Жизнь взаймы

Она стояла на берегу океана. Это пограничье суши и воды очерчивало маленький остров, весь укрытый снегом. Остров был пуст.

— Ну что ж, — НикИв подошёл сзади, встал рядом с Татьяной, разглядывая свинцовые воды, в которых неторопливо ворочались сине-зелёные ледяные глыбы, — вы добрались, Лу-Танни. Здесь место — откуда на Майрами прибывает жизнь. И куда она возвращается.

Над волнами завивались клоки тумана, сливались в сероватое полотно ближе к горизонту,

полностью закрывая видимость. Казалось, остров находится в центре гигантской чаши с кипятком, исходящей паром.

— Кто вы? — не поворачивая головы, спросила Татьяна. — Вы не кажетесь мне порождением моего, смущённого непознанным, разума. Так чьего же?

Профессор усмехнулся.

— Бьёте в цель, не подозревая о попадании! Но сейчас для вас я — Бог Туманного Айсберга. И в этом вы скоро убедитесь! Подождём.

И они ждали, стоя на пронизывающем ветру и глядя в постепенно приближающийся туман, который стягивал белёсые кольца, подобно змее, вокруг острова-жертвы. А затем нечто разорвало его в клочья. Без усилия раздвигая их, на чистую воду выходил гигантский корабль, ощетинившийся тёмными плитами, будто доисторический змей — чешуями. Он выдвинулся к острову, и неожиданно оказалось, что до горизонта не так уж и далеко.

Затаив дыхание, Татьяна наблюдала, как вырастает над ними громадный корпус. Казалось, корабль раздавит остров, погрузив его в пучины морские, и, не останавливаясь, неспешно проследует дальше — из тумана в туман, из небытия в небытие.

Но, вопреки пугающему впечатлению, боковина корпуса, больше похожая на великую китайскую стену, толкнула берег, вызвав ощутимое сотрясение земли, и застыла.

— Что это? — спросила она НикИва, наблюдая, как скатываются по матовому материалу корпуса капельки воды.

Тот усмехнулся:

— Ковчег.

Часть «стены» ушла внутрь, открывая чернеющий проём. Оттуда пополз язык помоста, лёг на берег. На него выкатились механизмы, которые Татьяна восприняла как транспортировщики, числом три. На каждом из них лежал непрозрачный кокон. «Тележки» застыли рядом с профессором, столпившись, будто заплутавшие овцы.

Затаив дыхание Татьяна Викторовна ждала, что следом из проёма появится ещё что-то: грандиозное, страшное… но ничего не происходило.

НикИв тихонько хихикнул и пошёл прочь, поманив за собой транспортировщики. Татьяна, с сожалением оглянувшись на ковчег, поспешила за профессором — заглянула бы внутрь корабля, да было там уж очень темно! Кроме того, от неподдающихся логике перемещений внутри ограниченного НикИвом пространства её уже подташнивало. Окажись она сейчас без профессора — опять придётся изобретать велосипед, чтобы оказаться там, где нужно!

В какой-то момент — Татьяна не успела заметить в какой именно — яркий белый снежной целины, раскинувшейся вокруг, сменился зелёно-голубым ледяных стен, возникших неведомо откуда, и высоко вознёсших своды, сквозь которые струился изменчивый свет солнц Майрами. Круглое помещение заполняли овальные прозрачные столы, будто выточенные из цельных кусков льда. Жестом фокусника НикИв поднял коконы в воздух и переместил на столы, стоящие рядом.

Отправил тележки к выходу, чтобы не мешали на пути. И кивнул Татьяне, приглашая подойти ближе.

— Никогда не думал, что делиться секретами так увлекательно, Лу-Танни, — прошептал он ей на ухо, и Татьяна отметила отсутствие дыхания, исходящего из его рта.

Ощущение было жутковатым — такое, наверное, возникает при беседе с призраками.

Профессор артистично махнул ладонью — коконы исчезли, будто растворились. На столах лежали три тела — белое, коричневое и серое, — одинаковые в неподвижности, имя которой Татьяна Викторовна знала слишком хорошо.

Шуня, всё это время провисевший у неё на шее, неожиданно дрогнул и переполз на хозяйское плечо.

— Величайшие загадки мироздания, — говорил между тем НикИв, проводя длинным пальцем по черепу белоснежного ту, цветом шерсти напомнившего Татьяне Ту-Ропа, — на проверку оказываются решаемыми слишком просто. Но разум мыслящего существа устроен так, чтобы не искать лёгких путей — в этом залог развития интеллекта, личности, опыта!

Неуловимым движением он сдёрнул черепную коробку, словно крышку с кастрюли, и отложил в сторону. Обнажилась внутренняя полость черепа, не та, которую заполнял мозг, а та, о назначении которой Татьяна думала с тех пор, как познакомилась воочию с анатомией ту — находящаяся под теменной костью.

— Ближе, ближе, — жарко шептал профессор, склоняясь над останками. — Подходите ближе, Лу-Танни!

Татьяна шагнула вперёд, склонилась над трупом и увидела, что в пазухе черепной кости лежит коричневое сморщенное тельце, запустившие ниточки-щупальца вглубь мозга умершего через многочисленные микроскопические отверстия в окружающих костях. НикИв бережно подсунул под него ладони. Щупальца одно за другим втянулись в тельце, которое было извлечено профессором из пазухи, и помещено в яйцо-гибернатор, материализовавшееся прямо из воздуха.

Наблюдая за процедурой, Татьяна Викторовна отступала назад, пока не уперлась в соседний стол. Ведь одно дело — высказывать предположения об общности памяти ту и совсем другое — наблюдать её физиологическое воплощение «в лице» тампа!..

Ей показалось, или Шуня напряжённо замер на её плече? Татьяна запретила себе пока думать о моральной стороне только что увиденной процедуры и успокаивающе накрыла своего тампа ладонью.

— Вот каковы твои функции, — задумчиво пробормотала она, — мой персонифицированно-темпоральный накопитель информации! Вот почему тактильный контакт так важен для тебя!

— Сколько сразу вопросов, да? — НикИв споро вытаскивал похожее тельце из черепной коробки коричневого ту. — Сколько предположений! Я с удовольствием послушаю, Лу-Танни, вам ведь есть, что сказать мне?

— У меня такое ощущение, — покачала головой Татьяна, — что вы всё время тренируете мою сообразительность! Зачем?

— Привычка, — рассмеялся профессор. — Всем моим детям приходится думать, чтобы существовать. Удивительно, но тамп признал вас. А раз так, вы, в какой-то мере, тоже мой ребёнок! А кстати, почему вы никогда не сомневались в нём?