Жизнь
Шрифт:
В Коннектикуте Роб Фрабони соорудил студию — мою «Комнату по имени L» (из-за её L-образной формы) — прямо в подвале моего дома. У меня выдался год отпуска, в 2000-2001-м, и мы с Робом занимались её постройкой. Мы смонтировали микрофон лицом к стене, не стали направлять его ни на какой инструмент или усилитель. Мы решили, что будем снимать то, что отражается от потолка и стен, вместо того что бы выводить каждый инструмент отдельно. На самом деле студия вообще не нужна, нужно просто помещение. Весь вопрос в том, где поставить микрофоны. Еще мы добыли себе массивный восьмиканальный магнитофон производства Stephens — одну из самых добротных, самых потрясающих пишущих машин на свете, которая еще и выглядит прямо как монолит у Кубрика в «Космической одиссее».
Единственный пока официально выпущенный трек, изготовленный в L, — это You Win Again, который пошел на трибьют Хэнку Уильямсу Timeless, кстати, получивший «Грэмми». Лу Палло, который
198
Moneymaker - зарабатывающий, делающий деньги.
Есть шанс начать вариться в собственном соку, если работать только со Stones. И даже с Winos это не исключено. И мне очень важно, чтобы можно было работать за этими рамками. Я получил хороший заряд, когда работал с Норой Джонс, с Джеком Уайтом, с Тутсом Хиббертом — мы с ним сделали вместе то ли две, то ли три версии Pressure Drop. Если не играешь с другими людьми, ты, считай, сам себя запираешь в собственной клетке. И тогда, если сидишь на своей жердочке и не рыпаешься, тебя могут просто списать в расход.
Том Уэйтс — один из первых, с кем я работал на стороне, еще в середине 1980-х. Я только потом сообразил, что он же никогда раньше ни с кем не сочинял в паре, кроме своей жены Кэтлин. Он по-своему милейший парень и один из оригинальнейших сочинителей. Где-то на заднем плане у меня всегда мелькала мысль, что было бы реально интересно с ним поработать. Так что начнем с небольшой порции лести от Тома Уэйтса. Отзыв просто шикарный.
Том Уэйтс: Мы писали Ram Dogs. Я тогда еще жил в Нью-Йорке, и кто-то спросил насчет моих пожеланий пригласить кого-нибудь сыграть на альбоме. И я сказал: Кит Ричардс как вариант. Просто дурака валял. Это все равно как если б я сказал — Каунт Бэйси или Дюк Эллингтон, в этом духе. Я выпускался на Island Records, а Крис Блэкуэлл знал Кита по Ямайке. В общем, кто-то схватился за трубку, а говорю: нет-нет-нет! Но уже было поздно. И, само собой, получаем ответ: «Нечего больше выжидать. За дело». И тогда он приехал в RCA, эту громадную студию с высоченными потолками, с Аланом Роганом, своим гитарным завхозом, и с примерно полутора сотней гитар.
Все любят музыку. Но что на самом деле нужно — это чтобы музыка тебя полюбила. И это как раз то, что я наблюдал в случае с Китом. Тут требуется определенное уважение к самому процессу. Это ведь не ты её пишешь, это она тебя пишет. Ты её флейта или труба, ты её струны. И это прямо видно, когда ты рядом с Китом. Он как цельнолитая сковородка— можно разогреть до очень высокой температуры, и она не треснет, просто цвет поменяется.
Всегда заранее есть свои представления о людях, которых знаешь по их записям, однако реальное общение — в данном случае, если повезет, — это еще лучше. С Китом определённо так и было. Мы с ним сначала осторожничали, кружили друг вокруг друга, как пара гиен, а потом поставили что-то, пустили немного воды в бассейн, так сказать. От него безошибочные инстинкты, как у хищника. На альбоме он есть на трех вещах: Union Square, потом мы вдвоем пели на Blind Love и на Big Black Mariah он сыграл отличную ритм-партию. Из-за этого альбом сильно поднялся в моих глазах. Мне было вообще все равно, как он будет продаваться. Что до меня, он, считай, уже продался.
Через несколько лет мы пересеклись в Калифорнии, собирались каждый день в одном местечке под названием Sound — это одна из таких потрепанных старых репетиционных точек, где ни единого окна, и ковер на стене и пахнет соляркой. Мы начали сочинять вдвоем. Ты должен как следует расслабиться рядом с человеком, чтобы спокойно излагать какие угодно извращенные идеи, которые лезут тебе в голову, должно быть комфортно. Помню, как-то по дороге в студию записал на кассету назидания дежурного баптистского проповедника к воскресной трапезе — по радио поймал. И называлась проповедь «Орудия плотника»! Он там все растекался про плотницкие инструменты, как он полез в свой мешок и вытащил все эти инструменты...
Одна из моих любимейших вещей, которые он сделал, — это Wingless Angels. Эта штука убила меня наповал. Потому что первое, что слышишь, — это как стрекочут сверчки, и вдруг доходит, что ты под открытым небом. И как он потрудился над улавливанием звуков на этой записи — тут Кит сильно чувствуется. Может, даже сильнее, чем Кит, с которым я имел дело, когда мы вместе работали. Он же по многим статьям такой, вроде как разнорабочий. Как морячок, рядовой матрос. Кое-что, что говорят о музыке, по моему ощущению, — это прямо про Кита. Знаете, ну как в старые времена говорили, что звук гитары может излечить вам подагру, эпилепсию, ишиас и мигрень. В наши дни, по моему скромному мнению, удивление в большом дефиците. А Кит как будто до сих пор способен удивляться разным вещам. Вдруг возьмет, остановится, поднесет гитару к глазам и сидит её разглядывает. Ощущает в ней какую-то серьезную загадку. Это как со всеми великими вещами на свете - женщинами, религией, небом над головой... ты просто удивляешься им — и никогда не перестаешь удивляться.
В 1980-м Бобби Киз, Патти, Джейн и я нанесли визит оставшимся Crickets в Нэшвилле. Наверное, особый был случай, потому что, чтобы добраться туда, мы аж наняли «Лиарджет». Повидались с Джерри Эллисоном, он же Джайвин’ Айвен,— ударник, человек, который в реальности женился на Пегги Сью [199] (хотя потом и развелся). Съездили к нему на ранчо «Уайт Трэш» — это там же, в Теннесси, совсем недалеко от Нэшвилла, городок Диксон. Повидались и с Джо Би Молдином, баддихоллиевским бас-гитаристом. В тот раз Дон Эверли оказался поблизости, и играть с ним вместе так запросто, сидя кружком... я же, блин, этих чуваков двадцать лет назад по радио слушал. Их музыка всегда меня впечатляла, и одна только возможность побывать у них дома — для меня это была честь.
199
Одна из известных песен Бадди Холли и Crickets называлась Peggy Sue Got Married (Пегги Сью вышла замуж).
Была еще одна экспедиция в Нэшвилл — записывать с Джорджем Джонсом в студии Bradley Ват дуэт, песню под названием Say It’s Not You, к которой в свое время меня пристрастил Грэм Парсонс. С Джорджем было здорово работать, особенно, конечно, когда у чувака такая прическа. Потрясающий голос. Есть одна цитата из Фрэнка Синатры, где он говорит: «Второй певец у нас в стране—Джордж Джонс…» «Интересно, Фрэнк, а кто же первый?» Мы тогда все ждали и ждали Джорджа, пару часов, по-моему. Я под конец уже пошел за стойку делать коктейли, совсем забыл, что у Джорджа вообще-то воздержание, а что он опаздывает, даже не думал. Я сам опаздывал миллион раз, так что фигня, ничего страшного. И когда он заявился, то кок у него был идеальный. Такая штука просто загляденье, глаз не оторвешь. И при ветре пятьдесят миль в час он все равно стоял идеально. Я потом выяснил, что он тогда долго катался по округе, потому что слегка переживал, как оно со мной пойдет. Он перед встречей начитался всякого и не слишком был уверен, что ему надо со мной работать.
Со стороны кантри у меня близкие контакты с Уилли Нелсоном, и с Мерлом Хаггардом тоже. Я отметился в трех или четырех телефильмах с Уилли и Мерлом. Уилли — фантастический мужик. У него есть парень, который ходит с перевернутой фрисби на пальце и только знай её подкручивает и подкручивает. И доблестный анашист, это да. Ну то есть глаз не успеет продрать. Я с утра подожду хотя бы минут десять. А какие песни пишет! Из сочинителей он один из лучших. Тоже, кстати, из Техаса. Мы с Уилли спелись только так. Я знаю, что его сильно заботит судьба сельского хозяйства в Америке, перспективы мелких фермеров. И большинство того, что мы сделали, было как раз по этому поводу. Большие агроконгломераты подминают все под себя — вот против чего он воюет, и воюет как надо. Уилли — стойкий боец. Не суетится, не мельтешит, остается верным своему делу, что бы ни случилось. До меня постепенно доходило, что я на самом деле вырос под его музыку, потому что он писал песни задолго до того, как сам начал выступать: Crazy, например, или Funny How Time Slips Away. Меня все время прохватывает, так сказать, священный ужас, когда меня просят такие люди — люди, на которых я и без того молился: «Эй, не хочешь со мной поиграть?» Шутишь, да?