Жизнь
Шрифт:
Позвонила Арета Франклин, которая тогда работала над фильмом под названием «Джек-попрыгун»’ с Вупи Голдберг, и позвала меня продюсировать заглавный трек. Я помню, что Чарли Уоттс сказал мне: если вдруг захочешь делать что-то на стороне, Стив Джордан — тот, кто тебе нужен. И я подумал: ага, если я подписываюсь делать Jumpin’ Jack Flash с Аретой, надо собирать бэнд. Начинать с нуля. Стива я и так уже знал, и, в общем, так мы и сошлись — на саундтреке для Ареты. Сессия, кстати, получилась классика. И у меня в сознании отложилось, что если я собираюсь заняться чем-то своим, то обязательно беру Стива.
Я представлял Чака Берри среди первых музыкантов, принятых в Зал славы рок-н-ролла, в 1986-м, и так получилось, что состав, который подыгрывал Чаку, и все остальные участники
Чак думал, что хиты у него не кончатся. Может, он тоже страдал от ССВ, хотя и играл на гитаре? Он же вообще-то не записал ни одной хитовой вещи после того, как разогнал свой бэнд, кроме его самого главного боевика Му Ding-a-Ling. Так держать, Чак! С Джонни Джонсоном у него был идеальный союз. Да они вообще были созданы друг для друга, это же ясно как божий день. Нетушки, говорит Чак, я один тут главный. Захочу, найду себе другого пианиста, и уж по-любому дешевле обойдется. Дешевизна — это практически единственное, о чем он думал.
Когда мы с Тейлором Хакфордом поехали к Чаку домой в Уэнтсвилл, это совсем рядом с Сент-Луисом, я обождал и поднял вопрос только на второй день. Все обсуждали освещение, и я вдруг говорю Чаку: не знаю, может быть, вопрос неуместный, я ваших отношений не знаю, но ты не в курсе, Джонни Джонсон все бегает? Чак отвечает: кажется, живет где-го в окрестностях. Короче, вопрос такой — вы вместе сыграть сможете? Ну да, он отвечает, как нефиг делать. Момент был напряженный. За секунду я свел Джонни Джонсона обратно с Чаком Берри. Перспективы открывались необозримые. Чак сразу подключился и правильно сделал, потому что благодаря этому получил классный фильм и классным бэнд.
И тут судьба сыграла надо мной одну из своих легендарных шуток. Я хотел, чтоб за ударными сидел Чарли. Стив Джордан тоже претендовал, но я думал, что он не будет владеть материалом как надо, и был не прав, но я ведь его еще не знал как следует. В общем, я с казал Стиву: спасибо, приятель, но Чарли сам справится. А потом в какой-то следующий визит Чак захотел мне что-то показать, прямо неотложно. Он поставил видео джема в конце церемонии введения в Зал славы и там Стив колошматит вовсю, хотя камеру навели так, что голова оказалась отрезанной. Но все равно шпарит как надо, и Чак говорит: вот этот мне нравится. Что за чувак? Я хочу, чтоб он был в фильме. Поэтому пришлось мне вызвонить Стива и сказать, что тут, в общем, вакансия образовалась. Стив, естественно, обрадовался. Но и без прикола не обошлось. Пусть он сам все расскажет.
Стив Джордан: Чак летел к нам на Ямайку и должен был остановиться в доме в Очос-Риос. Мы поехали забирать его в аэропорт. Денек был жаркий, что-то типа девяноста с лишним, жарит по-черному. И весь народ выходит из самолета в шортах или прямо в купальниках, потому что знает, что здесь будет палить солнце. Чак вылезает из самолета в блейзере, полиэстровых клешах и с чемоданом. Оборжаться. А потом мы сидим в гостиной, барабаны расставлены, и сейчас типа должны начать играть. Набор скромный: парочка фендеровских комбиков, «Чэмпов» и пара гитар, но вполне можно начинать ковать железо, и тут Чак говорит: а ударник где? А на мне были дреды, я выглядел как Слай Данбар. И Кит говорит: вот он, ударник, это Стив, он и есть ударник. И Чак такой: это мой ударник? Посмотрел на мои дреды и говорит: хрена с два он мой ударник! Потому что у меня голова в кадр не попала на видео, которое
Я спросил у Джонни Джонсона, как появились на свет Sweet Little Sixteen и Little Queenie. И он сказал — ну, Чак приносил все слова, а мы типа разыгрывали что-то под блюзовый формат, и я задавал прогрессию. Я говорю: Джонни, это называется сочинять песню. Ты должен был получить минимум пятьдесят процентов. То есть тебе в контракте, конечно, могли заранее застолбить сорок, но он всяко писал эти вещи с тобой. Он говорит: да я про это как-то и не задумывался, просто делал что умею, и все. Мы со Стивом провели расследование, и обнаружилось, что все, что Чак написал, было либо в ми-бемоле, либо в до-диезе — фортепианные тональности! Вообще не гитарные. Это была железная улика. Тональности-то такие, что не слишком подходят для гитары. Так что явно большинство этих песен начиналось на фоно, а потом пристраивался Чак, брал баррэ этими своими загребущими руками, которые спокойно перекрывают все струны. Я вдруг просек, что он просто шел следом за левой рукой Джонни Джонсона!
У Чака размер рук немаленький — ему спокойно хватает растяжки для всех этих баррэ-аккордов. Очень длинные, изящные ладони. Я потратил пару лет, чтобы придумать, как делать такой же звук с пальцами покороче. Все благодаря походу на «Джаз в летний день», где Чак играет Sweet Little Sixteen. Я смотрел на его руки, как они перемещаются и куда встают пальцы, и обнаружил, что, если я переложу это в гитарные тональности, там, где есть основной тон, я смогу поймать этот свинг по-своему. Так же как делал Чак. Чем прекрасна игра Чака Берри, так это как раз натуральным свингом. Никакого тебе пыхтения и вкалывания с перекошенным лицом — просто плавный, естественный ход вразвалочку, как у льва.
Это было нереально, мягко говоря, —свести Чака с Джонни. Интересно, как они действовали друг на друга. Они же не работали вместе очень долго. Джонни одним своим приданием напомнил Чаку, как оно все должно звучать, и Чак подтягивался до его уровня. Он уже бог знает сколько играл с разным убожеством — с теми, кто в очередном городе найдется подешевле. А в остальном — приехал один и уехал один, только чемодан прихватить. Для музыканта играть ниже собственного уровня — это всё равно что душу погубить, а он уже сто лет оттрубил в таком режиме, дошел до ручки и стал насквозь циником по отношению к музыке И теперь, когда Джонни начинал зажигать, Чак говорил; Эй, а помнишь вот это? И переключался на что-то вообще неизвестно откуда. Было как-то дико и прикольно в то же врет смотреть, как Чак нагоняет упущенное с Джонни и с остальным бэндом, потому что теперь у него за барабанами сидел Стив Джордан, а он не работал с таким ударником чуть ли не с 1958 года. Я собрал состав, который раскопал старого Чака Берри, насколько это было вообще возможно. Такой состав, который был не хуже, чем его первоначальный. И я думаю, у нас получилось — по-своему, но получилось, хотя он, конечно, тип хитрожопый. Но мне не привыкать работать с хитрожопыми типами.
Была одна по-настоящему замечательная вещь, которая вышла из этого фильма: я дал Джонни Джонсону новую жизнь. Он получил возможность поиграть перед народом, да еще и на хорошем инструменте. И уже дальше до самой смерти он продолжал играть по всему миру, и люди получали удовольствие. У него начались гастроли, он заслужил признание. И важнее всего, что он снова обрел самоуважение, его ценили и то, кто он есть — первоклассный музыкант. Он и не думал, что кто-нибудь еще в курсе, что это он играл на всех тех офигенных вещах. Ведь ни славы композитора, ни авторских ему так и не досталось. Может, это и не Чак был виноват, может, это все благодаря Chess Records. У них это был бы не первый случай. Вопросов Джонни не задавал, так что ему ничего и не перепало. В общем, Джонни Джонсон получил в подарок еще пятнадцать лет у всех на слуху, смог заниматься тем, чем всегда должен был, и получать за это причитающееся, вместо того чтобы кончить жизнь за баранкой.