Жизнь
Шрифт:
У меня поначалу было в голове одно название: You don’t move me anymore («Ты меня больше не трогаешь»). И я совершенно не соображал, как его повернуть: то ли это мужчина говорит женщине, то ли женщина мужчине. Но потом, когда дошло до первого куплета, я понял, куда меня ведет. Неожиданно цель прояснилась, и это был Мик. Одновременно хотелось быть великодушным. Но только великодушным по-моему.
What makes you so greedy Makes you so seedy. [187]187
Из-за чего ты такой жадный / Из-за того же ты такой жалкий
Мы со Стивом прикинули, что надо садиться писать диск и начали собирать ядро будущих X-Pensive Winos,
В Winos подобрался очень хитрый состав. Почти все в этой команде могут играть на чем угодно. Могут менять инструменты, практически все могут петь. Стив поет, еще как. Айвен вообще потрясающий вокалист. И этот основной экипаж с самых первых тактов, сыгранных вместе, рванул с места как ракета. Мне всегда неправдоподобно везло с чуваками, с которыми приходилось играть. И, если стоишь впереди Winos, не оторваться просто нереально. Это кайф с гарантией. Там начиналось такое зажигалово, что почти не верилось. Меня это вернуло к жизни. Я чувствовал себя так, будто только что вышел из тюрьмы. Звуковиком мы взяли Дона Смита, которого выбрал Стив. Его натаскивали в Мемфисе, в студиях в том числе Дон Никс, автор Going Down. Еще он работал с Джонни Тейлором, одним из моих самых первых кумиров. Он таскался по мемфисским джук-джойнтам за Ферри Льюисом. Он был влюблен в музыку.
Дальше Уодди описывает наши перипетии и свидетельствует в лестных тонах о моем певческом росте со времен первой сорвавшейся попытки в качестве солиста дартфордского хора мальчиков.
Уодди УОКТЕЛ: Мы полетели в Канаду и сделали там весь первый диск, Talk Is Cheap. Кажется, вторым треком, который мы откатали, был Take It So Hard — кстати, шедевральна композиция. И я думаю: ого, мне дадут на этом сыграть? Ну тогда вперед. И мы сыграли её несколько раз. Можно, конечно, сказать, что это была репетиция. Но один из дублей оказался такой — сразу зачет. Идеальный, хоть плачь. Это была вторая вещь за вечер, сильнейшая из всего материала, и вдруг получается этот охуительный дубль. Я возвращался домой и думал: ну что, получается, Эверест уже взят? Все остальные вершины мы возьмем влегкую, раз теперь главная за спиной. А Кит сопротивлялся, не хотел верить, говорил: не хочу, чтоб мужики решили, что они такие крутые мастера. И заставил нас её переиграть. Не знаю для чего. Дубль просто орал: ау, чуваки, возьмите меня. Думаю. Кит просто не хотел, чтобы народ расхолаживался. Но круто, как в этом первом дубле, уже не получалось. Коли попадаешь — значит попадаешь. Когда мы выстраивали порядок вещей на альбоме, я уперся, чтобы первой поставили Big Enough. Потому что, когда первый раз слышишь, как Кит на ней ноет, то первая строчка его голосом офигенна, такая красота. Он так естественно её выводит. Я говорил: когда люди в первый раз это поставят, они не поверят, что это - блядь, сам Кит Ричардс на вокале. А потом мы врежем им Take It So Hard.
На самом деле на Talk Is Cheap не только наш бэнд. Мы поскребли везде, где могли. Мы слетали в Мемфис и подписали Уилли Митчелла, вставили Memphis Horns в Make No Mistake. Уилли Митчелл! Он сводил, аранжировал, продюсировал, сочинял все вещи Эла Грина либо с самим Элом Грином, либо с Элом Джексоном, либо с обоими. В общем, он сел в той же студии, где произвел на свет все это элгриновское добро, и под наши уговоры сделал духовую аранжировку. Мы зазывали всех, кого хотели у себя слышать, и большинство откликнулось: у нас сыграл Масео Паркер, у нас были Мик Тейлор, Уильям «Бутси» Коллинз, Джон Спампинато, Чак Ливелл, Джонни Джонсон, Берни Уоррел, Стэнли «Бакуит» Дюрел, Бобби Киз, Сара Дэш. А на гастроли подписали петь Бэби Флойда. Обалденный певец, обалденный голос, один из лучших. Бэби на наших концертах делал Pain in Му Heart [188]
188
Песня Отиса Рединга
Я ведь никогда не сочинял на постоянной основе ни с кем, кроме Мика, а с Миком я, в общем-то, больше уже ничего и не сочинял. Мы теперь писали каждый своё. И я не понимал, пока не стал работать со Стивом Джорданом, насколько я поэтому соскучился. И насколько важно для меня работать с кем-то. Когда бэнд собирался в студии, я часто писал песни прямо там — вставал к микрофону и подвывал, голосил, вытягивал из себя вещь всеми средствами. Уодди в этот процесс въехал не сразу.
Уодди Уоктел : Это было оборжаться, правда. У Кита представление о сочинении песен такое. «Микрофоны выставь». — «А? Ладно». Дальше он говорит: «О’кей, запевай». — «Что запевай?» А он: «Петь давай!» «Да ты о чем вообще. Что петь-то? У нас же нету ничего». — «Ага, точно, давай сообразим что-нибудь». И все вот так. Это такой у него нормальный процесс. Так что мы со Стивом встаем с ним рядом, и из него выходит отрывками: «А хули... вроде ничего» - он так подбирает фразочки. Бросай все об стену, глядишь, что-нибудь пристанет. И так в принципе выглядел весь процесс. Просто поразительно. И мы тоже кое-какие строчки так придумывали, не только он.
Я и писать песни по-другому начал, не только петь. Как минимум я теперь писал не для Мика — не для его исполнения. Но главным образом я обучал себя пению. В первую очередь перевел песни в тональность пониже и тогда смог понизить голос в высоких номерах типа Happy. Мелодии тоже отличались от роллинговских. И еще я приучался петь в микрофон вместо того, чтобы урывками приближаться к нему, вскидывая гитару, как я привык раньше делать на сцене, когда пел. Дон Смит настроил микрофоны и компрессоры таким образом, чтобы я очень громко слышал себя в наушниках, и это означало, что я не мог петь во всю громкость или орать — опять же то, к чему я привык. У меня стали писаться песни потише, баллады, всякая лирика. Песни от сердца.
Мы поехали в тур. Раз — и я фронтмен. Ну ладно, собрались — и вперед. Из-за такого разворота я с куда большим пониманием стал относиться к каким-то миковским дурацким закидонам. Когда тебе приходится петь каждую хренову песню, приходится как-то разрабатывать легкие. Нужно же было каждый день отпахать часовое с лишним шоу, и не только петь но и скакать и управляться с гитарой, — из этого и развился мой голос. Одних от него воротит, другие его обожают. Голос с характером. Никакой не Паваротти — но мне и не нравится, какой у Паваротти голос. Когда отвечаешь за сольный вокал в группе, это здорово выматывает. Одного только дыхания сколько надо. Петь песню за песней — для большинства этого хватит, чтобы под конец просто свалиться с ног. Пропускаешь через себя офигенный объем кислорода. Было так тяжело, что мы отрабатывали концерты, уходили со сцены, и я сразу шел спать! Бывало, конечно, что мы не ложились до следующего шоу, но чаще всего — даже и не думай! Мы от этих гастролей ловили кайф, как никогда раньше. Почти каждый вечер Winos провожали стоячей овацией — мы собирали небольшие залы, распродавали большие, выходили в ноль. Уровень мастерства на сцене был зашкаливающий, поголовно. Каждый вечер не игра, а сказка — музыка бурлила как сумасшедшая. Мы отрывались от земли. Это было настоящее чудо.
В итоге что Мика, что меня с нашими сольниками раскупали так себе. Ведь всем же нужны хреновы Rolling Stones. Ну, по крайней мере я с этого получил две классных рок-н-ролльных вещи и заработал личный авторитет. А Мик пустился в это дело с намерением стать поп-звездой на своих условиях. Пошел, поднял свой личный флаг, а потом его пришлось тихо спустить. Я не злорадствую по поводу того, что случилось, но для меня это было неудивительно. В конце концов он вернулся в Stones, чтобы заново найти себе место, — вернулся, чтобы все исправить.
В общем, оцени, брат — группа «Камни на шее»’ тут как тут, что бы дать тебе утонуть. Лично я не собирался первым закидывать удочку. Я на тот момент уже успокоился. Мне было неинтересно продолжать Stones на таких условиях. У меня уже имелся за плечами отменный собственный диск с Winos и меня все очень устраивало. Я был готов садиться писать еще один хоть завтра. Но состоялся перезвон, началась какая-то челночная дипломатия. Встреча, которая произошла в результате, организовывалась нелегко. После пролитой крови необходимо было найти нейтральную территорию. Мик не поехал бы на Ямайку, где был я, — мы уже говорим о начале января 1989-го. А я бы не поехал на Мюстик. Выбрали Барбадос. Где-то по соседству с Эдди Грантом и его студией Blue Wave.