Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль
Шрифт:
Ужесточению позиций советской стороны способствовало и дальнейшее ухудшение военного положения центральных держав, вызывавшее их мирные маневры, например ноту правительства Австро-Венгрии в середине сентября странам Антанты с выражением надежды на заключение скорейшего мира. По поводу этой ноты Раковский беседовал с корреспондентом газеты «Киевская мысль». Высказав надежду, что мирная инициатива Австро-Венгрии ускорит российско-украинские переговоры, он поделился общим скептическим прогнозом о возможности заключения подлинного мира между существующими режимами. [257]
257
Киевская мысль. 1918. 5 сентября.
Отчетливо видно, и, скорее всего, заявление Раковского было рассчитано именно на это, в каком противоречии находились оптимистические слова о возможном прогрессе в переговорах с нигилистической оценкой самих перспектив «капиталистического мира». Они звучали почти прямой угрозой правительству Украины. В другом заявлении представителям печати Раковский столь же скептически оценил новые мирные предложения центральных держав. [258]
Со стороны советской делегации заявления на переговорах становились все более неконструктивными, пропагандистскими, каковыми они, собственно говоря, были и ранее, но в несколько более прикрытой форме. Задним числом Раковский признавал в своей автобиографии: «Задача мирной делегации заключалась в том, чтобы перед рабоче-крестьянскими массами Украины выяснить истинную политику советской власти, противопоставляя ее политике генерала Скоропадского и других агентов германского империализма и русских помещиков». [259]
258
Бюллетень «Киевской мысли». 1918. 2, 25 сентября.
259
Раковский Х. Г. Автобиография // Раковский Х. Г. Борьба за молодежь. С. 17.
В то же время Х. Г. Раковский и для облегчения переговоров, и в силу своих взглядов и привычек пытался содействовать уменьшению масштабов «красного террора» в России, прежде всего в отношении украинских граждан. По поводу их арестов он посылал телеграммы в Москву. [260] Еще 20 июня он телеграфировал в НКИД Радеку: «Мою просьбу об оказании содействия следует понимать в законных границах и при предположении, что лица, о которых меня просит товарищ председателя украинской делегации от имени правительства, являются украинцами. В то же самое время ввиду исключительных условий переговоров советую идти навстречу просьбам украинского курьера. Также прошу разрешить выезд из Москвы профессора анатомии Киевского университета Старкова, его жены и сына, о разрешении и облегчении проезда которых меня просит украинское министерство иностранных дел. Не забывайте, что этими прецедентами можем при случае воспользоваться и мы». [261] В связи с демаршами украинской стороны в связи с посещениями в местах заключения в России граждан Украины Раковский через полтора месяца писал в Москву: «Нужно быть очень либеральными в допущении посещения при соблюдении контроля лиц заключенных, которых посетит украинский консул. В этом случае не имеет значения, подлинные они украинцы или нет, ибо взаимность обязывает их сделать то же самое». [262] Раковский фактически протестовал перед советскими властями и по поводу арестов лиц, к Украине отношения не имевших.
260
ГАРФ. Ф. 130. Оп. 2. Ед. хр. 510. Л. 254, 290.
261
Там же. Л. 55.
262
Там же. Л. 300.
В Киеве его застали письма от В. Г. Короленко, тексты которых, к сожалению, не сохранились и о содержании которых можно судить на основании ответов Раковского (двух писем и одной телеграммы), [263] а также корреспонденция из Москвы по поводу этих писем.
Короленко добивался освобождения известного леволиберального историка Сергея Петровича Мельгунова, арестованного советскими властями, и других преследуемых лиц, выступал против заложничества и иных проявлений «красного террора». Раковский оправдывал «красный террор», но проявлял готовность содействовать его смягчению, освобождению явно невиновных людей. «Относительно Мельгунова, – писал он Короленко, – я обратился в Петроград к Зиновьеву; он сообщил, что Мельгунов арестован в Москве, куда я отправил третьего дня телеграмму и надеюсь завтра получить ответ». [264]
263
ОРФ РГБ. Ф. 135. Раздел II. Картон 32. Ед. хр. 43. Л. 4–8; Чернявский Г. И. Письма В. Г. Короленко Х. Г. Раковскому // Вопросы истории. 1990. № 10. С. 4–5.
264
Чернявський Г. Й. Листування В. Г. Короленка з Х. Г. Раковським та О. Г. Раковською // Березіль. 1991. № 1. С. 148.
Раковский не обманывал: в архиве сохранилась его телеграмма от 2 октября заместителю председателя ВЧК Я. Х. Петерсу, который был известен как один из самых кровавых палачей периода непосредственно после большевистского переворота. «До Короленко дошло, – говорилось в документе, – что Мельгунов арестован, между прочим, за личные столкновения, которые будто бы имел с Бонч-Бруевичем, что бросает в глазах общественности совершенно особое освещение на этот арест. Сообщаю вам об этом, не допуская, конечно, что аресту Мельгунова причиной являются какие бы то ни было личные расчеты. Имея в виду, однако, что Короленко – один из редких писателей, который нашел мужество поднять голос против травли большевиков в июльские дни, и что он один на всей Украине после ее занятия немцами и гайдамаками протестовал с негодованием в печати против пыток, которым [подвергались] [265] наши товарищи, заключенные в Виленской гимназии (это название гимназии в Полтаве. – Авт.), считаю необходимым дать ему исчерпывающие объяснения по поводу ареста Мельгунова и что мы не прибегаем ни к каким жестокостям и бесполезным арестам, и прошу сообщить мне срочно, имеются ли виды на освобождение Мельгунова». [266] 5 октября телеграммой в Москву Раковский настаивал на ответе по поводу судьбы Мельгунова. [267] Одновременно он телеграфировал Короленко: «Прошу верить, что с моей стороны все будет сделано для облегчения его участи».
265
Одно слово в тексте пропущено. Восстановлено по смыслу.
266
ГАРФ. Ф. 130. Оп. 2. Ед. хр. 509. Л. 253.
267
Там же. Л. 256.
Более того, находясь в Москве, Раковский посетил Мельгунова в застенке ВЧК. [268] В результате всех этих демаршей видный русский историк был освобожден.
Сохранилась любопытная телеграмма Радека Мануильскому и Раковскому, в скупых официальных строках которой явно звучит недовольство «либерализмом» сотоварища по партии: «В комиссариат иностранных дел обратился дипломатический курьер украинского правительства со списком лиц, о выезде которых в Киев хлопочет украинское правительство. На списке заметка Раковского, что он просит оказать содействие. Спрашиваю, означало ли это, что Раковский обязался требовать от нас выпуска этих лиц без проверки их происхождения из украинских губерний. Мы до этого времени не давали разрешения. Отступлю от принятых решений только в случае, если Раковский определенно обязался. Прошу немедленного ответа». [269]
268
Мельгунов С. П. Воспоминания и дневники. Париж, 1964. Вып. 2. Ч. 3. С. 50.
269
ГАРФ. Ф. 130. Оп. 2. Ед. хр. 515. Л. 1.
26 сентября, 3 и 7 октября состоялись новые пленарные заседания делегаций, участвовавших в переговорах. Проходили они в крайне сложной обстановке. Обе стороны фактически отказались от взаимных уступок, которые были сделаны ранее. Шелухин выступал с острыми заявлениями о нарушениях Россией условий соглашения от 12 июня, главным образом в связи со статусом украинцев в России, выдвинул требование ввести особый режим для тех районов РСФСР, по поводу которых выдвигала претензии Украина. Был заявлен протест против антиукраинской кампании в советской прессе.
Раковский выступал с обширными речами, опровергая все обвинения. Он вынужден был лицемерить, считая безосновательным протест против «сочувственных статей» рабочему и крестьянскому движению Украины в центральных газетах РСФСР. Он заявил: «У нас арестовывают не за взгляды, а только за контрреволюционную деятельность». [270] Эти слова были с негодованием встречены присутствовавшими журналистами. С их скамей послышались выкрики: «Ложь!», «Ложь!». [271]
270
Відродження (Київ). 1918. 27 вересня.
271
ЦДАВОВУУ. Ф. 2607. Оп. 1. Од. зб. 2. Арк. 25.
На заседании 7 октября Раковскому было предъявлено обвинение, что делегация проводит в Украине вербовку в Красную армию, и он по существу дела согласился с этим. [272] Более того, в архиве обнаружен документ – телеграмма, направленная 14 сентября Раковским С. И. Аралову, заведующему оперативным отделом Наркомвоенмора: «Не встречаются ли препятствия для временной задержки (здесь, видимо, какая-то телеграфная путаница. – Авт.) по приему записывающихся у нас инструкторов и унтер-офицеров Красной армии?» [273]
272
Відродження. 1918. 8 жовтня.
273
ГАРФ. Ф. 130. Оп. 2. Ед. хр. 509. Л. 142.
Если раньше Раковский выражал оптимизм и даже некоторую эйфорию по поводу перспектив замирения с Украиной, то теперь он, а с его подачи и на основе его информации Ленин и другие советские руководители стали выражать все больший скептицизм. Забастовки в промышленности, крестьянские выступления в Украине, которые всячески разжигались советской агентурой при немалом участии миссии Раковского, становившаяся все более очевидной неизбежность поражения центральных держав в мировой войне и в результате этого неизбежность потери правительством гетмана могущественного покровителя вызывали предположение, что само существование гетманской державы идет к концу. Раковский информировал Москву, что украинская делегация не предпринимает ни одного шага без консультации с германским послом и военным командованием. [274]
274
ГАРФ. Ф. 130. Оп. 2. Ед. хр. 509. Л. 504–505.