Жизнь в зеленом цвете - 4
Шрифт:
Есть иногда вполне ощутимые плюсы от того, чтобы быть в числе лучших учеников - Гарри не составило ни малейшего труда высушить землю под деревом - вся почва была попросту жидкой грязью - и улечься на это сухое место; он немного перестарался, и земля потрескалась, как летом при сильной жаре. От земли и сухих бледно-жёлтых травинок шло лёгкое тепло, и Гарри вжимался в эти ощущения телом, как котёнок в ласкающую руку, зажмурившись, едва не мурлыча. Остро пахло сухостью и влажностью одновременно - невообразимый коктейль, странный, но приятный. Гарри, не открывая глаз, вживался в то, что ему дарили все остальные четыре
– Здравствуй, Поттер, - подошедший первым нарушил тишину.
– Не могу сказать тебе того же, Забини, потому что не хочу, чтобы ты здравствовал, - хмуро ответствовал Гарри; глаза всё же пришлось открыть - хоть он и был наготове, глупо было лишать себя зрения, когда, возможно, предстоит драка.
– А я хочу, чтобы ты здравствовал. Herbesca!
Забини сел рядом на пятачок земли, густо заросший высоченной травой по мановению палочки слизеринца. Гарри неохотно оторвался от земли и тоже принял сидячее положение.
– С чего бы это? Я помню по прошлому году твою неоценимую заботу…
Забини вертел палочку в руках - кажется, не столько желая что-нибудь колдануть на обнаглевшего Поттера, сколько ради того, чтобы сосредоточиться.
– В прошлом году я дважды спасал тебе жизнь, если помнишь.
– При этом изнасилование и пощёчина, надо полагать, бонусы?
– Ты невозможен, Поттер!
– вспылил Забини, но тут же явным усилием воли заставил себя успокоиться.
– А как насчёт того, что это я вчера бросил навозную бомбу в гостиной?
– Откуда я знаю, что это был ты?
– равнодушно пожал плечами Гарри.
– Из всего нашего опыта, так сказать, общения не вытекает, что ты непременно скажешь мне правду. Скорее, наоборот. И вообще, может, пока я тут с тобой лясы точу, за кустом притаился Малфой в засаде, и как только я отвлекусь, он выпрыгнет с воплем «Авада Кедавра».
Забини негромко рассмеялся.
– Нет, не притаился. Он сейчас в гостиной сочиняет тысячу самых страшных смертей лично для тебя. Какого хрена, позволь узнать, ты вчера назвал его шлюхой?
– А что, не так, что ли? И вообще, Забини, ты мне мамочка или там гувернантка, а? Не учи меня жить, и я не научу тебя, как полагается правильно кричать под Круциатусом.
– * * * * ты, Поттер, - задумчиво сказал Забини, рассматривая Гарри так серьёзно и пытливо, словно наблюдал результат смешения в котле двух взрывоопасных ингредиентов.
– Злобная * * * * .
– Кто бы говорил, - фыркнул Гарри и встал. Утро было безнадёжно испорчено.
– Я хотя бы не насилую никого…
– Да ты достал меня своим изнасилованием!!!
– взорвался Забини, во мгновение ока оказавшись на ногах; Гарри, в процессе полёта к дереву в результате жёсткого хука справа по много раз ломаным прежде рёбрам, мысленно пообещал оторвать себе голову за утерю бдительности. Расслабился, кретин…
– Я был бы, * * * , просто счастлив, принадлежи оно кому-нибудь другому, - процедил Гарри, прижимая левую руку к больному месту; под ладонью пульсировала кровь, бешено, нервно, отстукивала так быстро, как будто была опаздывающим поездом.
– Я тебя когда-нибудь убью, Поттер, - устало выдохнул Забини, опуская руку с разбитыми костяшками пальцев -
– Смотри, как бы наоборот не вышло, - Гарри направлял кончик палочки на Забини; палочка подрагивала в руке, но на исход возможного заклинания это так или иначе не влияло.
Забини отступил на шаг, сразу же с хлюпающим звуком провалившись в грязь сантиметра на три.
– Дурак ты, Поттер, и дальше своего носа не видишь…
– Того, что вижу, мне вполне хватает, - холодно сказал Гарри.
– Играй в свои змеиные игры с кем-нибудь другим, Забини. Можешь пойти к Малфою и вместе с ним заняться тем, чем вы занимались три года.
– Это чем же?
– Забини ухмыльнулся уголком рта.
Почему-то именно этот жест донельзя взбесил Гарри.
– Можете потрахаться, а можете вместе строить планы моей смерти. Оба занятия у вас с ним ключевые. Кстати, что это ты такой дружелюбный стал - забыл о братце?
В глазах Забини вспыхнул недобрый огонёк; Гарри почувствовал предвестье знакомого холодка опасности, готового обжигающей струйкой пролиться вниз по позвоночнику.
– Не забывайся, Поттер. Я всё помню.
– Тогда проваливай отсюда вместе со своими тайными планами и хорошей памятью к такой-то матери, - предложил Гарри.
– Не знаю, какого чёрта ты сюда явился, и знать не хочу. Если опять будет магическая драка, угадай, кто победит?
Забини молчал. Гарри прищурился.
– Иди, Забини, пока жив и здоров. Я сегодня отчего-то добрый и не хочу конфликтов, но это не значит, что я их избегаю всеми силами. Пока-пока.
Забини молча развернулся на каблуках и ушёл в сторону Хогвартса. Гарри, опустив палочку, пальцами левой руки осторожно ощупывал пострадавшую при ударе область. Вроде бы просто синяк, кости целы. «И на том спасибо. И спасибо, что он не спросил, как я подал заявку - куда бы потом труп девать? В озере только утопить…»
Гарри грызло иррациональное чувство, что он где-то крупно напортачил; вот только он никак не мог понять, где и как.
До обеда он неприкаянно бродил по замку и окрестностям, следя за тем, чтобы никому не попасться на глаза. Как только на горизонте начинали маячить очертания хоть какого-нибудь живого существа, пусть даже Гермиониного Косолапсуса, Гарри резко заворачивал в соседний коридор или прятался за ближайшее дерево - в зависимости от того, где находился. Делать ему совершенно нечего, и он даже думать не хотел о том, чтобы пойти и пообщаться с кем-нибудь - хотя ему было очень тоскливо. Примерно так же, как первые одиннадцать лет жизни - потом его существование хоть чуть-чуть скрашивали разнокалиберные гриффиндорцы…
В результате Гарри, намотав много километров по территории и коридорам школы, вернулся туда, откуда начал - к дереву, по которым сидел. Землю пришлось сушить снова, потому что солнце, ясное дело, ещё не справилось с грязью. «Всё возвращается на круги своя…»
Гарри сидел с закрытыми глазами, прислонившись к дереву спиной, чувствовал, как царапает даже сквозь одежду заскорузлая кора, и составлял в уме список того, чего бы ему хотелось. Довольно бесполезное занятие это было пропитано саможалением в больших масштабах и горечью - такой сильной, что она, казалось, выступала на языке; Гарри морщился и почти судорожно сглатывал.