Жизнь собачья
Шрифт:
То ли язык у нее не наш, то ли обиделась она на что, не знаю. Закричала по лошадиному, все четыре лапы вскинула, и бегом от меня. Огромная, красивая, статная, сказка, а не лошадь.
Пролетела мимо в полсекунды, чуть лапой в нос не ударила. Бог миловал, а то летел бы до дома и радовался. Чем не птица?
У мамки от восторга глаза блестят, на месте подпрыгивает, до того ей хочется с ней познакомиться. Подошла, протянула ей мою сушку. Та, конечно, ее разом схрумкала, и что-то тихо сказала. Я тут решил не вмешиваться, а то точно накостыляют, либо одна, либо другая. А зря – Нужно было себя поставить, а то удумали, – дружбу затеяли.
Моя с тех пор ей яблоки, морковь, хлеб таскать начала, а та, как ее увидит, ну кричать по-своему, по лошадиному.
Позже узнал, что зовут ее Бела. Красивое имя, ничего не скажешь, и сама она красивая. Но мне-то что с того? Я с ней ни поговорить, ни поиграть не могу. Никакого внимания на меня не обращает, если я, конечно, близко не подхожу. А чуть, что не так, пасть раззявит и ну вокруг меня носиться. У меня от ужаса аж волосы дыбом встают. Не дай бог, затопчет. Вот и сижу, как последний дурак, у велосипеда, пока мамка с ней милуется. А что тут сделаешь?
Сила солому ломит. А лошади, говорят, еще солому и едят. Так что береженого, бог бережет.
Это еще нечего. Через день на соседнем поле такое увидел, чуть с ума не сошел. Смотрел, смотрел, то ли чудится, то ли с глазами что-то не так. Звери – огромные, страшные, ужас какой-то. Оказалось стадо коров. Но что удивительно, вид жуткий, сами с рогами, а добрые, слов нет. Вот природа, что только не напридумывает. Я с ними побазарил однажды, много интересного узнал. Оказывается, они траву едят. Лошади, кстати, тоже. Решил я попробовать ихней еды. Выбрал посочней, откусил несколько стебельков и ну жевать. Жевал, жевал, не распробовал. Решил повторить. Взял побольше, а она сухая, колом в горле встает, не туда, не сюда, едва выплюнул. Посмотрел я на бедных коров, и так мне их жалко стало.
Это каким же голодным нужно быть, чтобы такую гадость есть, да еще улыбаться при этом?
Бедные, ох – бедные.
Но это еще ничего – Дальше почище было. Там же у коров мальчишки крутились, делали вид, что пасут их, бедных. А на самом деле баклуши били и ерундой занимались. Это я конечно со своей колокольни говорю, но после случившегося, молчать не в силах.
В общем – была у мальчишек лошадь. Не такая, как Бела, но тоже ничего. Мамка, как ее увидела, аж зашлась от восторга. Я сначала ничего не понял. Лошадь, как лошадь, видел уже одну. Не так уж и страшно. Ха, – как бы не так. Моя в полсекунды с мальчишками сговорилась.
– И чтобы вы думали? – Полезла ей на спину – Я чуть с ума не сошел. Она же в два раза больше моей. Стою, ору: – Стой! – Стой! – А мамке все по барабану. Схватила меня и на поводок. Поводок отдала мальчишке. Тот двумя ногами уперся, не отпускает. Что я только не делал, как не вырывался, так и не вырвался.
Глянула мамка на мои муки, махнула рукой и вновь полезла на это чудовище.
Просто так заскочить не может, роста не хватает. А мальчишки мелкие, от горшка два вершка, подсадить не могут, хоть и пытались. Смехотища, ручки тонкие, мою мамку поднять стараются. Хорошо хоть не уронили, а то бы точно убилась. Думал, все, сейчас успокоится.
Ха – как бы не так. Залезла на какой-то пенек, чуть ли ни с нее ростом, и решила вскочить той лошади на спину. А мальчишки ее водят, в метре от пенька, ближе подвести не могут, деревья не позволяют. Я глаза закрыл, все, думаю, сейчас убьется – Велосипед, ролики, это ладно – Конечно, не здорово, но к этому я уже привык. Но лезть на такое чудовище – Куда это годится?! Взрослый, серьезный человек, а ума ни на грош!
Пока я на поводке душил, орал, как резанный, – вскочила – Глаза открыл, а она уже на ней. Тут со мной вообще истерика приключилась. Разорался, как пацан, а она, знай себе, «Но!!!», – кричит. Секунда, ее и не видно – Все, – променяла меня на лошадь – Неужели, все – Сердце чуть не оборвалось. Нет, думаю, не могла она так поступить. Вон и велосипед валяется. Что, она нас обоих на одну лошадь променяла? Не может такого быть. Значит, сейчас вернется. Только я так подумал, смотрю, возвращается. Я как заору:
– Слезь с нее! Немедленно слезь! – Пока не свалилась – А она довольная, улыбается, хуже маленького ребенка. Хотя ей страшно. Я же вижу, что страшно. Упрямая, ужас какой-то. Женщина, что с нее взять. В общем, через полчаса накаталась, слезла. Я чуть от разрыва сердца не помер. Сил совсем не осталось. Что не верите? Зря, врагу своему такого кошмара не пожелаю. Слава богу, хоть жива осталась. И я цел, хоть и переволновался.
Разговоров в деревне было – Один велосипед, чего стоил, а уж когда на лошадь влезла, не знал куда глаза от стыда девать. Опозорила, ох – опозорила. Но ничего, опять притерпелся.
Что же делать, лошадь, так лошадь, хорошо, хоть не верблюд. В Москве один раз мы верблюда видели. И что бы вы думали? Она и с ним якшаться начала. Хорошо, что народу вокруг было много, в толпе никто ничего не заметил.
Вернулся домой, поел, лег на диван, отвернулся, и решил с ней больше не разговаривать. А она посмотрела на меня и тоже спать улеглась. Проснулся, и, как последний дурак, все забыл.
Не умею я обижаться. Только щеки надую, с обидой в глазах похожу, полчаса пройдет, раз и поминай, как звали. Вот и все.
Ладно, хватит жаловаться. В жизни много чего случается и хорошего, и плохого. У нас, у собак, что плохо? Подраться мы любим. Не все, конечно, но попадаются порой отморозки.
Меня такие всегда удивляли. И что им неймется? Не проще ли парой слов перекинуться, поиграть чуток, и разбежаться в разные стороны в преотличном настроении. Так нет же, начинают выяснять отношения, доказывать, что сильнее. Убогие, право слово.
В деревне так нельзя, тут нужно со всеми дружить. Деревня не город, где можно внимания на соседей не обращать, делать вид, что тебе все до лампочки.
Это я понял сразу и решил потихоньку с коровами, козами дружбу наладить, с лошадьми, конечно, тоже. Куда же от них деться, если мамка к ним без конца на свидания бегает?
Хорошо хоть на Белу не лезет. У той характер еще тот, точно покусает.
К курам тоже привыкать начал. Кудахчут, но терпеть можно. Правда, есть тут одна крикливая, петух называется. Вот к нему до сих пор никак не привыкну.
Наглый такой ходит. Как меня увидит, нахохлится, и наперерез. Пару раз я его шуганул, но ему все нипочем. Как увидит, что я к его курам приближаюсь, крылья раскинет и несется, орет.