Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня
Шрифт:
Почтовых лошадей меняют в Паси, и неизбежные девочки в белом подносят Жозефине цветы. Наконец поезд достигает Эвре, где национальные гвардейцы в голубом, «одетые с наивозможным тщанием и вооруженные тем, что они смогли получить», стоят шеренгами от площади Бонапарта, ныне площадь Шарля де Голля, вдоль улиц Ферре, Арфы, Епископства, Сен-Торен и Парижской дороги. Играет музыка, гремят пушки, заливаются колокола собора Богоматери и церкви Сен-Торен, и Жозефина, вытерпливая уже вторую речь, на этот раз произносимую мэром г-ном Дюро де ла Бюфардьером, может считать, что вернулась в «добрые старые времена».
Епископ, восьмидесятилетний г-н Бурлье, отсутствует. Он облачается и не успевает ни произнести речь, ни предложить прибывшей святую воду у церкви Сен-Торен. Кортеж шагом пересекает город, и императрица, — уточняет префект в своем докладе, — «самым грациозным образом здоровается со всеми, кого встречает
Когда, проехав три километра по дороге на Конш, Жозефина видит впереди свою новую резиденцию, которая высится над болотистой местностью, прорезанной канавами, прудами и каналами, все это кажется ей кошмаром. Замок — здание в форме куба с высотой, равной ширине, расположенное на цоколе с лестницами и газонами и увенчанное короной из печных труб; над зданием, усеченная вершина которого образует платформу, шестиоконная ротонда с куполом. На платформе предполагалось водрузить статую Тюренна, дяди десятого герцога д'Эвре, автора этой уродливой постройки. Платформа, к счастью, осталась пуста, но замок все равно производит впечатление незаконченности, и жители Эвре фамильярно величают его «Чаном».
«Опал» Жозефины остановился.
На террасе «две маленькие барышни», переодетые под пастушек, подносят ей цветы и двух украшенных лентами ягнят, а затем поют:
Пастушки здешних мест, Мы вам с любовью непритворной Несем сей дар, хоть чужд он пышности придворной, Как все, что видите сегодня вы окрест. Приезд ваш долгожданный Вернул нам радость прошлых лет. Здесь всем вы будете любезны и желанны, А счастья выше в мире нет.Приняв букет и расцеловав обеих пастушек, Жозефина всходит по одной из четырех каменных лестниц, ведущих к каждому фасаду «Чана». По ним попадаешь в четыре вестибюля, упирающиеся в один и тот же салон, вернее, зал во всю высоту здания, освещаемый лишь окнами купола. Один из углов замка отведен Жозефине; в другом расположены две гостиные, одна из которых по воскресеньям служит церковью; в третьем — две комнаты: спальня Гортензии и столовая, выходящая двумя окнами на подъездную дорогу. Четвертый угол занят большой каменной лестницей. Апартаменты второго этажа, сочащиеся сыростью, облезлые, почти не обставленные, с дымящимися каминами и рассохшимися оконными рамами, располагаются вокруг странного салона с потолком, как в церкви, и, хотя это самое важное помещение, в нем гуляет настоящая зимняя непогода. Конечно, в двух шагах от главного замка есть еще один, маленький, но он еще более убог, нежели Чан.
Вечером, забираясь к себе в кровать с влажными простынями, Жозефина вспоминает свой «веселый въезд» и вздыхает:
— Вы не находите, мадемуазель д'Аврийон, что меня не столько приветствовали, сколько жалели?
Тем временем г-н де Шанбодуэн строчит свое донесение. Префекту известно, что сопровождающая Жозефину г-жа Гадзани была любовницей императора, а поэтому он, беспардонный льстец, не может не добавить к письму следующие строки: «Следует с большим одобрением отозваться об одной из дам, чьи черты безупречно правильны, а красота совершенна». Г-жа Гадзани действительно красива, и, как замечает г-жа де Ремюза, «ей дают это понимать и получать от этого удовлетворение».
Рассчитывая, что он «умаслил» властелина, префект набирается смелости и на следующий же день переименовывает Департаментскую улицу в улицу Императрицы, a улица Сен-Торен получает имя Жозефины, которое носит и поныне.
Кляня судьбу и завидуя тем, кого взяли на службу к «Новой», приезжие кое-как размещаются. У Жозефины двор, достойный любой императрицы. Ее окружает многочисленная свита и сопровождает целая армия челяди [137] . Среди ее приближенных нашлось немало таких, которые придумали себе превосходные предлоги не уезжать в Наваррский замок. Особенно много таких случаев было в дни свадебных торжеств. Больнее всего уязвило Жозефину отпадение маршальши Ней, подруги детских забав Гортензии. Ее муж написал ей, что расстанется с нею, если она не пошлет письменное прошение об отставке с должности фрейлины; она отправилась в Мальмезон и имела жестокость показать бывшей императрице письмо «храбрейшего из храбрых». Жозефина посоветовала ей покориться и вскорости г-жа Ней, тогда герцогиня Эльхингенская, стала фрейлиной императрицы Марии Луизы.
137
Статс-дама, первый капеллан, шесть фрейлин, обер-камергер, обер-шталмейстер, индендант, гофмаршал, пять камергеров, четыре шталмейстера, чтица, хранительница уборов, четыре пажа со своим капелланом, два врача, два хирурга, аптекарь, два капеллана, капельмейстер со своими музыкантами, два выездных, шесть камер-лакеев, четыре горничные, лакей при гардеробе, два привратника, старший лакей и двадцать просто лакеев. Служба стола и ливреи, руководимая контролером, включает в себя младшего контролера, двух метрдотелей, двух резчиков кушаний, накрывателя столов, десять поваров и кондитеров, дворецкого, его помощника и двух подручных, трех смотрителей погребов, пять смотрителей столового серебра. У Жозефины три бельевщицы, четырнадцать истопников и ламповщиков и, наконец, целая когорта кучеров, конюхов и младших конюхов, ухаживающих за экипажами и пятьюдесятью лошадьми.
Глава двора императрицы статс-дама г-жа д'Арбер осталась верна. Эта подлинная camerera major [138] по-прежнему ловко, но твердо руководит своей госпожой, и ее присутствие помогает изгнаннице избегать многих ошибок.
Другая важная особа, прежде камергер, а теперь гофмаршал, любезный граф Андре де Бомон, состоящий при Жозефине с тех пор, как она превратилась в императрицу, тоже не дезертировал, но он только что избран депутатом, и ему, наверно, придется надолго отлучаться. А его присутствие чрезвычайно важно, просто необходимо. Он готов на все, чтобы угодить изгнаннице, и выказывает галантность, достойную старого режима. В своем усердии, которое остальные члены «дворика» находят чрезмерным, он подчас подменяет собой даже лакеев.
138
Camerera major (исп.) — статс-дама.
Если такие фрейлины, как г-жи де Кольбер, де Канкло, Октав де Сегюр, д'Агессо, д'Оденард, де Вьей-Кастель — последние две были почетными фрейлинами, — уже отправились или вскоре отправятся в Наваррский замок, то г-жи де Тюренн и Вальш под различными предлогами не присоединяются к бывшей императрице в ее нормандском замке. Что до г-жи де Ремюза, то по состоянию здоровья она вынуждена будет вернуться на свой пост несколько позднее.
Дешан, статс-секретарь при Жозефине, тоже остался на своем месте. Будучи также кабинет-секретарем императора, он, чтобы не разлучаться с экс-императрицей, был вынужден отказаться от второй своей должности. Но Жозефина, разумеется, выплачивает ему всю сумму пенсии, которую он потерял, отдав изгнаннице предпочтение перед ее бывшим мужем.
Из трех камергеров в Париже остался один Монтолон. Тюрпен де Криссе, милый сердцу Жозефины Ланселот, по-прежнему с ней, а для нее это главное. Граф де Вьей-Кастель, с которым у нее был, кажется, идиллический роман в 17 91, тоже рядом. Если верить такому злоязычнику, как его сынок-мемуарист, граф выступал утешителем Жозефины в Наваррском замке. Присутствие Тюрпена делает такой «возврат нежности» маловероятным.
Обошлось без существенных отпадений и на конюшенной службе, где царит теперь обер-шталмейстер князь Гонорий Монакский, наследник Гонория IV и преемник г-на д'Арвиля и генерала Орденера. Конечно, это слишком громкое имя для начальника дворцовой службы. Но ведь сказал же Наполеон, когда один из его придворных за неимением подноса подал ему письмо в собственной шляпе: «Прислуживать умеют только аристократы». У обер-шталмейстера двое помощников: д'Андло, также отпрыск весьма древнего дома, и Пурталес, не имеющий права на дворянскую приставку «де», но посчитавший необходимым украсить себя ею. Не будем его этим попрекать.
Г-жа Гадзани, которая замужем за главным сборщиком налогов по департаменту Эры, решила остаться. Имели, однако, место кое-какие изменения среди женщин, занятых гардеробом и уборами, с которыми Жозефина в личном плане ближе всего. Тем не менее она сохранила м-ль д'Аврийон, г-ж Шарле, Фурно и Фейари. Остались с ней и два камер-лакея — Гасс и Глатиньи, которые состояли еще при Людовике XVI, а позднее поступят на службу к Людовику XVIII.
Каждые две недели в замке появляется немец-педикюрист во фраке с шитьем, при шпаге и с саквояжем. Но императрица потеряла своего парикмахера Дюплана, и эта потеря для нее особенно чувствительна. Каждый муж знает, какую важность подобный персонаж представляет собой для его спутницы жизни, и эта важность год из года все возрастает. Так вот, Дюплан с очень давних пор, еще тогда, когда «Роза» не стала генеральшей Бонапарт, причесывал Жозефину, а заодно стриг и самого императора, Наполеон, убежденный, что хорошо причесывать новую императрицу способен только Дюплан, вызвал его.