Жребий викинга
Шрифт:
Встреча братьев оказалась на удивление миролюбивой и короткой.
— Ты согласен с теми замыслами, о которых поведали тебе мое послание и словоохотливый эллин Визарий? — сурово спросил Мстислав, как-никак победителем был он, а значит, диктовать условия тоже надлежало ему. — Приемлешь их?
— Приемлю, — с готовностью ответил Ярослав. — Хотя до этого часа относился к ним с недоверием.
— Решил, что заманиваю тебя в западню? — Они сидели между палаткой Мстислава и берегом реки, в креслах, выдолбленных мастерами из высоких дубовых пней, между которыми, тоже на двух пеньках, высился небольшой столик.
— Чтобы завладеть киевским престолом, тебе оставалось только убить меня.
— Я мог бы завладеть им еще вчера. Не только не убивая тебя при этом, но даже не проводя с тобой никаких переговоров, — заверил его Мстислав, берясь за кружку с хмельной медовухой. — Однако это ничему не научило бы всех прочих удельных князей русских. Они не увидели бы для себя в этом никакого знамения.
— О каком таком знамении ты ведешь речь?
— Мы уже показали нашим братьям и прочим князям, что умеем сражаться, однако никого этим не удивили. Куда большее удивление вызовет наше умение договариваться и придерживаться данного друг другу слова. Вот с этим умением нам и нужно предстать сейчас перед всем княжеским и боярским сословием Руси нашей Святой. Отныне все, что находится на правом берегу Днепра, должно пребывать под твоей княжеской рукой, а все, что на левом, — под моей. Никто из нас самих или подданных наших не смеет впредь переправляться через эту реку со злым умыслом, а против врагов твоих или моих выступать будем сообща. С таким устройством Руси ты, как старший брат мой и великий князь киевский, согласен.
— Предки наши никогда не делили Русь по Днепру, — мрачно заметил Ярослав.
— Правильно, они делили не на две части, по Днепру, а на десятки мелких княжеств, — молвил Мстислав, — которые бесконечно вели сражения друг с другом. Эти «уделы» действительно враждовали между собой, ослабляя друг друга, а их князьки призывали в союзники самых беспощадных врагов земли нашей.
Ярослав с минуту задумчиво молчал, глядя на расстеленную перед ним карту Визария. Именно эта карта убеждала его, что ничего более благоразумного предложить он не в состоянии.
— Да будет так, — наконец произнес он. — Я отказываюсь от всего, что находится не левом берегу нашей священной реки.
Нотки душевного отчаяния, которые пробивались сквозь эти его слова, вызвали у Мстислава ироническую ухмылку. Потерпев полное поражение на поле битвы, брат все еще вел себя так, словно вынужден одаривать его той землей, которой он и так уже завладел. И не проявлял никакой благодарности за подаренный ему престол великого князя. Да, в буквальном смысле подаренный.
— Если нам удастся хотя бы в течение двух лет придерживаться этого договора, — великодушно заверил Понтийский Странник, — то я не стану искать себе наследников, а завещаю всю левобережную Русь тебе или тому, кто будет править Русью правобережной. Таким образом, обе части земли нашей воссоединятся в одной империи.
— При условии, что каждый новый великий князь или император Руси будет на Библии клясться перед народом, что не посмеет делить Русь на удельные княжества между своими сыновьями и прочими родственниками, — неожиданно вмешался Визарий, доселе молчаливо стоявший чуть в сторонке, но прекрасно слышавший все, о чем говорили князья.
Мстислав вопросительно взглянул на старшего брата.
— Иначе Русь вновь будет предана дроблению [65] , — оправдал вмешательство эллина великий князь, вызвав этим одобрение не только византийского агента, но и Понтийского Странника.
65
Это соглашение между князьями Мстиславом и Ярославом действительно привело к довольно длительному миру, который летописец засвидетельствовал словами: «Поделили Русскую землю по Днепру: Ярослав принял эту сторону, а Мстислав — ту. <…> И была большая тишь в земле!» В 1031 году они совершили совместный поход против Польши и вернули под юрисдикцию Киевской Руси значительную часть современной украинской Галичины, которая в свое время была захвачена поляками. Казалось бы, вот оно — сотворение великой державы Руси. Но случилось так, что именно князь Ярослав раздробил затем землю Руси между представителями своего родового клана. Впрочем, эти события уже выходят за сюжетные рамки данного произведения.
Завершив переговоры, князья по-братски обнялись. И хотя многоопытный Визарий не поверил в искренность этих объятий, тем не менее решил, что по крайней мере в течение года ни один из них не падет от удара «братского» кинжала или ядовитого кубка медовухи. По нынешним временам этого тоже было немало.
Когда в 1036 году бездетный князь Мстислав, правитель Левобережной Руси, простудившись во время охоты в черниговских лесах, внезапно умер (и, по завещанию, был похоронен в черниговском Спасском соборе, сооруженном на его пожертвования), великий князь Ярослав безболезненно взял все его земли под свое управление. Оценивая последовавший за этим период правления этого князя, великий летописец Нестор в своей «Повести временных лет» уведомляет нас: «В год 1037 заложил Ярослав град великий, в котором сейчас Золотые ворота; заложил и церковь, Святой Софии митрополию, а потом церковь Святого Георгия и Святой Ирины. При этом начала вера христианская умножаться и распространяться, и черноризцы стали умножаться, и монастыри появляться.
…И собрал он много книгописцев, которые переводили с греческого на славянский язык. И написали они много книг, по которым верующие люди обучаются и наслаждаются учением Божественным».
Однако все это придет со временем, а пока что…
Спустя несколько дней после переговоров с Понтийским Странником князь Ярослав торжественно, почти триумфально, въезжал через главные ворота в свой стольный град Киев. Чуть позади него держался византиец Визарий, который посланными вперед гонцами уже был представлен горожанам и иностранным купцам как представитель византийского императора, выступавший в роли гаранта вечного мира между братьями-князьями.
При въезде в княжеское поместье Ярослав развернул коня и, подождав, когда к нему приблизятся как можно больше бояр и прочих знатных горожан, торжественно произнес:
— Вы уже знаете, что я не сумел привезти вам победу, — на сей раз военное счастье оказалось не на моей стороне. Но пока еще не знаете, что в этой битве я сумел достичь нечто более важное и ценное, нежели сотня пленников и обоз трофеев, — долгожданный мир для всей земли нашей Русской!
41
Битва, которую предвещала Астризесс, состоялась возле норвежского городка Стиклистире [66] . Норманны Дании и Норвегии сошлись в тесной долине, с двух сторон окаймленной подковообразными вершинами, а с двух других — лесами. Наливалась весенними соками ярко-зеленая трава, приобретали свои конечные формы кроны вековых сосен и даже валуны, которыми была усыпана вся эта долина, тоже прорастали коричневато-зелеными мхами. Само появление посреди всего этого буйства предполярной зелени огромной массы людей, обрекающих друг друга на раны и гибель, показалось Гаральду странной и страшной шуткой не только двух королей, но и самого Господа.
66
Здесь интерпретируются события, связанные с последней битвой короля Олафа Святого, в которой почти все его воинство было истреблено и погиб он сам.
— У Кнуда значительно больше воинов, нежели у нас, — проговорил Гуннар, протискиваясь между королем и Гаральдом. — Причем многие из них вооружены копьями, в то время как у нас — только мечи и всего лишь две сотни лучников.
— Не я пришел на землю Кнуда, а Кнуд — на мою, — срывающимся басом ответил Олаф.
— Нам не следует атаковать первыми. Лучше принять их удар за стеной из собственных копий и щитов.
— Датчанин уже чувствует, что это его последняя битва, — не слушал его король. — Здесь, в этой долине, все его воинство и поляжет.