Жмурки
Шрифт:
На столовую это не похоже. Ни стола, ни тарелок, ни других детей… Хотя запах каши усилился настолько, что стал противным. Тревожным каким-то, болезненным.
Маша принялась считать: если она проснулась утром — то есть, следующим утром, после школы… То завтрак был сутки назад.
Ну как завтрак?.. Две печеньки и стакан молока — так переживала за Мишку, что кусок в горло не лез.
Тётка попыталась впихнуть в неё какие-то мюсли из пакетика, но Маша отказалась.
Химия, —
Любви тётки к всяким зёрнышкам, сушеным ягодкам и подозрительным сморщенным фруктам она не одобряла.
На стене, напротив стула, висел плоский телевизор. От нечего делать, Маша принялась его разглядывать, стараясь угадать: покажут что-нибудь интересненькое, или нет.
Сначала экран был пуст. Но вот он вспыхнул, пошел рябью и стал показывать какие-то круги.
Маша оживилась.
Но скоро соскучилась: круги были до жути одинаковыми. Ни погонь, ни стрельбы, ни красивых тётенек в шикарных платьях…
Вместе с изображением в телевизоре что-то ритмично щелкало. Сначала Маше показалось, что это тикают часы — как у них с тёткой дома. Но потом она вспомнила нужное слово: метроном.
Такой стоял в классе пения, его запускали, когда кто-нибудь садился за пианино.
Метроном стучал мерно, усыпляюще, потом в его стук вплёлся более сложный ритм, и принялся рассказывать историю…
Но глаза Маши уже закрылись, руки безвольно свесились вдоль тела. Девочка уснула.
Перенесёмся в другую часть того же здания.
Обычный кабинет, какие бывают у многих директоров заводов или других крупных предприятий.
Шторы, ковёр, мебель — каждая вещь дышит роскошью, большими деньгами.
Только вот… Вещи эти до того не похожи одна на другую, что создаётся впечатление: их подбирали случайным образом. Брали, что понравится и просто стаскивали в этот кабинет, не заботясь, насколько подходят они к тем, что уже есть.
Шторы на окнах были бархатными, одна — малиновой, другая — зелёной. Ковёр на полу — с желто-чёрным восточным орнаментом, стол красного сукна был окружен мягкими стульями с обивкой в синий цветочек…
За столом сидел давешний очкастый, что приходил в школу.
Он смотрел в монитор.
К монитору была подключена камера, передающая изображение из крошечной комнаты.
В комнате, на стуле перед работающим телевизором, спала девочка.
Очкастый со злостью сжал шариковую ручку. И… сломал.
Бросил обломки на стол и сняв очки, устало потёр глаза.
Раздался звонок телефона.
Очкастый вздрогнул, неуверенно посмотрел на экран… А потом вздохнул, поёжился и взял трубку.
— Ну что? — спросил голос в телефоне.
— Ничего, — ответил очкастый. — Она не поддаётся. Как только я начинаю передачу, девочка просто засыпает. Такое иногда бывает, вы же знаете. Если будем продолжать — она может впасть в кому.
— Продолжайте, — приказал голос. — Мне нужен результат.
— Но… — очкастый страдальчески поднял брови.
— У вас трое суток.
Голос сменился тишиной, в которой что-то ритмично щелкало. Очкастый немного послушал ритмичное щелканье, затем положил телефон на стол и заплакал.
Звали очкастого Платоном Федоровичем, и служил он директором частной элитной школы.
Хотя раньше был сотрудником одного секретного НИИ, исследующего паранормальные явления.
Был. Пока не явился этот человек и не поговорил с ним. С тех пор Платон Федорович сильно изменился.
Впрочем, как и вся его жизнь.
Из НИИ пришлось уйти, и теперь он жил здесь, в интернате, вместо со своими подопечными.
Дети обладали странностями, это и был основной критерий отбора. Платон Федорович сам проводил тесты — и в Машиной школе, и в других, разбросанных по всей стране.
Теперь он мог сколько угодно исследовать — ставить любые эксперименты, без всяких ограничений.
И сначала его это обрадовало — когда он работал в НИИ, приходилось соблюдать осторожность, чтобы, не дай бог, не причинить деткам вред.
Сейчас его ничего не сдерживало.
Дети. После пребывания в комнате с телевизором, они становились послушными, тихими и всегда выполняли то, что он им говорит.
Прекрасный исследовательский материал.
Это называлось СЕАНСЫ.
Пришлось разгородить несколько классов на кабинки и оборудовать их плоскими экранами, которые предоставил ТОТ человек.
В экраны вставлялись флэшки с готовыми записями — ничего особенного, просто картинки, которые сопровождались ритмичным стуком.
Дети заходили в эти кабинки, и выходили… послушными.
Не баловались, не дрались — что было особенно приятно.
Но… Иногда Платона Фёдоровича посещали СОМНЕНИЯ.
Нет, на кукол они не походили — ничего такого. В конце концов, они же были живы. Кушали, ходили в туалет, мылись — когда им об этом напоминали.
Но наблюдая за ЭТИМИ детьми, Платон Федорович иногда думал, что делает что-то не то.
Затем являлся ТОТ человек, выстукивал по его рабочему столу пальцами какой-то замысловатый ритм — так делают барабанщики, когда нет палочек под рукой — и всё опять становилось ясным, понятным и главное, ПРАВИЛЬНЫМ.