Жизнь, учения и изречения знаменитых философов
Шрифт:
Старче Пиррон, откуда и как измыслил ты способ Сбросить с шеи ярмо пустомысленных мнений софистов И отрешиться от уз обмана и всяческой веры? Не любопытствовал ты, какие над Грецией ветры Дуют, откуда, куда, и какой направляемы силой…
А в «Образах» — так:
Мудрый Пиррон, всем сердцем своим я жажду услышать, В смертной доле людской как ты сумел обрести Образ бога, который ведет в безмятежном покое…
Афиняне даже почтили его гражданством за умерщвление фракийского царя Котиса [746] (как говорит Диокл).
746
Из нескольких известных фракийских царей, носивших имя Котиса, ни один при Пирроне не правил. По-видимому,
Он добронравно жил со своей сестрой, повивальной бабкой (так пишет Эратосфен в книге "О богатстве и бедности"), сам носил продавать на базар кур и поросят и сам прибирался в доме, сохраняя полное безразличие; говорят, он даже свинью купал по своему безразличию. Однако за сестру свою (а имя ей было Филиста) он однажды пришел в гнев, а когда его попрекнули, ответил, что не за счет женщины подобает щеголять безразличием. А в другой раз на него набросилась собака, и он испугался, но на укоры ответил, что нелегко всецело отрешиться от человеческих свойств, однако против всего, что происходит, он ополчается, сколько есть сил, делом, а когда недостает сил — словом. И когда ему лечили язвы нагноением, сечением и прижиганием, то он, говорят, даже не морщился.
Тимон изображает его поведение в своих рассуждениях, обращенных к Пифону. А Филон Афинский, человек, близкий Пиррону, рассказывает, что охотнее всего он упоминал о Демокрите, а также о Гомере, восхищаясь им и без конца повторяя:
Листьям в дубравах древесных подобны сыны человеков! [747]
Восхищался он и тем, что Гомер уподоблял людей осам, мухам и птицам, и приводил строки:
Так, мой любезный, умри! и о чем ты столько рыдаешь? Умер Патрокл, несравненно тебя превосходящий смертный!
747
Гомер. Ил. VI 146 и далее XXI 106–107.
а также все, что относится к людской бренности, суетности, ребячливости.
Посидоний рассказывает о нем вот какой случай. На корабле во время бури, когда спутники его впали в уныние, он оставался спокоен и ободрял их, показывая на корабельного поросенка, который ел себе и ел, и говоря, что такой бестревожности и должен держаться мудрец.
Нумений единственный говорит, будто он высказывал какие-то догматы.
Среди учеников его были и знаменитые, например Еврилох, о котором рассказывают самые позорные вещи: однажды, говорят, он так рассердился на повара, что схватил вертел с мясом и гнал им повара до самого рынка; а другой раз в Элиде, когда спорщики стали вконец теснить его вопросами, он скинул плащ и поплыл от них прочь через Алфей. Всем софистам он был непримиримым врагом (по словам Тимона). А Филон, например, спорил большею частью с самим собою, о чем Тимон пишет так:
Сам с собой утешается, сам с собою болтает, Не обольщаясь, Филон искусного спорщика славой.
Далее, слушателями Пиррона были Гекатей Абдерский, Тимон Флиунтский, сочинитель «Силл», о котором речь будет далее, и Навсифан Теосский, учеником которого (по мнению некоторых) был Эпикур. Все они зовутся по имени учителя пирроновцами, а по их догмам (если можно так сказать) апоретиками, скептиками, эфектиками и зететиками. Зететиками, то есть искателями, — потому что они всегда ищут истину; скептиками, то есть высматривателями, — потому что всегда высматривают и никогда не находят; эфектиками, то есть сомневающимися, — по их настроению в поиске, то есть по их воздержанию от суждения; апоретиками, то есть затрудняющимися, — потому что в затруднении находятся даже догматические философы. Впрочем, Феодосии в "Скептических главах" пишет, что скептической школе не следует называться Пирроновой, ибо если направленное движение мысли для нас не уловимо, то мы никогда не узнаем, что думал Пиррон, а не зная этого, не сможем и зваться пирроновцами. К тому же Пиррон не первый открыл скептическую школу и догм никаких не придерживался, а называться пирроновцем может только тот, кто ведет себя так же, как он.
Начинателем этой школы иные называют Гомера, ибо он более всех высказывается об одних и тех же предметах в разных местах по-разному и в высказываниях своих никогда не дает определенных догм. Называют скептическими и изречения семи мудрецов, такие, как "Ничего слишком" и "За порукой расплата", ибо понятно, что если кто в чем-то ручается твердо и убежденно, то за этим следует расплата. Скептически судили, говорят они, Архилох и Еврипид, когда
Настроения у смертных, друг мой Главк, Лептинов сын, Таковы, какие в душу в этот день вселит им Зевс, [748]
748
Пер. В. В. Вересаева.
а Еврипид:
О Зевс! За что зовут несчастных смертных Разумными? Иль мы в твоей цепи Не все вершим, чего ты пожелаешь?.. [749]
И Ксенофан, и Зенон Элейский, и Демокрит, по такому мнению, оказываются скептиками; Ксенофан, когда говорит:
И ни один из людей не видел и впредь не познает Ясного образа…
Зенон, когда отрицает движение, говоря: "Движущееся тело не движется ни в том месте, где оно есть, ни в том, где его нет"; Демокрит, когда отбрасывает качества и говорит: "По уговору холод, по уговору тепло, по существу же лишь атомы и пустота" и еще: "По существу мы ничего не знаем, ибо истина — в глубинах". Так же и Платон оставляет истину богам и божеским чадам, сам же ищет лишь правдоподобного смысла. [750] И Еврипид говорит:
749
Еврипид. Умоляющие, 734–736.
750
Тимей, 40 d.
Кто знает, эта жизнь не есть ли смерть, И смерть не есть ли то, что жизнь, для смертных? [751]
И Эмпедокл:
Оку людскому незримо оно и слуху невнятно, Даже умом необъемлемо…
И перед этим:
Мы постигаем лишь то, с чем столкнуться приходится в жизни.
И даже Гераклит:, "О величайшем не станем гадать наобум". И Гиппократ высказывается лишь с сомнением, как подобает человеку. Но прежде всего Гомер:
Гибок язык человека — речей для него изобильно Всяких: поле для слов и сюда и туда беспредельно. Что человеку измолвишь, то от него и услышишь. [752]
751
Из несохранившейся трагедии Еврипида "Полиид".
752
Гомер. Ил. XX 248–250.
Ибо здесь говорится о равносилии и противоположности доводов.
Цель свою скептики полагали в опровержении догматов всех школ, но сами ни о чем догматически не высказывались. Даже приводя и излагая мнения других, они ничего не определяли, [753] не определяли и того, что они делали: они отрицали даже, что они ничего не определяют (не говорили, например, "Мы ничего не определяем"), ибо этим они высказались бы определенно. Вместо этого они говорят: "Мы предлагаем такие высказывания, лишь чтобы показать свою сдержанность, ведь то же самое мы могли бы выразить и просто кивком". Так, словами "Мы ничего не определяем" выражается лишь состояние безразличия, — точно так же, как и словами: "Ничуть не более", "На всякое слово есть и обратное" и прочее.
753
Дальнейшее изложение — по Сексту Эмпирику, "Пирроновы положения", I 188–205.
Конечно, "Ничуть не более" может быть сказано и в положительном смысле — что "две вещи сходны", например, "Пират — ничуть не более дурной человек, чем лжец". Однако у скептиков это говорится не в положительном, а в отрицательном смысле, как, например, при опровержении: "Сцилла ничуть не более существовала, чем Химера". (Точно так же ведь и «более» иногда употребляется в сравнительном смысле, например: "Мед более сладок, чем виноград". А иногда в положительном и отрицательном, например: "Добро более приносит пользы, чем вреда", ибо это означает, что пользу оно приносит, а вреда не приносит.) Впрочем, скептики даже отрицают и выражение "Ничуть не более", ибо как предведение ничуть не более существует, чем не существует, так и "Ничуть не более" не более существует, чем не существует; и означают эти слова (как говорит Тимон в "Пифоне"): "Ничего не определять, ни с чем не соглашаться".