Жизнь военный элиты. За фасадом благополучия. 1918-1953 гг

Черушев Николай Семенович

16. Там же. С. 178—180.

17. Там же. С. 188.

18. Там же. С. 189-190.

19. АГВП. НП 36067-38. Л. 330-331. •'

ДАМОКЛОВ МЕЧ

А о чем писали те командиры РККА, которые хотя и не подверглись аресту, но над которыми после увольнения их из армии по политическому недоверию постоянно висел «дамоклов меч» — угроза этого ареста и следствия? И таких было немало в армии и на флоте, ибо, как правило, после увольнения в запас или отставку по этому пункту 58-й статьи вскоре следовал арест. Конечно, в своих письмах и заявлениях они в первую очередь

отвергали всяческие наветы на себя и настойчиво просили вернуть их в строй, в родную армейскую среду. О чем писали эти первые кандидаты в зэки, у которых до неволи оставался один шаг (сегодня на воле, завтра за решеткой)? Покажем это на примере уволенного из РККА в запас командира 1-го тяжелого авиационного корпуса комбрига Скробука Иосифа Васильевича. Письмо на имя Наркома обороны СССР К.Е. Ворошилова, где он описывает свои мытарства, датировано 29 декабря 1938 г.

«Хотя многие лакомы до вздора, но в моих 3-х письмах я Вам излагал не вздор, а некоторые факты из моей служебной деятельности на протяжении 20 лет, которые характеризуют мня не случайным человеком в рядах ВВС РККА и в рядах ВКП(б) с 1918 г. К сожалению, эти мои письма, (письма) живого человека Скробука, до сих пор не удостоились доклада Вашему вниманию на предмет восстановления меня в кадрах ВВВС РККА, а следовательно, клеветники моего позорного увольнения из ВВС с последующим уже 6 месячным позорным пребыванием без работы, безнаказанно торжествуют легкую свою победу. Как ни странно, но это теперь факт, что разоблаченные враги меня били в прошлом под грифом «секретно», теперь этим же методом продолжают незаслуженно бить меня перестраховщики с помощью клеветников.

287

Все это вынуждает меня 4-м письмом обратиться к Вам, Климент Ефремович, с просьбой положить конец этому, по меньшей мере, вопиющему моральному и материальному издевательству.

Протестуя против действующей, но до сих пор мне неизвестной клеветы, я не имею права даже думать, чтобы мне верили на слово, поэтому я излагал и буду излагать то, что соответствует действительности.

1. Так, например:

а) в 1931 г. бывший нач(альник) ВВС Белорусского военного округа (В.А.) Кушаков за мое решительное сопротивление его авантюристическим требованиям летать без соответствующих приборов в облаках и темной ночью, что вело к авариям и гибели личного состава, пытался отстранить меня от должности командира 2-й авиабригады. По устному приказу я отказался сдавать бригаду помполиту бригады, ныне арестованному врагу Краузе, письменного же приказа не последовало. Но с прибытием в БВО Уборевича, Кушаков не без согласия Алксниса в конце 1931 г. добился моего перевода в Москву командиром авиабригады НИИ ВВС;

б) дабы устроить своего любимчика Залевского командиром бригады НИИ, Алкснис через восемь месяцев моего командования авиабригадой НИИ переводит меня во 2-ю школу летчиков. Обещанную учебу в 1931 г. получил (только) в декабре 1933 г. благодаря личной настойчивости;

в) враги из отдела кадров ВВС, в частности Гайдукевич, после окончания мной академии им. Фрунзе в 1935 г., не давали мне работать в продолжение около 3-х месяцев;

г) в 1936 г., после одного или двухмесячного командования 1 -м авиакорпусом, компания врагов: Березкин, Озол, Лившиц

288

и Тантлевский атаковали меня за то, что я своим конкретным руководством и контролем заставлял Тантлевского немедленно устранять обнаруженные в 23-й авиабригаде вопиющие безобразия. Эта компания врагов пыталась мои законные деловые командирские требования свести к личным ненормальным взаимоотношениям и

к «опеке», а Березкин прямо угрожал мне снятием меня с должности командира и военкома 1-го авиакорпуса. В ответ этой компании я тогда заявил, что свои обязанности знаю и не буду терпеть безобразий в бригаде, входящей в состав корпуса, а меня назначил, и если будет необходимо, то и снимет товарищ Народный комиссар обороны;

д) в конце 1936 г., оценивая 10-месячную неудовлетворительную работу Тантлевского, недооценивавшего роли политаппарата бригады, о чем я неоднократно докладывал командованию АОН, но, несмотря на это, мне с большим трудом удалось добиться увольнения его из 23-й авиабригады с предупреждением о неполном служебном соответствии в аттестационном порядке.

Хрипин и Гринберг этот перевод пытались расценивать как поддержку лично меня, а с арестом Тантлевского, как врага, они охотно приписывали себе геройство бдительности.

2. а) Враги из АОН распространяли непартийное отношение и недоверие ко мне, ибо не случайно заявление бывшего секретаря БПК Сарепина на партактиве 23-й авиабригады: «Скробуком занимаемся давно, надо поставить о нем вопрос» (чье задание?), для чего он давал соответствующие задания партийцам писать на меня заявления. Не случайно выступление в 1937 г. Сурина, этого разоблаченного врага, за мой нажим, за дисциплину в 1932 г. в Борисоглебской школе летчиков.

Не случайно, что мне ни по одной иностранной экскурсии в подчиненную мне 23-ю авиабригаду не давалось никаких указаний, а следовательно, к моему удовольствию, я не присутствовал в обществе этих официальных шпионов. Одновременно такое игнорирование командования корпуса со стороны врагов из АОН создавало недоверие ко мне людей;

б) враги в начале 1937 г. подбирали командиром 1-го авиакорпуса врага Карелина, о чем он сам говорил полковнику Смирнову.

Турчанович, бывший начальник снабжения и вооружения 23-й авиабригады, в присутствии парторга Ищенко говорил о расстреле в начале войны вверенного мне корабля.

Гринберг в присутствии начальника связи корпуса осенью 1937 г. клеветал Алкснису о том, что «Скробук жить не дает, опять разбил самолет». Оставленный ящик с материалом на аэродроме Монино, якобы для ремонта летной полосы, случайно не окончился для меня гробом при посадке в сумерки на самолете Р-5 после возвращения из г. Орла.

3. В сентябре 1937 г. меня послали расследовать причину катастрофы ТБ-3, но, несмотря на мой запрос о необходимости вылететь комиссии на место катастрофы, куда летали мои подчиненные, бывший начальник ГУПВО НКВД Кручинкин не без согласия Хрипина, Гринберга, Алксниса дипломатично ответил отказом. В то же время Крафт на месте пытался меня провоцировать, говоря: «Лететь нужно, летите под мою личную ответственность».

На мой вопрос уже в Москве, почему не последовало разрешение на полет, мне эта компания врагов ответила: «Большим начальникам там быть опасно». Это ложь.

4. В октябре 1937 г., после прибытия из командировки, ко мне зашел уполномоченный особого отдела 23-й авиабригады

Колпашников с требованием, чтобы я написал ему все, что я знаю о сов(ершено) секретной командировке, из которой я прибыл. Зная, как хранить государственную тайну, я вынужден был ответить, что те, кому положено, об этом знают, а если Вашему начальству это надо, то пусть оно заслушает меня или затребует установленным порядком интересующие его данные. Одновременно, не разглашая секретности, я поднял вопрос и предложил на основе личного опыта изменить неудовлетворительную систему упаковки моторов для перевозки их вне железных дорог.