Жнец
Шрифт:
Мои пальцы горят от желания обладать им безраздельно.
Я заползаю на кровать и обхожу его сзади. Его спина напряжена, и мне приходится сдерживать резкий вдох, когда я понимаю, почему. При виде большой татуировки, сделанной на его коже, мой желудок сжимается от ужаса. За Ронана.
Слова вытатуированы уродливо, но я все еще могу их разобрать. Правила его воинствующего культа. Они выбиты на его коже, как постоянное напоминание об ужасах, которые, он никогда не должен забывать. Растянутые линии делают очевидным тот факт, что они были сделаны много-много лет назад. Когда он был еще совсем ребенком и даже не перестал
Мои глаза щиплет от непролитых слез, но я не даю им пролиться и не издаю ни звука. Я сказала Ронану, что он может доверять мне, и теперь я понимаю его страх. Его страх, что я не смогу смотреть на это, не растеряв свое самообладание.
Одна мысль об этом побуждает меня прикоснуться к его плечам. Они теплые и мускулистые под моими ладонями — свидетельство того, как много часов он проводит, боксируя с Лаклэном.
Этот человек сам по себе является крепостью.
Нерушимый. Неудержимый. Грозный.
Он — именно то, для чего они его создали. Убийца. Машина. Но он еще и защитник. Человек, такой же, как и все. Я видела его истинную природу. И я никогда не чувствовала себя в большей безопасности, чем в его объятиях. Так что эти люди — те, кто причинил ему боль, — они не победили. Может быть, Ронан и не знает этого, но я знаю.
— Так нормально? — Мои пальцы двигаются по поверхности его спины в нежном ритме, слегка массируя его. По всему его телу пробегает дрожь, и когда он отвечает, его голос превращается в грубый шепот.
— Да,
— Тебе когда-нибудь делали массаж раньше? — интересуюсь я.
— Нет.
Мои глаза блуждают по коже на его спине, испещренной шрамами и целой жизнью, полной такой боли, какую ни один человек никогда не вынес бы. Похоже, что его били кнутом, кололи ножом, жгли и стреляли в него… среди прочих ужасов, которые мой разум, вероятно, даже не может осмыслить. Эти раны рассказывают историю, которую он сам не смог бы рассказать, и даже если я не знаю всех подробностей, я вижу тот кусочек Ронана, который он показывает только мне. И я не принимаю это как должное.
Мои пальцы ползут вверх по его затылку и снимают напряжение с его мышц останавливаясь там и перебираясь на линию роста волос. Единственный ответ Ронана — тихое одобрительное ворчание, но оно звучит как самая сладкая мелодия, которую я когда-либо слышала. Я массирую его голову и нежно целую в плечо.
— Я порчу твою идеальную прическу, — говорю я.
— Мне все равно, — отвечает он.
Когда я опускаюсь ниже, то замечаю глубокий шрам на его голове сбоку. В желудке все переворачивается, когда я прослеживаю пальцем шрам за ухом.
— А это откуда? — шепчу я.
— Другой парень пытался его отрезать, — отвечает он. — А потом я убил его.
Я киваю, хотя он меня не видит, потому что боюсь, что если заговорю, то мой голос выдаст меня.
Так что некоторое время я просто прикасаюсь к нему. Вытягивая напряжение из его тела и наблюдая, как тепло Ронана растворяется во мне. Ему это очень нравится. Он мне доверяет. И теперь я знаю без тени сомнения, что никогда не смогу отпустить его.
Я приказываю ему лечь на кровать. Он делает это, и на этот раз я опускаюсь на колени рядом с ним и работаю над его ногами. Как и любая другая его часть, они чистые и гладко выбритые. Но на подошвах его ног я обнаруживаю еще несколько десятков давно заживших шрамов. Еще
— Они все еще болят? — хриплю я.
— Иногда, — тихо отвечает он.
Голос у него сонный. Шок от того, что я вижу всё это, больше не беспокоит его. Он находится под чарами моих пальцев, полностью забыв обо всем остальном. Я иду дальше, подавляя свои эмоции, когда ужасы детства Ронана обнажаются. Шрамы на коленях. Бедрах. На его животе, груди и плечах. Нет ни одной его части, которая не была бы затронута насилием, которое он познал.
Я стараюсь держать это в себе. Задвинуть глубоко. Держать себя в руках. Но чем больше я вижу, тем тяжелее мне становится. Так много раз я допрашивала этого человека. Кто он такой и какие у него были причины для такого поведения. Я не могла этого знать. Мой разум никогда бы никогда не догадался до такого. Но теперь я все понимаю.
Я понимаю это настолько сильно, что тихие слезы стыда и гнева текут из моих глаз, обжигая меня, как кислота. Рыдание вырывается из моих легких прежде, чем я успеваю остановить его, и Ронан растерянно моргает. Я смахиваю с лица предательские слезы и качаю головой.
— Мне очень жаль, — говорю я ему. — Мне очень жаль. Я вовсе не хочу плакать. Просто я их ненавижу. Я ненавижу их за то, что они сделали с тобой. И за то, что дала тебе пощечину. Мне не следовало тебя бить… никогда.
Ронан берет меня за руку и сплетает наши пальцы вместе. Он смотрит на эту связь, и она ему нравится. То, что я всегда считала само собой разумеющимся, маленькая доброта человеческого прикосновения, слишком чуждо ему.
У него их никогда не было. Никто не касался его так.
Я собираюсь загладить свою вину перед ним. Я собираюсь возродить его мир и заставить его прочувствовать все. Все хорошее.
Я оседлала его бедра и положила свое тело поперек его, превосходящего мое по размерам тела, пристально глядя на него.
— Может быть, ты снимешь очки?
Он так и делает. Его взгляд мягкий и напряженный, впитывает каждую деталь, которая включает в себя женщину, лежащую на нем. Он уже знает меня, но мне пора узнать его самого. Поэтому я прикасаюсь к его лицу, исследуя каждую его черточку. Огонь, который выковал его, был чудовищным и жестоким, но я никогда в жизни не видела ничего прекраснее. Когда я говорю ему об этом, он хмурится.
— Я мужчина, — отвечает он.
Я просовываю руку между нами и сжимаю его член.
— Я знаю.
Я дважды дергаю его за член у основания, чтобы спровоцировать. Мое исследование окончено, и время для разговоров истекло. Ронан уже на шаг впереди меня, когда он хватает меня за бедра и переворачивает. Он устраивается между моих ног так, чтобы занять доминирующее положение, там, где ему и положено быть. Он прижимает мой живот к кровати и выгибает мои бедра, пока скользит в меня.
Я чувствую себя наполненной, довольной и ненасытной одновременно. Прижимаясь к его рукам и вдыхая его. Он установил со мной связь, которой никто не имел до этого. Мое тело дремало, а он снова вернул меня к жизни. Мы — симфония безумия. Темная жажда и дикая одержимость. Моя любовь к нему жарче солнца. Это так глупо. Это полный пиздец. И самое главное, он настоящий.