Жизнь взаймы
Шрифт:
«Вот теперь ты, парень, попал», – радостно сообщило мне мое старое «я» из глубин подсознания.
– Маленькая ты еще… – Подхватив ее на руки, я пытался с минимальными потерями выпутаться из практически безвыходной ситуации. – Потерпи еще год, до следующей весны…
– Дурак ты, Богдан, смотри, как бы не жалеть потом. Приехал к отцу дядька Атанас с сыном и еще три ближних родича его, мать говорит, будут меня сватать. – Она обиженно выскользнула из моих рук и отвернулась.
– Убью каждого, кто между нами встанет, тебя убью, если другого выберешь, и свою душу загублю! – Скрипнув зубами, я бросился к коню – мчаться в село, призывать к ответу атамана.
– Стой, навиженный! [24]
– Я не хочу так. Как будто ворую что-то чужое. Впопыхах. Ожидая, что вот-вот прискачет Георгий и надо от него прятаться.
– Так пошто бывальщины мне свои бесстыдные рассказываешь?
Она обличающе смотрела на меня, прижимаясь ко мне своим гибким горячим телом – мол, чего ты, дурень, совращаешь невинных девиц, если останавливаешься на полдороге и продолжить боишься? Слава богу, послышался стук копыт. С трудом оторвав ее, прислушивающуюся и прижимающуюся к моему вздыбившемуся естеству, усадил Марию на коня.
24
Сумасшедший, одержимый, ошалелый (укр.).
– Георгий едет, – объяснил свое поведение ее недоуменному взору.
Вздернув нос, она пришпорила коня, но от меня не укрылась победная улыбка на ее устах. Когда я догнал ее, она грустно взглянула на меня:
– Знаешь, о чем мечтает моя мать? Однажды она мне призналась… Чтобы отцу в бою отрубили ногу или руку, чтобы он уже не мог ходить в походы и всегда был возле нее…
Мария надолго замолчала. Георгий, видя, что мы направляемся к нему, развернул коня и шагом поехал обратно к хлопцам на холм. Когда она подняла на меня глаза, в которых сверкала сталь, мне почему-то сразу вспомнился ее отец.
– Поклянись мне всеми богами, в которых ты веришь, что я не пожалею о том, что возвращаюсь, вместо того чтобы ускакать с тобой сегодня в степь! Поклянись!
– Клянусь, солнышко мое, что никогда ты не пожалеешь об этом. Не бойся ничего.
– Пасха прошла… скоро придут татары…
В суете последних недель забыл, где живу. В строительстве есть какая-то магия. Когда ты видишь, как вырастает из земли строение, созданное в твоем воображении, перенесенное тобой на бумагу в виде плана и воплощенное в натуре благодаря твоему труду, воле, упорству, ты чувствуешь себя творцом, созданным по образу и подобию Творца…
Но через десять дней после Пасхи действительность напомнила о себе. Пришли татары…
Глава 10
Прошла Пасха. Пришли татары
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой!
Раздумывая над словами великого поэта и над вероятностью его рождения в результате того, что бабочка ростом метр восемьдесят и весом килограммов семьдесят до сих пор машет крылышками, пришел к неутешительному выводу – этот стих не обо мне. Если на меня, мятежного, и нападала скука, то искал я не бури, а свежего ветерка, ласково наполняющего паруса. А когда приходила буря, то в ней действительно есть покой, напрасно поэт сомневался. Становится все по барабану – сломает, искалечит, унесет… какая разница, если противопоставить слепой стихии тебе нечего, кроме смирения…
Война всегда приходит неожиданно – эту нехитрую истину люди подметили давно. И не суть важно, что ты не сомневаешься в ее приходе и знаешь ее приблизительное начало. Человеку, по природе его, невозможно долго находиться в ожидании беды. Он может собраться на короткое время, но, если ожидание затягивается, неизбежно наступает релаксация.
Что татары появятся после Пасхи – это был секрет Полишинеля: каждый год повторялись нападения, поэтому время спрогнозировать было нетрудно. Как только подсохнет степь, так сразу и жди гостей. Как правило, об их появлении сообщали густые дымы с юго-востока, где в восьмидесяти километрах от нашего села дорога в Крым пересекала Днепр. Это дымили сигнальные костры на казацких вежах, которые стояли на холмах через каждые пять-шесть километров.
Но в этот раз вежи еще не дымили, однако прискакал наш казак из разъезда, контролирующего дорогу и противоположный берег. Разъезд заметил татарскую сотню, переправляющуюся на наш берег. Это вполне могли быть непрошеные гости, собирающиеся нанести визит к нам в село по маршруту Холодный Яр – Змеиная балка. Десятник разъезда послал казака к нам в село с сообщением, еще одного отправил к соседям – атаману Непыйводе, так что нам об этом можно было не думать.
Переправа – дело небыстрое: даже если они будут преодолевать реку вплавь, на конях, без плотов, придется обогреться и просушиться на солнышке, перед тем как соваться в лес. Дорога через Змеиную балку была заметно длиннее, но времени организовать горячую встречу непрошеным гостям, которые, как известно, хуже татар, было мало. А долго раздумывать над тем, как татары могут быть хуже татар, было бы небезопасно для психического здоровья.
Чтобы не пороть горячку, наш хитрый атаман еще зимой велел аккуратно повалить на узкую тропинку одно дерево значительно ниже выезда из балки, на последней трети ее длины. Но повалить так, чтобы не было сомнения в случайности этого события, спровоцированного воздействием комплекса природных факторов, а именно – трухлявостью дерева и сильного ветра. Решат супостаты расчистить тропу или протоптать новую в обход рухнувшего дерева – в любом случае несколько часов им это будет стоить.
Поскольку казаки после Пасхи жили в состоянии боевой готовности, которую современные стратеги громко нарекли бы «оранжевый уровень», уже через час все доступные бойцы ехали в сторону Змеиной балки. Тридцать два взрослых казака и мой отряд, двадцать четыре хлопца. Из них – двадцать два бойца, считая меня с Андреем, и двое казачат, которые будут за конями приглядывать. Соотношение с противником один к двум, но мы на своей земле, мы выбираем место и тактику будущего сражения, поэтому, даже не учитывая отряда Непыйводы, которого ожидали с минуты на минуту, преимущество было на нашей стороне.
Прибыв на место, атаман усилил мой отряд Давидом, Сулимом и Керимом. Назначил Сулима старшим и отправил нас пешим строем в обход, ко въезду в Змеиную балку. Наша задача была – дождаться, пока весь отряд неприятеля втянется в балку, и завалить за их спинами подпиленные деревья. Затем, разбившись на две компактные группы по двенадцать человек, с двух сторон прикрывать доступное нам расстояние. В первую очередь выбивать тех, кто попытается организовывать сопротивление. На убегающих в лес не обращать внимания.
Тропинка, огибающая яр стороной, выводила к основной тропе довольно далеко от въезда в балку и упиралась в неглубокий овраг. Назвать этот объезд коротким у меня язык не повернулся бы, тем более что большую часть дороги мы пробежали легкой трусцой. Учитывая, что у каждого бойца был круглый щит, окантованный железом, два полутораметровых копья, арбалет и десяток болтов, а за плечами скатанная овечья шкура, назвать эту пробежку легкой было бы неуместно. У меня ситуация была заметно хуже. Кроме моего старого арбалета со мной был десятикилограммовый монстр со стальными дугами, лук с колчаном стрел и пятнадцатиметровый аркан (вдруг связать кого-то надо, а веревки нет). К этому прибавим доспех – двадцать килограммов и шлем – килограмма три весом. Короче, обвешан был железом, как новогодняя елка игрушками. Но недаром в свое время озаботился такой деталью, как ремень на каждом арбалете. Теперь мои бойцы носили их за спиной, и одна рука была у каждого свободна, чем не преминул воспользоваться с присущей мне непосредственностью. Намного легче от этого не стало, но, по крайней мере, хватило рук, чтоб унести то, что осталось на мою долю.