Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих
Шрифт:
Научившись у своего отца первоосновам живописи, он решил, будучи еще юношей, усердными занятиями подражать, насколько возможно, манере Джотто в большей степени, чем манере отца своего Стефано; и это ему удалось настолько, что помимо манеры, гораздо более прекрасной, чем манера его учителя, он приобрел также и прозвище Джоттино, которое так навсегда за ним и осталось; некоторые предполагали даже, свершая, конечно, величайшую ошибку, что он, судя по манере и по имени, был сыном Джотто; но в действительности этого не было, ибо, наверняка или, лучше говоря, вероятнее (в таких вещах никто уверенным быть не может) был он сыном Стефано, флорентийского живописца.
Итак, он был в живописи столь усерден и так к ней привязан, что, хотя обнаружены лишь немногие его работы, все же те, которые найдены, отличаются красотой и прекрасной манерой, ибо одежды, волосы, бороды и все остальное, им написанное, выполнено и объединено с такой мягкостью и тщательностью, что видно, какое единство он, несомненно, внес в это искусство, доведя его до значительно большего совершенства, чем это сделали Джотто, его учитель, и Стефано, его отец.
В юности своей Джоттино расписал во Флоренции в Сан Стефано, что у Понте Веккио, капеллу возле боковых дверей, которая, хотя ныне сыростью и сильно попорчена, но и в том немногом, что осталось, обнаруживает сноровку и талант художника. Затем на Канто алла Мачине, у братьев-отшельников он написал святых Козьму и Дамиана, которые ныне потемнели от времени и видны плохо. Расписал он также фреской капеллу в старой церкви Санто Спирито, в том же городе, погибшую позднее при пожаре этого храма, а над главными дверями церкви, также фреской, написана история сошествия Святого Духа, и на площади при той же церкви, если идти к Канто алла Кукулиа, на углу монастыря, он расписал табернакль, который видим и теперь, с Богоматерью и окружающими ее другими святыми, головы и другие части которых сильно приближаются к современной манере, ибо он стремился разнообразить и менять оттенки цвета тела и соблюдать в каждой фигуре изящное и осмысленное разнообразие колорита и одежды. Работал он также в Санта Кроче, в капелле Св. Сильвестра, над историями Константина с великой тщательностью, проявив прекраснейшую наблюдательность в движениях фигур. А затем позади мраморных украшений, сделанных для гробницы мессера Беттино де Барди, человека, обладавшего в те времена почетными воинскими званиями, изобразил самого мессера Беттино с натуры в полном вооружении, выбирающегося на коленях из гробницы при звуке труб, которыми призывают его на судилище два ангела, летящие по воздуху вслед за Христом, весьма хорошо изображенным в облаках. Он же выполнил в Сан Панкрацио, при входе в двери по правой руке, Христа, несущего крест, около него несколько святых в явной манере Джотто. А в Сан Галло, в монастыре, находившемся за воротами того же имени и разрушенном во время осады, во дворе было написанное фреской Положение во гроб, копия с которого сохранилась в уже названном Сан Панкрацио на столбе возле главной капеллы. Он выполнил фреской в Санта Мариа Новелла в капелле рода Джуоки, посвященной св. Лаврентию, при входе в церковь через правые двери на передней стене — св. Козьму и св. Дамиана, а в Оньисанти — св. Кристофора и св. Георгия, испорченных зловредностью времени и переписанных другими живописцами вследствие невежества настоятеля, мало в этом деле понимавшего. В названной церкви работы Томмазо осталась только арка, что над дверями сакристии, где фреска Богоматери с младенцем на руках, — вещь хорошая, ибо выполнена была им тщательно.
Этими работами Джоттино, подражая в рисунках и замыслах, как уже сказано, своему учителю, приобрел столь хорошее имя, что, как говорили, в нем, что касается яркости колорита и уверенности рисунка, обитал дух самого Джотто. В 1343 году, 2 июля, в день, когда народом был изгнан герцог Афинский, после того, как он под присягой отрекся и возвратил флорентинцам Синьорию и свободу, по настояниям Двенадцати реформаторов государства и в особенности по просьбе мессера Аньоло Аччайуоли, который тогда был значительнейшим гражданином, и от которого многое зависело, он был вынужден написать в насмешку в башне дворца подесты названного герцога с его приближенными, к которым относились мессер Черитьери Висдомини, мессер Маладиассе, его консерватор, и мессер Раньери из Сан Джиминьяно, всех на позор с «митрами справедливости» на голове. Вокруг головы герцога были изображены многочисленные хищные и другие звери, олицетворявшие его природу и качества, один же из названных его советников, державший в руке дворец городских приоров, подносил его герцогу — предателю и изменнику родины. И под каждым из них были гербы и отличия их семейств и какие-то подписи, которые трудно теперь прочесть, ибо они повреждены временем. В работе этой, за ее рисунок и большую тщательность выполнения, манера художника понравилась всем и каждому.
После этого он написал в Кампоре, местопребывании черных монахов, за городскими воротами Сан Пьетро Гаттолини св. Козьму и св. Дамиана, испорченных при побелке церкви. А на Понте Ромити в Вальдарно он в прекрасной манере собственноручно расписал фреской табернакль, воздвигнутый посередине моста. Многие, писавшие об этом, упоминают, что Томмазо занимался скульптурой и выполнил мраморную фигуру в четыре локтя на кампаниле Санта Мариа дель Фьоре во Флоренции, с той стороны, где теперь сиротский дом.
Равным образом он в Риме благополучно завершил в Сан Джованни Латерано Историю, на которой изобразил в разных его санах папу и которая теперь испорчена и Изъедена временем. А в доме Орсини он расписал зал, полный знаменитых людей, на одном из столбов в Арачели — св. Людовика, весьма красивого, возле главного алтаря по правую руку.
Также и в Ассизи, в нижней церкви Сан Франческо, так как другого нерасписанного места не оставалось, он написал над кафедрой для проповедника в арке Венчание Богоматери в окружении многих ангелов, столь изящных и со столь прекрасным выражением лиц и настолько нежных и милых, что при обычной равномерности колорита, свойственной этому живописцу, он здесь может выдержать сравнение со всеми, работавшими до того времени; вокруг же этой арки он выполнил несколько историй из жития св. Николая. Равным образом в монастыре Санта Кьяра в том же городе он в середине церкви написал фреской историю, на которой св. Клару поддерживают в воздухе два ангела, которые кажутся настоящими, она же воскрешает мертвого мальчика, тогда как кругом стоят полные изумления многочисленные женщины с прекрасными лицами и весьма изящные, в прическах и одеждах того времени. В том же городе Ассизи он выполнил над городскими воротами, что ведут к собору, а именно в арке с внутренней стороны, Богоматерь с младенцем на руках с такой тщательностью, что она кажется живой, а также прекрасного св. Франциска и еще одного святого; хотя история св. Клары и не закончена, ибо Томмазо, заболев, вернулся во Флоренцию, обе эти работы совершенны и весьма достойны всяческой похвалы.
Говорят, что Томмазо был человеком мрачным и весьма нелюдимым, но к искусству весьма привязанным и прилежным, что явно видно во Флоренции в церкви Сан Ромео по доске, расписанной им темперой с такой тщательностью и любовью, что мы не видели ничего лучшего, выполненного им на дереве. На доске этой, находящейся в трансепте названной церкви по правой руке, изображен усопший Христос в окружении Марии и Никодима, а также и других фигур, кои с горечью и с жестами весьма нежными и выразительными оплакивают его смерть, по-разному заламывая руки и сокрушаясь так, что по выражению лиц весьма ясно видна суровая скорбь о великой расплате за грехи наши. И дивно не то, что он проник своим талантом в столь высокий замысел, а то, как он мог столь прекрасно выразить его кистью. Потому-то творение это в высшей степени достойно восхваления и не столько за сюжет и замысел, сколько за то, что художник в некоторых плачущих лицах сумел, несмотря на то, что линии бровей, глаз, носа и губ у плачущих искривляются, обнаружить некую красоту, не нарушенную и не испорченную, обычно же сильно искажаемую при изображении плача всяким, кто не умеет, как следует пользоваться хорошими приемами в искусстве. Однако то, что Джоттино закончил эту доску с такой проникновенностью, не удивительно, ибо в своих трудах он всегда стремился скорее к известности и славе, чем к другой награде, и не отличался корыстолюбием, из-за которого становятся небрежными и портятся мастера нашего времени. А так как он не стремился приобрести большие богатства, то особенно и не гнался за жизненными благами, но, живя бедно, больше старался угодить другим, чем самому себе; вот почему мало обращал на себя внимания и испытывал лишения. Умер он от чахотки в возрасте тридцати двух лет и был погребен своими родственниками за Санта Мариа Новелла у Порта дель Мартелло рядом с гробницей Буонтуры.
Учениками Джоттино, оставившего после себя больше славы, чем имущества, были Джованни Тоссикани из Ареццо, Микелино, Джованни даль Понте и Липпо, кои были весьма дельными мастерами этого искусства, в особенности же Джованни Тоссикани, который выполнил после Томмазо в той же его манере много работ по всей Тоскане и главным образом в приходской церкви в Ареццо капеллу св. Марии Магдалины для Туччерелли, а в приходской церкви Кастель д'Эмполи на одном из столбов — св. Иакова. В Пизанском соборе он также расписал несколько досок, которые впоследствии были убраны и заменены новыми. Последней его работой, выполненной им в капелле аретинского епископства для графини Джованны, супруги Тарлати, из Пьетрамалы, было прекраснейшее Благовещение со святыми Иаковом и Филиппом. Работа эта, написанная на обращенной к северу задней стороне стены, была почти, что совершенно испорчена сыростью, когда Благовещение переписал мастер Аньоло ди Лоренцо из Ареццо, святых же Иакова и Филиппа немного позднее — Джорджо Вазари, будучи еще молодым, с большой для себя пользой, ибо, не имея других учителей, он многому тогда научился, присматриваясь к приемам Джованни, теням и краскам этой работы, несмотря на то, что она так была испорчена. В этой капелле в память графини, приказавшей ее построить и расписать, можно еще прочитать на мраморной эпитафии следующие слова: Anno Domini MCCCXXXV de mense Auqusti hanc capell am construi fecit nobilis domina comitissa Joanna de Sancta Flora uxor nobilis militis domini Tarlati de Petramala ad honorem Beatae Mariae Virjinis. [44]
44
В 1335 году в августе месяце капеллу сию воздвигнуть приказала благородная госпожа графиня Иоанна из Санкта Флора, супруга благородного воина господина Тарлати Пьетрамала в честь блаженной Девы Марии.
О работах других учеников Джоттино не упоминается, ибо были они вещами обыкновенными и мало сходными с работами их учителя и их товарища Джованни Тоссикани. Рисовал Томмазо очень хорошо, что можно видеть в нашей Книге по нескольким листам с его собственноручными весьма тщательными рисунками.
Жизнеописание Джованни даль Понте, флорентийского живописца
Хотя старая пословица, что у кутилы всегда деньги найдутся, неверна и полагаться на нее не следует, а как раз наоборот, вернее всего, что тот, кто не живет добропорядочно и соответственно своему положению, в конце концов наживет беду и умрет в нужде, тем не менее мы видим, что порой судьба помогает скорее тем, кто без удержу сорит деньгами, чем людям, во всех делах бережливым и умеренным. Когда же судьба от них отвернется, то за это и за дурное их поведение наказывает нередко смерть, которая приключается как раз тогда, когда подобные люди с тоской бесконечной начинают понимать, какое несчастье все промотать смолоду, а в старости бедствовать, живя в нужде и трудах.
То же самое случилось бы с Джованни из Санто Стефано у Понте Веккио во Флоренции, если бы он не лишился одновременно и жизни, и всего своего состояния после того, как он промотал свое родовое имущество и большие заработки, которые плыли к нему в руки скорее по везенью, чем по заслугам, а также кое-какое наследство, неожиданно им полученное. Был же он учеником Буонамико Буффальмакко, которому больше подражал в пристрастии к земным благам, чем в стремлении сделаться стоящим живописцем, родился в 1307 году и, беря с юности уроки у Буффальмакко, выполнил первые свои работы в приходской церкви в Эмполи фреской в капелле Св. Лаврентия, где он написал много историй из жития этого святого с такой тщательностью, что, надеясь после такого начала на лучший заработок, был приглашен в 1344 году в Ареццо, где в Сан Франческо в одной из капелл написал Успение Богоматери. И вскоре, приобретя в этом городе из-за недостаточного количества других живописцев некоторое доверие, он расписал в приходской церкви капеллу Св. Онуфрия и капеллу Св. Антония, ныне испорченную сыростью. Исполнил он также несколько других живописных работ, находившихся в Санта Джустина и в Сан Маттео; они были уничтожены вместе с названными церквами при укреплении города герцогом Козимо, когда как раз там, под береговым устоем древнего моста, где возле названной церкви Санта Джустина река подходила к городу, были найдены прекраснейшие мраморные головы Аппия Слепого и его сына с древней эпитафией, равным образом прекраснейшей, те, что ныне находятся в хранилище названного сеньора герцога.
По возвращении Джованни во Флоренцию, в то время когда закончили выводить среднюю арку Понте Санта Тринита, он в капелле, выстроенной на одном из быков и посвященной святому Михаилу Архангелу, написал внутри и снаружи много фигур и главным образом на всем наружном фасаде; капелла эта вместе с мостом была снесена наводнением 1337 года. Некоторые полагают, что по этой работе, помимо того, что о нем сказано в начале, его и стали всегда называть впоследствии не иначе как Джованни даль Понте. Он выполнил также в Пизе, в Сан Паоло а Рипа д'Арно в 1333 году несколько историй фреской в главной капелле за алтарем; ныне все они испорчены от сырости и от времени. Равным образом принадлежит Джованни и капелла Скали в Санта Тринита во Флоренции, а также и другая капелла, что возле первой, и одна из историй из жития св. Павла рядом с главной капеллой, там, где гробница астролога мастера Паоло. В Санто Стефано, у Понте Веккио, он расписал доску, а также выполнил другие живописные работы темперой и фреской во Флоренции и вне ее, которые принесли ему большую известность. Друзьям своим он угождал, однако, больше развлечениями, нежели работами, и был другом людей ученых и в особенности тех, которые, дабы достичь превосходства в своей профессии, прилежно ее изучали, и хотя он и не стремился найти в себе то, чего желал в других, он не уставал, однако, побуждать других работать доблестно.