нравом, как и их соседи на другом склоне холма. Деревня, окруженная вересковыми пустошами, находится между двумя графствами на старой дороге из Китли в Колн. В середине прошлого столетия она получила известность как место служения преподобного Уильяма Гримшоу, который исполнял обязанности хауортского викария на протяжении двадцати лет²². До того времени викарии были, вероятно, такими же, как некий мистер Николз, йоркширский священник, живший в первые десятилетия после Реформации, о котором известно, что он «был весьма привержен к крепким напиткам и дружеству» и часто говаривал своим приятелям так: «Не берите с меня пример и смотрите на меня только тогда, когда я стою на три метра выше земли», то есть на кафедре в церкви.

Жизнь мистера Гримшоу описана мистером Ньютоном, другом Купера²³. Из этого жизнеописания можно извлечь весьма любопытные примеры того, как человек, глубоко верующий и осознающий важность своей миссии, способен подчинить

себе неотесанных мужланов. Похоже, что этот священник не отличался религиозным фанатизмом, но, однако, вел высоконравственную жизнь и добросовестно выполнял свои пасторские обязанности. Жизнь его не была отмечена особенными событиями вплоть до воскресного дня в сентябре 1744 года. В тот день его служанка, поднявшись в пять утра, нашла своего хозяина уже стоящим на молитве. По ее словам, мистер Гримшоу, помолившись некоторое время в своей комнате, отправился выполнить пасторский долг в доме одного из прихожан, затем снова молился, вернувшись домой, и затем, так и не съев ни крошки, проследовал в церковь, чтобы отслужить утреню. Здесь, читая отрывок из Нового Завета, мистер Гримшоу внезапно упал и лишился чувств. Когда он пришел в себя, ему помогли выйти из церкви. Стоя на паперти, он обратился к пастве и попросил прихожан не расходиться, поскольку ему нужно будет им кое-что сказать, как только он вернется. Его отвели в дом церковного служителя, где он снова потерял сознание. Служанка стала растирать его, чтобы восстановить кровообращение. Когда пастор пришел в себя, он показался ей «вдохновенным», и первые слова, им произнесенные, были: «Мне было восхитительное видение, сошедшее с третьих небес». Однако он не уточнил, что именно увидел, а вместо этого вернулся в церковь и возобновил службу. Это было в два часа пополудни, а служба закончилась только в семь вечера.

С того дня мистер Гримшоу начал отдавать всего себя с пылом, достойным Уэсли, и с рвением, свойственным Уайтфилду²⁴, тому, чтобы привести свою паству на истинно христианский путь. У жителей деревни был обычай играть по воскресеньям в футбол, используя вместо мяча камни. При этом они вызывали на состязание другие приходы и сами принимали такие вызовы. Случались также скачки на лошадях по вересковым пустошам за деревней, а дальше следовало пьянство и распутство. В деревне не прошло ни одной свадьбы, которая не сопровождалась бы грубым развлечением в виде состязаний в беге, когда полуобнаженные бегуны скандализировали всех добропорядочных людей. А старый обычай «арвиллов» – поминок на похоронах – частенько приводил к генеральному сражению между перепившимися скорбящими. Таковы были нравы тех людей, с которыми приходилось иметь дело мистеру Гримшоу. Однако ему удалось посредством различных способов – и некоторые из них были самого практического свойства – во многом изменить жизнь своего прихода. Во время службы ему иногда помогали Уэсли и Уайтфилд, и тогда маленькая церковка оказывалась не способна вместить толпу прихожан из отдаленных деревень или уединенных домов в пустошах. Часто многие оставались молиться на открытом воздухе: внутри не хватало места даже для причастников. Однажды приглашенный на сослужение в Хауорт мистер Уайтфилд начал говорить о том, что не нужно долго распространяться перед паствой, в течение долгих лет имевшей в качестве пастыря столь набожного и благочестивого священника. В этот момент «мистер Гримшоу поднялся со своего места и попросил во всеуслышание: „О сэр, ради Господа, не говорите так! Умоляю, не льстите мне. Боюсь, что большая часть этой паствы направляется в ад вполне сознательно“».

Если это и была правда, то виной тому отнюдь не недостаток усердия со стороны мистера Гримшоу. Он проводил в неделю по двадцать-тридцать служб в домах своих прихожан. Если кто-то из паствы проявлял невнимание, то пастор прерывался, обращался к нему с увещеванием и не возобновлял службы до тех пор, пока все не становились на колени. Он проявлял особое усердие, требуя ото всех посещать церковь по воскресеньям, и даже не разрешал прихожанам погулять в полях между двумя службами. Выбирал самые длинные псалмы (говорят, особенно он любил 119-й²⁵) и, пока прихожане пели, спускался с кафедры и, прихватив кнут, отправлялся в таверну, где принимался хлестать тех, кто отлынивал от посещения церкви. Только самые шустрые успевали выскочить через черный ход и избежать побоев. Мистер Гримшоу обладал отменным здоровьем, был весьма подвижен и часто отправлялся в отдаленные горные районы, чтобы «открыть глаза» тем, кто забыл о религии. При этом, чтобы сэкономить время и не быть в тягость тем, в чьих домах он проводил свои службы, пастор брал с собой немного провизии – всего лишь кусок хлеба с маслом или луковицей, и этого ему хватало на целый день.

Скачки вызывали у мистера Гримшоу справедливое возмущение: они привлекали в Хауорт большое число бездельников и мотов и были подобны спичке, которой только и не хватало местному горючему материалу, чтобы в округе ярким пламенем разгорелось нечестие. Мистер Гримшоу использовал все возможные способы воздействия, вплоть до запугивания, чтобы отменить скачки, однако не преуспел. Тогда, дойдя до предела отчаяния, пастор принялся молиться с таким пылом, что на землю внезапно хлынул ливень и буквально залил поле для скачек. Бега не состоялись, даже несмотря на то, что многие были согласны смотреть на них под дождем. С этого дня скачки в Хауорте больше не возобновлялись, а память о славном священнике сохраняется до сих пор. Его набожные богослужения и человеческие

достоинства – поистине гордость прихода.

Однако боюсь, что тьма язычества, из которой вызволил этих людей своими личными усилиями неистовый священник, вновь сгустилась после его смерти. Он построил часовню для методистов, последователей Уэсли, а вскоре после этого баптисты также построили здесь молельный дом. Местные жители, как справедливо замечает доктор Уитейкер, «сильно веруют», однако в наше время, пятьдесят лет спустя, их вера не всегда воплощается в делах. Еще четверть века назад здешние представления о морали во многом определялись традициями предков-викингов. Кровная месть передавалась от отца к сыну как некий наследственный долг, а способность много выпить, избежав головной боли, почиталась одной из главных добродетелей. Игра в футбол по воскресеньям с принявшими вызов жителями соседних приходов возобновилась, а с ней возобновился и приток буйных гостей, наводнявший кабаки и заставлявший трезвомыслящих жителей со вздохом вспоминать крепкую руку славного мистера Гримшоу и его всегда готовый к услугам кнут. Старый обычай поминок-арвиллов расцвел, как встарь. Могильщик, стоя у открытой могилы, провозглашал, что арвилл состоится в «Черном быке» или в какой-нибудь другой таверне, выбранной друзьями покойного, после чего скорбящие и их знакомые направлялись туда дружной толпой, чтобы утешиться. Происхождение этого обычая связано с необходимостью отдыха для тех, кто пришел на похороны издалека, чтобы отдать последний долг усопшему другу. В жизнеописании Оливера Хейвуда есть два фрагмента, которые показывают, какую именно еду подавали на арвиллах в тихом диссентерском²⁶ приходе в семнадцатом столетии: на первом, состоявшемся в Торесби²⁷ по случаю кончины Оливера Хейвуда, упоминаются «холодные поссеты²⁸, чернослив, пирог и сыр». Второй фрагмент говорит о более скупом угощении, в соответствии с духом времени (он написан в 1673 году): «Ничего, кроме куска пирога, глотка вина и веточки розмарина».

В Хауорте поминки обычно проходили куда веселее. Небогатым устроителям предписывалось принести всего лишь по булочке со специями для каждого из пирующих, а стоимость спиртных напитков – рома, эля или их смеси, именуемой «собачий нос», – как правило, оплачивали гости: они клали деньги на тарелку, поставленную посредине стола. А те, кто был побогаче, могли угостить своих гостей бесплатным ужином. В день похорон преподобного мистера Чарнока, который служил здесь после мистера Гримшоу и еще двух священников, на арвилл собрались около восьмидесяти человек, и стоимость пиршества составила четыре шиллинга шесть пенсов с каждого, причем эти деньги внесли друзья покойного. Ближе к концу дня, когда гости «заливали глаза», возникали «отдельные потасовки», в том числе с ужасными последствиями в виде «резаных ран» и даже укусов.

Хотя я описываю в основном те черты жителей Уэст-Райдинга, ярко проявлявшиеся в первой четверти нашего столетия (а может быть, и чуть позднее), у меня нет сомнения, что и в настоящее время в повседневной жизни людей, столь независимых, своенравных, суровых, найдется немало такого, что приведет в шок и замешательство тех, кто привык к более тонким манерам, свойственным южанам. Нет у меня сомнений и в том, что практичные, здравомыслящие и энергичные йоркширцы отплатят манерным «иностранцам» ничуть не меньшим презрением.

Как я уже сказала, очень вероятно, что на том месте, где сейчас возвышается хауортская церковь, некогда стояла древняя «филд-кирк», или часовня. По саксонским законам такие постройки принадлежали к третьему, низшему разряду религиозных сооружений, и потому в них нельзя было совершать ни погребения, ни главные христианские таинства²⁹. «Филд-кирками», то есть полевыми церквами, их называли потому, что они не имели ограды и стояли прямо среди поля или вересковой пустоши. Основатель церкви, согласно законам Эдгара³⁰, был обязан, не тратя церковной десятины, поддерживать служащего здесь священника из остальных девяти десятых своего дохода. После Реформации право выбора священнослужителя во всех часовнях, раньше считавшихся «полевыми», было даровано свободным землевладельцам и членам церковного совета, которые одобряли кандидатуру священника своего прихода. Однако из-за некоторой нерадивости прихожан в Хауорте это право было утрачено землевладельцами и членами совета еще во времена архиепископа Шарпа³¹, и пастора стал назначать бредфордский викарий. Так, по крайней мере, утверждают некоторые авторитетные источники. Вот что пишет мистер Бронте: «Этот приход имел в качестве патронов викария Бредфорда и нескольких попечителей. Мой предшественник получил место с согласия бредфордского викария, но при сопротивлении со стороны попечителей. И вследствие этого он, будучи не в силах сопротивляться обструкции, попросил об отставке всего лишь через три недели после назначения».

Доктор Скорсби³², бывший некоторое время викарием Бредфорда, в разговоре о свойствах характера жителей Уэст-Райдинга упомянул о некоем бунте, случившемся во время представления к должности мистера Редхеда, предшественника мистера Бронте в Хауорте. По его словам, в данном эпизоде проявилось столько примечательных особенностей нравов местных жителей, что он посоветовал мне как следует разобраться в этом деле. Я так и поступила и теперь могу со слов ныне здравствующих участников и свидетелей рассказать о средствах, к которым прибегли жители деревни, чтобы изгнать назначенного против их воли священника.