Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль
Шрифт:
Все это позволило пленуму Верховного суда СССР на заседании 4 февраля 1988 г., рассмотрев в полном соответствии с обветшавшими юридическими нормами загнивавшего Советского Союза протест генерального прокурора СССР, отменить приговор от 13 марта 1938 г. и приговор в отношении Х. Г. Раковского от 8 сентября 1941 г. и дела прекратить за отсутствием состава преступления. [1676]
Христиан Георгиевич Раковский ныне предстает перед нами как видный деятель социалистического движения Европы, как советский государственный деятель и дипломат, приложивший значительные и небезуспешные усилия к нормализации отношений СССР с западноевропейскими странами, особенно теми, в которых он работал в качестве советского полномочного представителя, как мужественный борец против единоличной террористической власти Сталина.
1676
Там же. Л. 279б.
Приведенный в данной работе фактический материал, его трактовка и анализ позволяют прийти к заключению, что Христиан Георгиевич Раковский находился как бы между Москвой и Западом не только в элементарном, тривиальном смысле, выполняя поначалу конкретные дипломатические задания высшего советского руководства, не занимая постоянных постов в государственном аппарате, затем руководя правительством УССР и его внешнеполитическим ведомством и в этом качестве участвуя в крупных международных конференциях в Генуе и Лозанне и, наконец, став полномочным представителем СССР в двух крупнейших западных державах – Великобритании и Франции. В течение всего периода дипломатической деятельности – а он охватывал без малого десять лет взрывной инверсионной истории Советской империи, в каковую большевики превратили империю Российскую, – наш герой, разумеется, добросовестно исполнял те внешнеполитические функции, конкретные задания и инструкции, которые вытекали из самого характера этой деятельности.
При этом он не был лишь «ответственным чиновником», дисциплинированным служакой. Его работа в целом, конкретные его внешние и внутренние инициативы вытекали из общей марксистской социалистической парадигмы, приверженцем которой Раковский являлся с юных лет и которая теперь у него была ярко окрашена в экстремистские большевистские тона.
Однако не только сталинистом, но и последовательным «ленинистом» Раковский так никогда и не стал. На протяжении первого десятилетия его советской деятельности и в еще большей степени на протяжении следующих лет, когда он включился в руководящую оппозиционную деятельность в рамках объединенной оппозиции, руководимой Л. Д. Троцким, он оставался личностью с оригинальным мышлением, собственными оценками происходивших событий, совершенно самостоятельным анализом действительности (разумеется, в пределах все той же марксистской догматики), что ярко проявилось в его статьях, опубликованных в «Бюллетене оппозиции», выходившем за рубежом.
Троцкий считал Раковского своим последователем, и сам Христиан Георгиевич не раз высказывался в подобном же духе. Однако ни концепции перманентной революции Троцкого, ни других его основополагающих установок Раковский не разделял, относился к ним не более чем как к тактическому оружию, которое лишь может быть использовано в пропагандистских целях.
«Историю делают не автоматы, а живые люди, повинующиеся своим чувствам, страстям, влечениям, своим симпатиям и антипатиям, а не только “целям” и “программам”. Не учитывать этого фактора – значило бы безмерно упрощать, выхолащивать действительный ход исторических событий», – писал применительно к Ленину и его наследникам видный исследователь советской действительности Н. Н. Валентинов. [1677]
1677
Валентинов Н. Н. Наследники Ленина. М., 1991. С. 12.
На примере Х. Г. Раковского хорошо прослеживается принципиальное положение о том, что огульное причисление всех большевиков к «агентам дьявола», к выразителям «сил зла» – проявление конфронтационного, антиисторического мышления, что такой подход по самой своей сущности – это большевизм наизнанку.
В деятельности Раковского, прежде всего дипломатической, но не только в ней, преобладало стремление к поиску среднего, компромиссного, примирительного варианта взаимоотношений, столь несвойственного принципиальным большевистским схемам и практике. Мы подчеркиваем – эта тенденция была преобладающей, но не всеохватывающей, ибо сам Раковский находился под сильным влиянием догм и доктрины Маркса и Ленина, а затем и Троцкого и ему приходилось действовать в пределах определенных рамок, продиктованных «высшими соображениями» партийной и государственной иерархии Советской России, затем СССР, а позже и объединенной оппозиции.
В мышлении и практических действиях Раковского причудливо перемешивались воздействие коммунистической доктрины с реалистическими жизненными подходами к решению дискутируемых вопросов, причем в большинстве случаев конструктивность и трезвость, поиск и нахождение среднего удовлетворительного решения, толерантность по отношению к партнерам оказывались качествами превалирующими.
Впрочем, Раковский на всю жизнь сохранил восточную вспыльчивость, темперамент, обаяние и сравнительную широту взглядов при истинно европейском такте, дипломатичности и светском лоске. Кто знает, не это ли стало причиной его личной трагедии. Не эта ли ярко выраженная двойственность его натуры подтолкнула одну из чаш на весах, где ставкой для политиков оказываются уже не государственные амбиции, а жизнь или смерть.
В то же время нельзя не отметить, что подлинная европейскость и интеллигентность, ставшие объективной основой его политической коммуникабельности, удивительным образом сочетались в нем с твердостью и верностью убеждениям. Эти качества оказались крайне важными для деятельности Х. Г. Раковского в составе объединенной оппозиции, ибо он в значительно большей степени, нежели другие наиболее видные оппозиционные деятели (включая и своего друга Л. Д. Троцкого), понимал, что в новых условиях исходить необходимо прежде всего из реально складывавшихся условий, из объективной оценки ситуации в стране, соотношения политических сил.
Все это тем не менее не помешало ему оказаться одним из самых стойких и упорных деятелей оппозиции. Он сумел продержаться в течение трудных шести лет ссылки и капитулировать только под угрозой прямой физической расправы.
Точно так же оригинальный характер носили показания Раковского на неправедном суде 1938 г. над участниками «правотроцкистского блока». Эти показания от начала до конца были рассчитаны на создание условий для будущей реабилитации не только себя самого, но и других подсудимых, на восстановление его честного имени новыми поколениями.
Как видно из прочитанной вдумчивым читателем книги, Х. Г. Раковский был уникальным, не похожим на других большевистским партийным и государственным деятелем. Чем Раковский отличался от других высших большевистских иерархов? Отличия были предопределены всей его предыдущей жизнью, общественно-политическими взглядами и деятельностью.
До того как стать большевиком, Раковский прошел двадцатилетний путь в европейском социалистическом движении, причем ориентировался он не на крайне левый его фланг, а на центр (в ряде случаев на левый центр). Образцами политических деятелей для молодого Раковского являлись Плеханов, Засулич, Гед, Жорес, Каутский, Доброджану-Геря. Кратким, но очень важным эпизодом на этом этапе стало последнее пребывание на родине в 1911 г. и издание газеты «Напред», ставившей целью восстановление единства болгарского социалистического движения путем объединения «тесных» и «широких» социалистов.
Проживая в Болгарии, Румынии, Франции, Швейцарии, Германии, посещая другие страны Европы, Раковский приобщался к западноевропейской культуре, к ментальности западной интеллигенции, часть которой хотя и искренне исповедовала социалистические воззрения, но оставалась реально принадлежащей к среднему социальному слою.
К тому же Раковскому было «что терять, кроме своих цепей». Владея сельскохозяйственным имением в Южной Румынии, он щедро финансировал социал-демократические организации и социалистов различных направлений, но не отказывал себе в зажиточной жизни и земных радостях и тем более в положении предпринимателя, извлекающего «прибавочную стоимость». В эти годы Раковский стал плодовитым публицистом, овладел рядом языков, научился ценить подлинно высокую художественную литературу, различные жанры искусства в их разнообразном творческом видении.