Жнецы Страданий
Шрифт:
Крефф же, ничего не зная о размышлениях выученицы, опустился рядом на лавку и сказал:
– Я нынче из Цитадели уеду. Вернусь когда – не знаю. Но не раньше весны. Ты одна остаешься. Гляди, не дури. Крефф над тобой теперь Дарен. Знаешь его?
Девушка кивнула и вдруг почувствовала себя бесконечно одинокой. Вот даже ненавистный наставник ее покидает. И придется ей идти под незнакомого, огромного, будто Северная башня, креффа.
От воспоминаний о Северной башне из глаз вдруг брызнули слезы. Послушница отвернулась, чтобы не показывать мокрые дорожки на щеках,
– Ты не виновата. И никто не виноват. Не сегодня, так завтра она бы убилась.
Губы предательски задрожали, и рвущий душу всхлип вырвался из груди.
– Почему? Из-за чего? – сквозь слезы залопотала девушка. – Чего ей не хватало?
– Ума и воли, – последовал короткий ответ. – Лесана, без меня делай все, что прикажет Дарен. Слушай его. Но помни одно – из кожи вон не лезь. Старайся, но вполсилы. Крефф на тебя надежд не возлагает. А парням его и вовсе зацепить тебя, если лучше их окажешься, радостью будет. Вьюда вспомни. Так что не дури, не пыжься и жилы из себя не тяни. Делай все, что поручат, но только так, чтобы повода не было к столбу тебя привязывать. Ясно? Глупостей не натвори.
– Не натворю, – сухо ответила она, в душе гадая о том, с чего бы ее наставник сподобился куда-то ехать в такие морозы, да даже не поутру, а посередь дня, который через несколько оборотов начнет клониться к закату.
– И настойку пей, не позабудь. Поняла?
– Да, – буркнула в ответ послушница.
Тут человек умер, а его какие-то настойки волнуют!
– Вот что, девка, нечего мне тут упырем смотреть, – не выдержал крефф. – Думаешь, теперь все тебе виноватые? Хватит сопли по лицу размазывать. А ну утрись.
Лесана, услышав в его голосе не напускной гнев, быстро обтерла лицо подолом рубахи.
– Вот так. Нечего реветь по тому, кто без ума и по дурости сгинул.
– Она подругой моей была! – выкрикнула выученица. – А теперь ее даже не похоронить по-людски!
Крефф покачал головой.
– Так Глава распорядился. Другим наука. Да не вой ты. Жалко девку, но назад не воротишь.
Он поднялся.
– Ни ты, ни она по сей день главного не поняли: покуда для вас Цитадель – острог, будете вы здесь полонянами. А примете ее как дом – все разом переменится. И не забудь, хочешь до моего приезда невредимой дожить, учись у Дарена, как сказано было. Он от тебя подвигов не ждет. Так что сиди мышью.
С этими словами он ушел.
Клесх не знал, что через пол-оборота Лесана будет приплясывать у конюшен, раскрасневшаяся от мороза, ожидая его. Он увидит ее, удивится и спросит: «А ты тут чего прыгаешь? На радостях, что ли?» А она в ответ, не глядя на мрачного Фебра, скажет: «Мира в пути, наставник». И он ответит: «Мира в дому». Но про себя удивится – зачем она вышла? И не поймет, что на холодный двор девушку привела горечь предстоящей разлуки. Ведь Лесана уже ощущала Цитадель своим домом. И этот дом ныне покидал тот, на ком он для нее держался.
Всего этого Клесх покуда не знал. Он поднимался на третий ярус Цитадели, когда его окликнули.
Майрико была бледнее обычного, и это бросалось в глаза даже в темноте каменного перехода.
– Не уехал еще, – обрадованно и вместе с тем как-то виновато сказала она, приближаясь.
– Нет.
Он стоял у каменного всхода, и яркий солнечный свет из узкой бойницы падал на лицо. И глаза у него были такие же серые, как камни, из которых была сложена Цитадель. Майрико шагнула к обережнику, и вдруг устало ткнулась лицом ему в плечо.
Мужчина замер, явно недоумевая, что ему теперь делать со своими руками. Но через пару мгновений неловко обнял целительницу. Та глухо проговорила:
– Ты был прав. Ты с самого первого дня был прав. Помнишь, когда мы шли на совет? Помнишь, что я говорила?
– Да.
– Я ошиблась. – Она слегка отстранилась и заглянула ему в лицо. – Опекала ее, носилась, как с писаной торбой, а…
Она досадливо махнула рукой и тут же зябко поежилась. В мрачном коридоре было холодно, да и в бойницу задувало.
– Ты уже уезжаешь?
– Да.
– Клесх!
Он смотрел выжидательно. Майрико вцепилась в широкие плечи и встряхнула креффа.
– За что ты так со мной? – яростно спросила она. – За что?!
Он мягко освободился, развернулся и стал подниматься.
Женщина поспешила следом.
Они шли в молчании и остановились только один раз, когда он снимал чары с двери в свой покой.
Майрико зашла, не дожидаясь приглашения. Она знала – приглашения не будет.
Лекарка огляделась. В этой комнате она очень давно не была. Впрочем, и смотреть тут оказалось не на что – лавка, стол, сундук, окно. Клесх, не обращая внимания на самовольную гостью, стаскивал через голову рубаху. Целительница впилась глазами в твердое, перевитое жилами тело. Она понимала, своим равнодушием обережник гонит ее, принуждает обидеться и уйти. Но уйти она не могла. Отчего-то именно сегодня не могла.
Не мешала даже его всегдашняя резкость. А еще Майрико видела следы безобразных ран по телу и одну, особенно страшную, на боку – словно что-то смяло ребра, продавливая их внутрь. Она знала, что в непогоду, или если сильно перетрудиться, такая рана будет дергать, как гнилой зуб, и не давать покоя. Но Клесх никогда не приходил в лекарскую.
– Болит? – спросила целительница, кивая на его изуродованный бок.
– Нет.
– Я могла бы… – Она протянула ладонь, собираясь коснуться.
Мужчина отстранился.
– Обойдусь.
Она сжала губы, понимая, что вот-вот расплачется. А ведь когда он говорил с ней о выученицах, он был… был почти таким, как прежде, и она даже решила… И сегодня он единственный, кто встал на ее сторону. И теперь его опять вышвыривают из Цитадели, как щенка. Из-за нее. Снова. Что мешало ему промолчать! Ведь знает, Глава не упустит случая лишний раз наказать.
– Клесх… – Она вырвала у него из рук плотную рубаху, которую он собирался вздеть, и отшвырнула в сторону.
Мужчина проводил одеяние мрачным взглядом и поглядел на целительницу. А та, снова ничего не объясняя, шагнула к нему и прижалась всем телом.