Жребий Рубикона
Шрифт:
– Ты постепенно вспоминаешь о своих левых взглядах, – пошутил Дронго.
– А я и не менял их, – очень серьезно парировал Эдгар, – и никогда не поменяю. Ничего лучшего человеческий ум не придумал. В любом случае социализм был гораздо более гуманным и справедливым строем, чем капитализм. И никто меня никогда не переубедит в обратном.
– Возможно, не столь эффективным, – задумчиво ответил Дронго, – но довольно справедливым. При прежнем обществе человек мог рассчитывать найти в райкоме или горкоме хотя бы одного или двух порядочных, совестливых людей, которые могли бы ему помочь. Сейчас найти таких просто невозможно. Совести не осталось, она рудимент проклятого прошлого. Быть совестливым значит пойти против собственной природы, лишить своих детей денег, обречь свою семью на прозябание, быть аутсайдером и неудачником. Совесть очень сильно мешает быть успешным спекулянтом, мошенником, проходимцем, аферистом. Всем тем, кого сегодня зовут гордым словом «бизнесмен». Я все время об этом думаю. Некоторым ребятам, которые торговали с лотков, готовили в кооперативах пирожки или обманывали покупателей на старых вещах, мы не подавали руки. Теперь они гордые и нищие, а их бессовестные и вороватые друзья стали преуспевающими людьми. И они не понимают, как мир мог так опрокинуться. И самое главное – как им воспитывать своих детей. Совестливыми? Значит, нищими аутсайдерами. Или бессовестными, которые с готовностью пройдут по трупам друзей, предадут любимых женщин, откажутся от любых принципов и своего собственного мнения ради достижения конкретных результатов.
Он немного помолчал и добавил:
– И судя по всем признакам, дело, которое мы сейчас пытаемся расследовать, не просто эпизод среди наших остальных дел. Здесь степень цинизма возведена в такой ранг бессовестности, что об этом даже страшно подумать. Хотя не будем забегать вперед.
Все получилось так, как они и планировали. Едва они появились у ворот запасного входа и объявили, что являются оптовыми покупателями, как сразу возникла миловидная девушка, которая отвела их в большой светлый кабинет вице-президента компании, с кем они могли пообщаться на предмет своей новой сделки. Вице-президент был молод. Ему было не больше тридцати. Судя по его заваленному бумагами столу и частым звонкам, он был деловым, трудолюбивым вице-президентом и именно поэтому получил назначение в столь молодом возрасте.
Дронго пытался говорить с ним о поставках детского питания, но уже через несколько минут стало понятно, что они с Эдгаром «плавают» в этих вопросах, и вице-президент сразу понял, что имеет дело с дилетантами.
– Если это ваша первая сделка и попытка заработать легкие деньги, то вы пришли не по адресу, – сказал он. У этого молодого человека был американский стиль работы. Напор, энергичность, откровенность на грани цинизма – эти качества прививались ему в Соединенных Штатах, где он учился больше четырех лет.
– Согласен, – кивнул Дронго, – мы только начинаем в этом бизнесе. Хотя нам говорили, что среди ваших руководителей есть человек, уже встречавшийся с покойным директором института. Мы связаны с ними договорными отношениями.
– Конечно, встречался, – подтвердил вице-президент, – господин Долгоносов сам попросил об этой встрече, на которой мы подтвердили нашу заинтересованность в покупке здания. Не в аренде, а именно в покупке. У нас этим вопросом занимается господин Шрейдер, и, насколько я знаю, пакет документов уже готов к подписанию и все будет решено именно сегодня.
Дронго, соглашаясь, кивнул и неожиданно спросил:
– Кажется, я его видел. Это такой мужчина с крупной седой головой и усами?
– Да. Это Ян Исаакович. Вы с ним уже встречались? Он мне ничего не говорил. Шрейдер один из основных наших акционеров и член совета директоров компании.
– Это был он, – ответил Дронго, – тогда все понятно. Я думаю, будет правильно, если наше руководство поговорит с господином Шрейдером. Кажется, у них есть общие интересы.
– Хорошо, – согласился вице-президент. – Будете пить чай или кофе?
– Нет, спасибо, мы пойдем, – ответил Дронго. – Кстати, а в какую сумму вы оценили стоимость второго здания?
– Коммерческая тайна, – улыбнулся вице-президент, – но сумма очень внушительная. Во всяком случае, этот институт может существовать на эти деньги еще лет десять без государственного финансирования.
– А разве его собираются отменить?
– Сейчас нельзя быть ни в чем уверенными, – улыбнулся на прощание вице-президент широкой голливудской улыбкой и протянул им руку. Этот парень понравился Дронго. Когда они вышли на улицу, он негромко сказал, обращаясь к Вейдеманису:
– А это уже новые современные менеджеры, которые не воруют бюджетные деньги, а зарабатывают их своим трудом, умением, талантом.
– Я не совсем понимаю, о каком Шрейдере вы говорили? – спросил Эдгар.
– О том госте, который обедал с Долгоносовым в день его смерти и которого вспомнил официант в «Марио».
– Как это ты его вспомнил, – удивился Вейдеманис, – честное слово, у тебя голова, как компьютер. При необходимости сразу выдает нужную информацию.
– Какой компьютер, если я сразу не разобрался, что именно здесь происходит, – посетовал Дронго, – а сейчас мы наконец позвоним господину Кошкину, тому самому бывшему полицейскому начальнику, который возглавляет здесь отдел кадров. Я еще вчера взял его телефон в приемной у Офелии.
Он набрал номер и услышал скрипучий голос Кошкина:
– Кто говорит? Отвечайте.
– Меня обычно называют Дронго, – представился эксперт. – Если вы работали в полиции, то должны были бы слышать это имя.
– Что вам нужно?
– Срочно увидеться с вами.
– Это невозможно. У нас в институте работает целая группа сотрудников следственного управления, прокуратуры и полиции. Сейчас это просто нереально. Вас сюда не пустят.
– А мы и не хотим заходить, – сказал Дронго, – мы просим вас выйти минут на десять-пятнадцать к проходной, чтобы мы могли познакомиться и побеседовать. Вы меня понимаете?
– Ладно, – согласился Кошкин, – я выйду к вам через пять минут. Но только на десять минут и не больше. Иначе меня будут искать. Ждите на проходной.
Ровно через пять минут, словно у него в руках был идеальный будильник, Кошкин вышел к проходной. Он был одет в старый, потертый темный костюм. Темная рубашка без галстука, на ногах тяжелые ботинки. Волосы были пострижены ежиком, во рту виднелись золотые зубы. У него было жесткое лицо, изрезанное глубокими морщинами.
– Что вам нужно? – спросил Кошкин, не протягивая незнакомцам руки.
– Кто сейчас исполняет обязанности директора? – уточнил Дронго.
– Вилен Захарович, – сообщил Кошкин, – вы же наверняка знаете, что у нас вчера случилось. Ростом Нугзарович выпал из окна.
– Вчера вы сидели у него в кабинете, когда пришел Балакин и перезвонил мне, – напомнил Дронго.
– Правильно. Я как раз был в кабинете директора.
– Я могу узнать, что именно вы обсуждали? – спросил Дронго.
– Можете. Штатное расписание. Окрошидзе хотел провести сокращение штатов.