Жизнь во имя любви (С)

Колч Агаша

– Вернулись, полуночники, – подсела она к столу. Подала руку для поцелуя мужу, ласково улыбнулась мне. – Как наместник?

– Ногу подвернул, – кратко обрисовал состояние дел граф. Он страсть как не любил волновать жену. Лучше пусть думает о мелких неприятностях, чем переживает о глобальном. – А мы тут с Роксаной гадаем, куда все наши гости делись.

Глафира осмотрелась, словно ещё раз желая убедиться в том, что непрошеные гости наконец-то покинули наш дом.

– Сама недоумеваю. Бегали, суетились. Вдруг вскоре после того, как вы

во дворец совещание перенесли, начали кучковаться и шептаться, как птички перед осенним перелётом. Такие же тревожные стали. А потом чуть ли не разом в переход бросились, и больше никто уже не приходил, – очень живо рассказывала о произошедшем Глафира.

Я мысленно отмахнулась. Ушли и ушли. Неприятно это – жить как на вокзале. Суета, люди чужие, собаки волнуются. А дед вдруг рассмеялся. Громко, заливисто, открыто. Вытирая выступившие на глазах слёзы, он заметил наше недоумение.

– Дамы, вы не поняли, почему чиновники ушли? Серьезно? – мы с бабушкой переглянулись, пожали плечами. – Роксана, им кто-то рассказал, как ты бездельников во дворце работать заставила. Вот они и испугались, что ждёт их та же участь.

Теперь хохотали мы уже втроём. На лестнице поскуливали Зиг и Заг, мечтавшие присоединиться к общему веселью. И я решила поощрить псов, весь день нёсших стражу:

– Мальчики, гулять!

Прихватила со стола два пирожка, набросила шаль и вышла на террасу, оставив своих обожаемых стариков обмениваться новостями.

В последние дни собак выгуливал Тауфик, но хозяйка-то я, и общаться с псами, дабы связь не ослабла, просто необходимо. Пошла по дорожке к морю, на пляже нашла палку, волной принесённую, покидала застоявшимся кобелям, которые с весёлым шумом радостно возились с деревяшкой. Скормила пирожки, поощряя за выполнение команд, сполоснула руки в набежавшей волне и присела в удобный шезлонг, стоявший в затишке.

Нереально огромная луна сияла над морем, рассыпая по мелкой морской ряби миллионы золотых чешуек. Едва слышно шуршала в прибое мелкая галька, невдалеке возились Зиг и Заг. Покой, которого так не хватало мне в последние дни, окутал мысли и тело. Закрыла глаза, я опустила голову на спинку шезлонга и плотнее завернулась в шаль, отгораживаясь от ночной прохлады.

– Пришла?

Странный вопрос. Куда пришла? Кто спрашивает?

– Значит, пока нет… Скажи, долго ли мне ещё ждать?

Кто ты? Чего ждёшь? Как это со мной связано?

– Хорошо. Я подожду. Но не долго. Утомительно это – ждать. Пора тебе уже в силу входить, ведунья.

Открыла глаза, вскочила и едва не упала, ступив на повлажневшие от росы камни. Что это было? Сон? Но явно непростой. Кто же меня ждёт и зачем?

Ответа не было. Луна по-прежнему серебрила море и землю, прибой мягко убаюкивал, а псы сфинксами замерли неподалёку. Бдят, умнички мои. Уберегут от чего угодно, только не от непонятных снов и видений.

– Пошли спать, парни, – позвала я кобелей и двинулась к дому.

– Я жду, ведунья! – прошелестело лёгким ветерком

по листьям кустов.

Значит, не сон. Страшно не было, скорее непонятно. И так хлопот полон рот, так ещё и над шарадами, невесть кем загаданными, думать.

«Зато не скучно», – успокоила сама себя и отправилась спать.

Глава 16

– Так надеялась, что мне никогда не придётся этого делать, ан нет… Ты доказала обратное, и я сегодня же адресую профессору Вестьеву свои извинения, – прозвучало неожиданно из переговорщика.

Я оторопело посмотрела на артефакт: исправен ли? Может, Прасковья услышала вовсе не то, что я ей говорила?

– Э-э-э-э? Ты о чём? – осторожно переспросила я.

– Я о том, дорогая подруга, что потребности тела, а в твоём случае – гормоны юного тела, значительно влияют на умственные способности. Профессор Вестьев это утверждал ещё пятнадцать лет назад, а я, скудоумная, с ним спорила, доказывая, что разум сильнее инстинктов. Но сегодня ты выступила ярким подтверждением его слов, – объяснила Прасковья, ещё больше запутав меня.

– У нас с тобой разговор глухого с немым получается, – вспылила я. – Рассказываю тебе о том, что со мной пытается вступить в переговоры невесть что, а ты мне о давней ссоре с профессором.

– Нет! Не о ссоре я тебе втолковываю, душа моя, а о том, что ты поглупела. Сама-то не чувствуешь? Нет? А всё почему?

– Почему? – совершенно по-попугайски повторила я.

– Да потому, Роксаночка, что мысли твои далеки от дел и сосредоточились вокруг одного объекта. Я права?

– Ну-у-у… – протянула я, думая, сказать ли правду или отрицать догадку подруги. Решила просто сменить тему разговора. – Вообще-то, я тебя о другом спрашивала.

– Думаю, что это Источник о себе напомнил, – перестав меня поддразнивать, серьёзно ответила Прасковья. – Пора бы тебе его распечатать.

Источник?! Милость Триединого, я совершенно о нём забыла! И что мне теперь делать? Ох, как же не вовремя!

– Эй, – донёсся из артефакта голос подруги, – ты ещё здесь?

– Здесь, – призналась я. – Но пребываю в состоянии шока. Наверное, мне надо подумать.

– Хорошее дело. Полезное, – в своей любимой ехидной манере одобрила Прасковья. – Как что надумаешь, поставь в известность, но на свой мыслительный орган сейчас особо не рассчитывай. Конец связи!

Вот как это понимать? Конечно, я принимаю, что подруга на меня сердита за то, что я её обожаемого Костика рекрутировала в советники наместника, и видит она его теперь далеко не каждую ночь, не говоря уже о светлом времени суток. Но ведь мог бы и отказаться, если сильно не хотел. Так нет же… задрал хвост не хуже моих кобелей и рванул из тихого уюта семейной жизни в эпицентр шквала, созданного ветром перемен. Ответственность? Ну, да… наверное. Но на мой взгляд, неистребимая тяга к приключениям и нехватка адреналина в крови.