Жребий Салема
Шрифт:
Бен бросил взгляд на часы: 18:47. Если верить воскресной газете Мори Грина, солнце сядет в 19:02 по восточному времени.
Джимми все устроил замечательно. Мори Грин оказался маленьким человечком в расстегнутой черной жилетке и белой рубашке. При виде доктора печальная настороженность на его лице сменилась радостной улыбкой.
– Шалом, Джимми! – воскликнул он. – Где вы пропадали?
– Спасал человечество от простуды, – с улыбкой отозвался тот, пока Грин тряс ему руку. – Позвольте представить моего хорошего друга. Мори Грин,
Мори обхватил ладонь Бена обеими руками. За стеклами в тяжелой черной оправе блеснули глаза.
– И вам тоже – шалом! Друзья Джимми – мои друзья. Входите же, я позову Рэйчел и…
– Не нужно, – остановил его Джимми. – Мы пришли попросить об одной услуге. И немаленькой.
Грин внимательно посмотрел на Джимми.
– «Немаленькой»! – насмешливо повторил он. – Как можно! Разве не благодаря вам мой сын входит в тройку лучших учеников класса в своей школе? Да все, что угодно, Джимми!
Джимми покраснел.
– На моем месте любой поступил бы так же, Мори.
– Я не собираюсь с вами спорить. Говорите! И почему у вас с мистером Миерсом такой встревоженный вид? Вы попали в аварию?
– Нет-нет.
Грин провел их на маленькую кухоньку позади часовни и поставил варить кофе в старой облезлой турке.
– Норберт уже забрал тело миссис Глик? – поинтересовался Джимми.
– Нет, даже не показывался, – ответил Мори, ставя на стол сливки и сахар. – Он заявится в одиннадцать и еще будет удивляться, почему меня нет на месте! Бедная женщина! – вздохнул он. – Такое горе в семье! А как чудесно она выглядит, Джимми! Ее привез старый дуралей Риардон. Она была твоей пациенткой?
– Нет, – признался Джимми, – но мы с Беном… хотели бы посидеть возле ее тела этой ночью, Мори. Прямо тут, внизу.
– «Посидеть»? Вы хотели сказать «осмотреть»?
– Нет, – твердо ответил Джимми. – Просто побыть рядом.
Мори удивленно уставился на них.
– Похоже, что я не ослышался. Но зачем?
– Этого я не могу сказать, Мори.
– Понятно! – Грин разлил по чашкам кофе и попробовал его из своей. – Не очень крепкий – в самый раз. Она болела чем-то заразным?
Джимми и Бен обменялись взглядами.
– В общепринятом смысле – нет, – наконец произнес Джимми.
– И вы хотите, чтобы я держал рот на замке?
– Да.
– А если явится Норберт?
– Норберта я беру на себя, – заверил Джимми. – Скажу ему, что Риардон попросил посмотреть ее на предмет инфекционного энцефалита. Он не станет перепроверять.
Грин согласно кивнул.
– Да уж, без приказа Норберт палец о палец не ударит.
– Так мы договорились, Мори?
– Ну конечно! А я-то думал, что речь действительно о чем-то серьезном…
– Так и есть. Возможно, все гораздо серьезнее, чем вам представляется.
– Вот допью свой кофе и отправлюсь домой узнать, что за кошмар Рэйчел соорудила на ужин. Держите ключ. Заприте за собой, когда пойдете.
– Еще раз огромное спасибо, Мори.
– Всегда
– Конечно. О чем?
– Если она что-нибудь скажет, запишите это для потомства. – Он засмеялся, но тут же осекся, увидев, как изменились их лица.
Без пяти семь Бен почувствовал, как в нем стало нарастать напряжение.
– Перестаньте смотреть на часы, – посоветовал Джимми. – Этим время не подстегнуть.
Бен виновато отвернулся.
– Сомневаюсь, что вампиры – если они, конечно, существуют – просыпаются точно в момент захода солнца. Темно становится позже, – заметил Джимми, но все-таки поднялся и выключил телевизор, так и не досмотрев передачу про каролинских уток.
В комнате воцарилась тишина. Они находились в рабочем помещении похоронного бюро, где на подъемном металлическом столе с желобами и петлями для ступней лежало тело Марджори Глик. Бен подумал, что похожие столы были в приемном покое больницы.
Когда они вошли, Джимми откинул простыню, закрывавшую тело, и осмотрел его. Миссис Глик была в бордовом домашнем халате и трикотажных шлепанцах. На левой голени виднелся кусочек пластыря, заклеивавший, судя по всему, порез от бритья. Бен старался на него не смотреть, однако взгляд все время возвращался к нему.
– Что скажете? – поинтересовался Бен.
– Сейчас рано судить, но часа через три наступит ясность. В любом случае состояние ее тела удивительно похоже на ситуацию с Майком Райерсоном: никакой синюшности или окоченения. – Он натянул простыню обратно и замолчал.
Две минуты восьмого.
– А где ваш крестик? – вдруг спросил Джимми.
– Крестик? – удивился Бен. – Господи, у меня его нет!
– Сразу видно, что вы никогда не были бойскаутом, а я вот всегда готов к любым неожиданностям. – Джимми открыл чемоданчик, достал два шпателя для придавливания языка и, сняв целлофановую оболочку, крестообразно скрепил их между собой клейкой лентой. – Благословите его!
– Что?! – опешил Бен. – Я не могу… я не знаю как.
– Так придумайте! Вы же писатель, вам и карты в руки! – Джимми вдруг стал необычайно серьезным. – И поторопитесь! Мне кажется, сейчас что-то произойдет! Чувствуете?
Бен действительно чувствовал. В багровых отсветах заката незримо сгущалось нечто тяжелое и давящее. Во рту у Бена вдруг пересохло, и он, с трудом облизнув губы, произнес:
– Во имя Отца и Сына и Святого Духа… – И добавил, подумав: – И во имя Девы Марии тоже. Благословите этот крест… и…
Неожиданно его голос обрел уверенность.
– Господь – Пастырь мой. – Слова зазвучали торжественно и были похожи на тяжелые капли, которые без плеска падали в гладь глубокого озера и растворялись в нем. – Я ни в чем не буду нуждаться. Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою…