Жизнь
Шрифт:
И Жанна, не возразив ни слова, надела шляпу. Глубокая, затаенная радость затопила ей сердце, радость предательская, которую ей во что бы то ни стало хотелось скрыть, та подлая радость, которой со стыдом упиваешься в тайниках души; любовница сына была при смерти.
Нотариус дал служанке подробные
— Будьте благонадежны, теперь я все улажу.
В тот же вечер она выехала в Париж.
Жанна провела два дня в таком смятении, что не могла обдумать ничего. На третье утро она получила от Розали краткое извещение о приезде с вечерним поездом. И больше ни слова.
Часов около трех она попросила соседа заложить двуколку и поехала на станцию, в Безвиль, встречать Розали.
Она стояла на платформе, устремив взгляд на двойную линию рельсов, которые убегали вдаль и сближались где-то там, на краю горизонта. Время от времени она смотрела на часы. «Еще десять минут. — Еще пять минут. — Еще две минуты. — Вот сейчас». Вдали на колее не было видно ничего. Но вдруг она заметила белое пятнышко-дымок, потом под ним черную точку, которая росла, росла, приближаясь на всех парах. Наконец тяжелая машина замедлила ход и, пыхтя, проползла мимо Жанны, которая жадно вглядывалась в окна; многие дверцы отворились; на платформу стали выходить люди-крестьяне в блузах, фермерши с корзинами, мелкие буржуа в мягких шляпах. Наконец она увидела Розали и у нее на руках какой-то белый сверток.
Она хотела пойти, навстречу, но побоялась упасть, до того у нее ослабели ноги. Служанка заметила ее, подошла к ней с обычным своим спокойным видом и сказала:
— Здравствуйте, мадам Жанна, вот я и вернулась, хоть и не легко мне пришлось.
— Ну как? — пролепетала Жанна.
— Да так, она нынче ночью скончалась. Они женаты, вот девочка.
И она протянула ребенка, которого не было видно в ворохе пеленок.
Жанна машинально взяла его, они вышли со станции и сели в тележку.
— Господин Поль приедет после похорон. Должно быть, завтра, в это же время, — сообщила Розали.
Жанна пролепетала только одно слово:
— Поль.
Солнце клонилось к горизонту, заливая светом зеленеющие нивы с золотыми пятнами цветущего рапса и кровавыми брызгами мака. Беспредельный покой сходил на умиротворенную землю, где наливались соки.
Двуколка катила быстро, крестьянин прищелкивал языком, подгоняя лошадь.
Жанна смотрела куда-то вдаль на небо, которое, точно ракетой, прорезал стремительный и прихотливый полет ласточек. И вдруг мягкое тепло, тепло жизни прошло сквозь ее платье, достигло ног, разлилось по всему телу, — это было тепло маленького существа, спавшего у нее на коленях.
И безмерное волнение охватило ее. Быстрым жестом открыла она личико ребенка, которого не видела еще: дочь своего сына. И когда голубые глаза малютки раскрылись от внезапного света, когда она зачмокала ротиком, Жанна подняла ее и осыпала неистовыми бессчетными поцелуями…
Но Розали с довольным видом ворчливо остановила ее:
— Постойте, постойте, мадам Жанна, а то она у вас раскричится…
И добавила, отвечая, должно быть, на собственную свою мысль:
— Вот видите, какова она жизнь: не так хороша, да и не так уж плоха, как думается.