Жмурик-проказник
Шрифт:
Тварюки видно не было. И Гундосова с Тоской тоже. Зато под деревом земля была разрыта, и виднелись два аккуратных холмика.
Мне стало нехорошо.
– Они что, того? – я указал пальцем в небо.
– Не понял.
– Где Тоска и Гундосов?
Радист указал пальцем на холмики.
– Умерли?!!
– Живы, – ответил Радист. – Но сильно поражены атмосферным электричеством. Поэтому для стечения остаточного электричества я погрузил их в почву.
– Ты их похоронил?! – у меня начинали шевелиться волосы.
– Закопал. Для их блага.
– Ты что, Радист! – Я стал разгребать ближайший холмик. – Это же суеверия! Закапывать никого нельзя, это давно доказано! Это смерть! Они же задохнутся!
В первой могиле оказалась Тоска. Тоска завыла, схватила меня за руки, и отодрал я ее с большим трудом. Девчонку трясло, зубы у нее стучали, а нижняя губа была искусана до крови. Я схватил ее за плечи и рывком вытащил из ямы.
Тоска перевалилась на бок и теперь дышала и плакала. Я подумал, что после получаса, проведенного в могиле, ее отношение к смерти несколько изменится. И теперь она не будет так беззаботно есть красные сыроежки, красить волосы в черный цвет и носить красно-белые носки.
Я принялся раскапывать холмик Гундосова. Вообще, мне не очень хотелось его раскапывать, после того как Гундосов наступил мне на голову своим выживательским ботинком, мне хотелось пристроить на его могилке красивый гранитный камень.
Но человеколюбие во мне победило.
Гундосова Радист закопал глубже, чем Тоску, видимо, степень поражения электрическим током у Гундосова была выше. Сначала я наткнулся на голову. Гундосов лежал лицом вниз, и мне показалось, что Гундосов уже откинул коньки – никаких признаков жизни у него не наблюдалось. Одни признаки смерти.
Особенно мне понравились волосы Гундосова. Они стояли у него дыбом и во все стороны, будто внутри гундосовской головы произошел небольшой взрыв. Волосы были жесткие и какие-то даже напряженные, пожалуй, сейчас из них можно было изготавливать щетки для чистки сапог.
Я ухватился за эти волосы и дернул.
Гундосов очнулся.
– Ы-ы-ы! – именно таким был его первый звук.
Я откопал его до уровня плеч, и Гундосов поднялся на корточки. И сказал:
– Ра-ра-ра.
Не знаю, что он хотел этим сказать, но «ра-ра-ра» мне понравилось больше, чем «ы-ы-ы». Я взял Гундосова за шкирку, уперся ногами в землю и принялся вытаскивать его наружу.
– Спасибо! – Гундосов завыл еще громче, едва оказавшись на поверхности.
Он схватил меня уже за ногу, обнял и прижался лицом к моему сапогу. И расплакался.
– Спасибо! – хныкал он. – Не забуду! Он ведь меня живым закопал! Это чудовище! Он пришел за мной и закопал меня живым! Я очнулся, а вокруг... а вокруг земля!
Я не стал открывать ему глаза. Я не стал говорить, что закопал их совсем не наш преследователь, а Радист. Зачем было портить отношения?
Гундосов же собрался обхватить и вторую мою ногу, чувство благодарности зашло в нем так далеко, что он даже пообещал мне подарить свой цифровой фотоаппарат. Тот, который достался ему за многочасовое сидение в холодильнике. Это было уже неплохо.
Глядя на Гундосова, Чугун тоже принялся зачем-то выражать мне свой восторг и лизать мой другой ботинок.
– Ладно, Гундосов, – я попытался остановить излияние этой преданности. – Пора нам идти домой...
Двигать домой действительно было пора. И мы двинули.
По пути я спросил у Радиста, не видел ли он чего-нибудь необычного возле дерева? Радист ответил, что ничего необычного, если не считать того, что Гундосов так вцепился в кору, что его пришлось выдирать вместе с корнями. Гундосова, а не дерево. А так ничего необычного.
Шагать самостоятельно Тоска не могла – коленки слишком сильно дрожали, и Радист взял ее на закорки.
Гундосов передвигался сам, но дергано и неуверенно. Все время оглядывался и старался держаться между мной и Радистом. Мне почему-то казалось, что после нашей поездки к Чертову омуту Гундосов перестанет быть выживателем и займется более мирным делом. Бабочек будет ловить или марки коллекционировать.
Радист шагал уверенно, видимо, встроенный в его голову компас показывал ему верную дорогу.
Оказалось, что заблудились мы изрядно. Даже умудрились перебраться на другой берег озера, причем на берег дальний. Так что пришлось обходить Чертов омут вокруг. На это ухлопалось почти три часа, так как берег оказался здорово заболоченным и мы то и дело углублялись в лес, чтобы обойти топи.
К тому же дождь все-таки зарядил. Сильный дождь, настоящий ливень, так что нам пришлось даже пережидать. В результате мы пришли к дому уже к вечеру, промокшие, усталые и злые. Даже равнодушный ко всему Радист и то как-то нервничал и скрипел зубами.
Дома нас ожидал сюрприз. Дома нас ожидал Доход.
Причем Доход ждал нас не на улице и даже не в гостиной. Каким-то чудом Доход умудрился забраться наверх, протиснуться в дыру в своей комнате и даже загородиться двумя койками. Забаррикадировался, короче.
Когда я заглянул в комнату, Доход размахнулся кроватью и чуть даже не запустил ею в меня.
– Ты чего? – успел спросить я, и Доход кровать опустил.
– Это ты? – Доход прижимал кровать к себе.
– Я.
– А он где?
– Кто он?
– Его здесь нет? – Доход попытался выглянуть в коридор.
– Мы тут одни. И мы, между прочим, весь день тебя искали. Нас молнией било! А ты где был?!
Доход вздохнул, перешел на самый тихий голос и принялся рассказывать.
Вечером он уснул на улице. Долго не мог заснуть, долго его жалили комары, и он пытался спрятаться от них под палаткой. Но комары были проворные, и даже палатка от них не спасала. А потом за озером еще птица какая-то дурацкая разоралась... Короче, уснул Доход где-то часов в одиннадцать. И снились ему тяжелые и малоприятные сны. Про каких-то мертвецов. Как он, Доход, с этими мертвецами воевал. И вот в самый разгар борьбы с этими мертвецами на него что-то упало.