Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня
Шрифт:
Но Жозефина предпочитает совершать экскурсии в обществе своего милого камергера и нескольких близких людей, поощряющих ее роман. Так они посещают Ферне, а ужинают и ночуют на постоялом дворе «Союзный» в Бе. Побывав в Шильонском замке и в Вевейской церкви, — эта поездка оставила нам два новых рисунка Тюрпена, — они проводят ночь в лозанском «Золотом льве», дом N 20 по улице Бур. Затем, после короткой остановки в Сешероне, опять в путь, в долину Арвы и Шамуни. М-ль д'Аврийон, историограф этой вылазки, повествует: «Мы вылезали из экипажа всякий раз, когда встречали на дороге что-либо достопримечательное. Г-н де Тюрпен тут же набрасывал рисунок. Он неоднократно писал ее величество и сопровождавших ее дам, как только они на минутку присаживались отдохнуть, что случалось довольно часто, и всякий раз группировал их на рисунке по-новому. Второй день мы завершили в Шамуни, где переночевали в „Приорстве“ — тогда это был довольно скверный постоялый двор».
Подъем из Шамуни на Монтанвер Жозефина совершает верхом на лошади, а ее свита — на мулах. Экс-императрицу сопровождает восемьдесят человек,
На другой день пикник в Сервозе — завтрак на открытом воздухе, также увековеченный Тюрпеном, и, наконец, 20 сентября возвращение к Женеву.
Аскен, песик экс-императрицы, болеет. Жозефина без конца сует ему куриные кости, не слушая возражений доктора Оро, «больше занятого здоровьем любимой собачки, чем состоянием ее величества». В Сешероне вызванный на консультацию ветеринар прописывает Аскену какой-то черный порошок, который пугает доктора Оро — и не без основания: через два часа собака подыхает.
На следующее утро, встав с постели, Жозефина со слезами на глазах выслушивает печальную новость и велит сделать из трупа чучело, но у горе-натуралиста ничего не получается, и от любимого Аскена остается только воспоминание.
Гортензия, покинув Экс и Флао, заезжает к матери. Жозефина вручает экс-королеве следующее письмо для передачи Наполеону:
«Завтра королева, проведя со мной два дня, возвращается в Париж. Она надеется, что вскоре будет иметь счастье увидеть тебя. Позволь поручить ее твоей дружбе — это наша последняя надежда. Она передаст тебе это письмо, которое я пишу в сердечном смятении, потому что с каждым мигом все отчетливей чувствую затруднительность своего положения. Чем ближе день, намеченный мною для окончания моего путешествия, тем менее мне ясно, что делать дальше. Бонапарт, ты обещал не оставлять меня. И вот я в обстоятельствах, когда мне нужен твой совет. В мире у меня нет никого, кроме тебя. Ты мой единственный друг. Поэтому ответь откровенно, могу я вернуться в Париж или должна остаться здесь? Конечно, я предпочла бы находиться поближе к тебе, особенно в надежде на свидания с тобой. Но если мне не даровано такой надежды, какова будет моя роль предстоящей зимой? Если же мое отсутствие продлится еще семь-восемь месяцев, обстоятельства станут, надеюсь, более благоприятны для меня, поскольку императрица завоюет за это время новые права на твою любовь.
Я поручаю королеве переговорить с тобой о моих интересах, входя и в те подробности, о каких я не могу написать. Она расскажет тебе, как ты мне дорог, и подтвердит, что нет такой жертвы, на которую я не пошла бы ради твоего спокойствия.
Если ты советуешь мне остаться, я сниму или куплю небольшой дом у озера. Хочу только знать, не будет ли неудобно, если я обзаведусь им где-нибудь под Лозанной или Веве, коль скоро найду там ландшафт по вкусу. Я также поеду в Италию навестить детей. Собираюсь потратить часть осени на знакомство со Швейцарией, потому что нуждаюсь в развлечении, а его для меня нет без перемены мест. Будущим летом, возможно, еще раз отправлюсь в Экс на воды, которые пошли мне на пользу. Это будет год разлуки, но я ее вытерплю в надежде, что вновь увижу тебя, а ты одобришь мое поведение.
Словом, реши, как мне поступить, и, если не сможешь написать, поручи королеве изложить мне твои намерения.
Заклинаю тебя, продолжай руководить мною. Не лишай совета свою бедную Жозефину. Это будет доказательством твоей дружественности, которая утешит меня во всех моих утратах».
Тем временем она получает письмо от г-жи де Ремюза, написанное тою по требованию Наполеона: «Вы помните, как мы иногда сожалели с вами, что император, женясь, не поторопился устроить встречу двух особ, между которыми делил тогда свою привязанность (Жозефину и Марию Луизу). Вы говорили мне, что позднее он питал надежду, что беременность, успокоив императрицу по части незыблемости ее прав, даст ему возможность исполнить его заветное желание; но, государыня, если только я не ошибаюсь в своих наблюдениях, время для такого сближения еще не пришло… Что делать вам здесь, — продолжает г-жа де Ремюза, — да еще в такой момент, когда беременность вызвала всеобщую радость, когда вот-вот родится так нетерпеливо ожидаемый ребенок и за этим событием последует череда празднеств? Каково пришлось бы императору, который должен соблюдать предосторожности, требуемые состоянием молодой матери, и которого непременно разволнуют сохраняемые им чувства к вам? Хотя ваша деликатность не позволила бы вам просить его о чем-нибудь, он все равно страдал бы, но ведь и вы страдали бы тоже: забытая, может быть, всей нацией или став предметом сочувствия, продиктованного, возможно, политическими соображениями, вы были бы не в состоянии внимать кликам всеобщего ликования. Мало-помалу ваше положение сделалось бы столь мучительным, что упорядочить все могло бы уже только окончательное ваше удаление».
У Жозефины слезы на глазах. Разрешит ли ей Наполеон пребывание в Париже? Или потребует отъезда в Милан? В ожидании императорского ответа она вновь предается туризму. Сопровождаемая м-ль де Макау, м-ль д'Аврийон и, разумеется, Тюрпеном, она оставляет Сешерон и отправляется ночевать у некоего г-на Делюза в Морже. На следующий день, следуя по дороге, змеящейся вдоль подножия Юры, она проезжает вблизи Орба, останавливается в замке Моншуази, где встречает старинную знакомку прошлых лет г-жу де Плесси д'Омаль, с которой беседует о Людовике XVII [149] и его бегстве из Тампля, если верить легенде.
149
Людовик XVII — второй сын Людовика XVI и Марии Антуанетты (1785–1795), с 1789 дофин. В 1792 вместе с родителями был заключен в Тампль, в 1793 провозглашен эмигрантами королем под именем Людовика XVII. В июле 1793 был разлучен с матерью и отдан под опеку сапожнику Симону, в начале 1794 подвергнут одиночному заключению. Похоронен в общей могиле, останки его не найдены. Несмотря на несомненность его смерти, очень рано создалась легенда о том, что ему удалось бежать из тюрьмы, а вместо него был похоронен труп другого ребенка. В начале XIX в. его имя принимали ряд авантюристов.
— Я уверена в этом, — якобы утверждает она.
У нас нет никаких доказательств подлинности ее истории.
Жозефину уже неделю ждут в Нешателе. Она пожелала получить «хорошо украшенную лодку с балдахином». Префект Нидау предоставляет в распоряжение «ее величества» собственную шлюпку, которая, «несмотря на многочисленные неисправности, доставляет ей много радостей». 27 сентября г-н де Лесперю, правящий от имени Бертье Нешательским княжеством, решает выехать навстречу Жозефине. В тени деревьев на террасе замка Кормондреш он счел себя вправе сесть за стол. Оттуда он сможет следить за дорогой на Овернье, на которой должна показаться экс-императрица. Г-н де Лесперю даже расставил несколько гренадеров во дворе. Но еда так превосходна, разговор за столом так оживлен, что г-н губернатор проглядел императорские экипажи. Он в полном отчаянии.
Жозефина поселяется в доме Луи де Пурталеса в Госпитальном предместье. Из своей спальни, только что оклеенной красными с золотом обоями, она глядит вниз на озеро. Первое впечатление от увиденного у нее тем более благоприятно, что музыканты устраивают ей утреннюю серенаду.
На другой день она с белым пером на шляпе отправляется в Шо-де-Фон в обществе г-на де Лесперю, хотя тот заставил себя просить: ему-де надо посетить одну школу. Но Жозефина настояла на своем. В Шо-де-Фон она отказывается пойти на обед, приготовленный в гостинице со слишком роялистским названием «Цветок лилии», и довольствуется чем Бог пошлет на постоялом дворе «Весы». Оттуда она едет в Локль и ночует у г-на Урье. В Кре-Вайан несколько музыкантов приготовили ей серенаду, но концерт получился отвратительный, «потому что они не приучены играть вместе». На другой день под дождем Жозефина в лодке посещает водопад на реке Ду. Музыканты — эти, по счастью, знают свое дело лучше — тоже разместились в лодках, и плавание сопровождается «восхитительной музыкой».
29-го через долину Мостов, Клюзет и Корсель путешественница добирается назад в Нешатель.
Остров Сен-Пьер, любезный сердцу Жан Жака [150] , встречает ее 30-го, в воскресенье.
Проездом она посещает школу для девочек в Монмирайле. Об этом визите рассказывают противоречивые вещи. Однако Жозефина, кажется, вправду сказала директору заведения:
— Поздравляю вас, господин директор. Ваши девицы такие хорошенькие, что хочется их всех поочередно расцеловать.
150
Имеется в виду Руссо.
Тяжелый разукрашенный баркас, который должен перевезти ее на остров, застревает на отмели, и приходится пересаживаться в лодку полегче. Под звук бернского рожка, исключительная звонкость которого привлекает внимание префекта, экс-императрица высаживается на берег, где ее встречают власти и «необычайно огромная толпа». Прежде чем сесть за стол, за которым предстоит просидеть два часа, г-н Кройцер исполняет сочиненный королевой Гортензией романс на панмелодиконе, инструменте «с двойной клавиатурой, расположенной перед вращающимся конусом — источником звука». Экскурсия заканчивается танцами невевильских девушек, после чего Жозефина возвращается в Нешатель.
В Берне она две недели живет в «Гастхоф цум Фалькен» — гостинице «У сокола». Этот старинный, известный еще с XV века постоялый двор, главный фасад которого выходит на Рыночную улицу. Жозефина гостит в городе по приглашению правительства кантона Берн, которому пребывание ее там обходится в 5074 франка 40 сантимов.
В понедельник 7 октября в «платье из лилового левантина [151] и таком же токе», с длинной и тяжелой золотой цепью на шее, она завтракает в знаменитом ресторане Энге, построенном на плато, откуда открывается на редкость красивый вид. Ей и семнадцати сопровождающим ее лицам после консоме и закусок подают заячий паштет, форель под винным соусом, индюшат, цыплят с эстрагоном, ветчину, салат, кремы, компоты и пирожные. Все это орошается малагой, бордо и восхитительным местным нешательским. Надо думать, что «г-жа герцогиня» отведала не от всех этих блюд. Тем не менее завтрак обошелся бернской казне в 2 8 8 франков за почетный стол и 1 1 4 3 франка за остальные, не считая 4 5 франков за разбитую посуду.
151
Левантин — Шелковая ткань.