Жизнь высших миров
Шрифт:
Вы с таким тщанием описываете цвета, Арнель. Вероятно, они тоже имеют какое-то важное значение?
Да, имеют; только я не смогу описать их значение так же подробно, как сами цвета. Скажу только, что нам они говорили о многом и что их прекрасные сочетания были отнюдь не случайны. Впрочем, описать их символику в общих чертах всё же возможно — здесь для вас не будет ничего непонятного. Лучи за Его спиной символизировали материальную Вселенную. Они были призваны подчеркнуть благородный облик Христа для тех, кто имеет глаза и уши. Обруч на Его голове был очищенной духовной сущностью человечества — как живущего на Земле, так
Обруч был красно-белым. Это тоже что-то значит?
Конечно. Эти цвета означают переход человечества из сферы принуждения, желаний и эгоцентризма в царство гармонии с Единым Светом, в Котором все цвета сливаются в мире и покое, а те, кто создает эти разноцветные лучи, собираются вместе. В этом суть перехода из красного в белое. Белый цвет — самый совершенный и могущественный. Смотрящим со стороны видится в нем только безжизненный холод снежной пустыни. Но находящимся внутри видны все его прекрасные оттенки, они чувствуют в их сочетании нежное тепло. Для них белый цвет вовсе не холодный, он наполнен теплом любви и мира.
Ныне лицо Христа обращено к нам, несовершенным, и к стоящей за нашими спинами человеческой расе, небесными первопроходцами которой мы являемся. Но Он повернется в обратную сторону, чтобы повести за собою мириады спасенных Им к Престолу Отца; и поистине, Он будет тогда таким же, как все они. В тот день красный цвет в Его обруче окончательно сольется с белым; и белый цвет станет, благодаря этому, еще чуть-чуть теплее.
Однако, сын мой, вы немного отвлекли меня вопросом об обруче на Его голове. Теперь мне хотелось бы сказать несколько слов о Его синем Плаще. Если лучи материальной Вселенной подчеркивали Его форму, а также форму Его Плаща и Его Трона, а диадема соединила в себе земное человечество с его будущим восхождением в небеса духа, то Плащ был призван скрыть под собою всё Тело Того, благодаря Которому Творение Отца перешло во внешний мир: в Его Плаще соединились все великие силы, приводящие в движение, оживляющие и одухотворяющие материю и ее порождения. Некоторые из этих сил вам известны: электричество, эфир, который, как вы уже знаете, не просто инертен, но обладает собственной энергией; также — магнетизм, движущая сила солнечных лучей и многие другие, еще более возвышенные. Все они слились в Его мантии, чтобы скрыть под нею Его форму и в то же время подчеркнуть ее, а заодно украсить Его Трон.
А каково значение перевернутой короны, и почему она перевернута?
Как я уже сказал, красно-белый обруч в тот раз заменял Его корону. Но когда-нибудь, когда обруч станет полностью белым и сольется с непревзойденной белизной Его существа, Он наденет настоящую корону; и тогда Его Плащ развернется, края его поднимутся вверх и воспарят к небесам. Таким образом, перевернутый плащ из одежды превратится в новый фон для Него и для Его Трона, заменив собою материальные лучи, которые исчезнут из виду. И когда с наступлением Великого Дня Он призовет к Себе Свои мириады, над Ним и вокруг Него будут сиять все эти короны, только уже не перевернутые, поскольку перевернутым будет сам плащ. Короны имеют разную форму, но в нормальном положении все они будут указывать в сторону еще большей славы. Туда Христос поведет Своих спасенных, и они бесстрашно последуют за ним.
Арнель
Четверг, 20 февраля 1919 г.
А Синий Плащ тем временем начал таять в атмосфере и вскоре исчез совсем. Христос Созидающий по-прежнему сидел на Своем Троне, только одет Он теперь был по-другому. На плечах Его появилась накидка такого же темно-синего цвета; она ниспадала по-бокам оставляя открытым золотой хитон, опускавшийся, когда Он сидел, чуть ниже Его колен. Он был перепоясан широкой зеленой лентой с золотыми вкраплениями и оторочкой цвета рубина. В правой руке Он держал невзрачный однотонный венец из белого металла. Это была единственная связанная с Ним, вещь, которая не светилась; и уже одно только это обстоятельство привлекало к венцу внимание всякого, кто мог его видеть.
Вдруг Он поднялся, положил венец на ступени у ног и, выпрямившись, обратился к нам. Он возвестил нам Свою волю. Вот Его слова:
«Вы сами лишь недавно видели, что ждет вас дальше в Царстве Моем. Но есть и много таких, кто пока не может прийти сюда, чтобы созерцать внутреннюю красоту. Те, кто живет на дальних окраинах Царства, лишь смутно представляют себе, кто Я, поскольку их полное пробуждение еще не наступило. Так расскажи нашим далеким братьям, добрый Ламель, о жизни в этих мирах и о том, какая судьба их ожидает».
Когда Он произнес это, на верхнюю ступень перед Троном поднялся человек — один из Его свиты, стоявшей по обеим сторонам лестницы. На нем был белый с серебряным отливом пояс, переброшенный через левое плечо и обернутый вокруг бедер. Он повернулся к нам и заговорил. Его голос, казалось, складывался из множества музыкальных аккордов — именно аккордов, поскольку звучал он не как один, а как несколько голосов сразу. Звуки его речи отдавались в воздухе многократным резонансом, словно ему вторили натянутые в пространстве многочисленные невидимые струны. Одна за другой эти воздушные нити присоединяли свои вибрации к общему хору, так что вскоре трепещущая музыка зазвучала повсюду, как будто разом заиграли тысячи арф, не нарушая общей гармонии.
И всё же это не мешало нам слушать его слова, но, напротив, делало их более мелодичными и выразительными, приближало к природе тех вещей и деяний, которые они описывали, наполняло веществом и плотью, как будто кто-то рисовал черной краской на белом полотне контур будущей картины, а затем заполнял его яркими цветами и оттенками. В его словах звучала не только музыка, но сама жизнь.
Вот о чем он говорил нам тогда (или пел):
«Что с того, что Его Присутствие кажется далеким и скрытым от нас в высоких Царствах Славы? Всё равно Он здесь, с нами, потому что мы — Его порождения и живем Его жизнью.
Что с того, что они кажутся нам такими далекими и что живут они внизу — там, где свет кажется таким же туманным, каким Он Сам представляется нам? Всё равно они — наши братья; и мы сами такие же, как они.
Что с того, что не знают они, где сокрыта их собственная жизнь — та, которою они живут, направляя ее в русло праведное или неправедное? Они не видят, зато чувствуют и ощупью продвигаются вперед, хотя и получают много меньше, чем могли бы, если бы знали, где искать; даже в слепоте своей они протягивают к нам руки с обращенными вверх ладонями. И в этом они оправданы.
Часто они спотыкаются в темноте или сбиваются с прямой дороги. Тогда их продвижение вверх замедляется; но те, кто способен хоть что-то различать впереди, терпеливо ждут возвращения заблудших, чьи глаза видят еще хуже. Из-за этого они продвигаются медленно, но зато не теряют друг друга.
Что же с того, что длинна дорога? Разве не следует нам дождаться идущих за нами, чтобы вместе отправиться дальше и выше, даря друг другу благословение взаимной любви, оказывая помощь ближнему и получая ее взамен?