Жребий викинга
Шрифт:
— Возможно, и так, конунг конунгов, — дипломатично соглашался Гуннар, — но все же прикажи отойти к лесу.
— Я ни за что не стану отходить. Сейчас мы обрушимся на них, как на стадо варваров.
— Пока не поздно, нам следует отойти, — настойчиво советовал ему опытный военачальник, проведший на своем веку десятки больших и малых битв. — Там гряда больших валунов, за которой мы будем чувствовать себя, как за крепостным валом.
— Да, там гряда, кхир-гар-га! — поддержал его оказавшийся чуть позади них Ржущий Конь.
— А еще там толстые стволы сосен, из-за которых наши лучники истребят сотни атакующих датчан, которые
— Там очень толстые стволы, — вторил ему Ржущий Конь, — и всего одна дорога через лес, кхир-гар-га!
— Коль уж датчане решили покорять нас, пусть атакуют. А главное, за этим лесом уже начинается предместье Стиклистире.
— Здесь я командую, конунг Гуннар! — буквально взревел Олаф, наблюдая за тем, как, подражая римским легионерам, датчане грохочут, ударяя мечами о свои щиты. Норвежцы же угрюмо молчали, настраиваясь на то, чтобы растерзать их кое-как сформированные ряды своей лавинной, никакому управлению не поддающейся массой.
— Не смею возражать, конунг конунгов, — поскрипывая зубами, заверил его Воитель.
— Пока что здесь командую только я!
— Пока что… — достаточно громко выдохнул Гуннар, стараясь при этом оттеснить коня принца Гаральда. Он уже понимал, что Олаф не только уступает Кнуду численностью своего войска, но и не желает прислушиваться к тем советам, которые помогли бы норвежцам если не разгромить пришельцев, то хотя бы выстоять, не довести дело до собственного разгрома.
Гуннару вновь вспомнились слова королевы Астризесс, но только теперь он начинал осознавать их пророческую силу. Следуя совету Астризесс, он уже сколотил небольшую группу воинов, которая должна была опекать принца, и, когда исход битвы станет очевидным, увести его в лес, а оттуда — к фьорду, в котором, под прикрытием двух десятков опытных моряков, их ждали драккары. Те драккары, о которых король не знал, поскольку флот его находился в бухте города Стиклистире, охраняемого верным Олафу гарнизоном.
— Тебе, Гаральд, лучше отойти к запасной стае, — все отряды войска Гуннар предпочитал называть стаями, — которая тоже вступит в битву, но чуть позже.
— Я буду сражаться рядом с вами.
— Сражение может длиться несколько часов, а двуручный меч твой слишком тяжел, хотя мы и наделили тебя самым легким, почти парадным. Уже после первых минут ты устанешь, и меч попросту выбьют у тебя из рук.
Конунг на несколько мгновений задумался, а затем переглянулся с Ржущим Конем, одним из тех, кто был приставлен к принцу в роли телохранителя.
— Нужно связать ему руки бечевкой, привязав их к мечу, — мгновенно отреагировал тот. — Тогда можно быть уверенным, что парень не потеряет меч и что из рук его не выбьют. Так поступал мой отец, когда учил меня фехтованию.
— Не возражаешь, принц норвежский? — обрадованно спросил конунг.
Гаральд зажал меч ладонями и протянул руки Ржущему Коню. Тот старательно связал их [67] и сказал, чтобы меч он пока что положил на круп коня, на попону, дабы руки не уставали.
67
Исторический факт, засвидетельствованный сагами и хронистами.
— Все время держись между мной и Ржущим Конем, — посоветовал ему Гуннар. — Сзади и по бокам нас и
— И не вздумай вырываться вперед! — прокричал ему из-за спины начальник королевской охраны Улафсон. — Некоторые воины из охраны Кнуда уже знают тебя в лицо. Они обязательно постараются бросить твою голову к ногам своего короля и даже поспорили на то, кому именно это удастся.
Олаф так и не прислушался к советам Гуннара и повел свое воинство в атаку. Сплошной лавой — на сомкнутые щиты и частокол копий датчан.
Единственное, что конунг и Ржущий Конь успели сделать, так это попридержать коня Гаральда и пропустить вперед лавину норвежской пехоты. Вот только попридержать коня короля никто не решился. Или, может быть, не захотел.
Пренебрегая опасностью, принц храбро вступал в схватку то с одним датчанином, то с другим. Спасая его, Гуннар несколько раз принимал удары вражеских копий на свой щит, а затем рубил их. А когда, уже будучи раненным в ногу, Гаральд потерял коня, конунг и его воины-телохранители тоже спешились. Это произошло как раз в ту минуту, когда над кровавым полем битвы разнесся панический крик:
— Король убит! Король Олаф пал!
Даже после гибели предводителя норвежцы все еще продолжали мужественно сдерживать натиск пришельцев. Взбодренный известием о гибели своего главного врага, король Кнуд бросил в бой резервную фалангу. Со слов Олафа принц знал, что состояла эта фаланга в основном из опытных, во многих битвах побывавших римских, галльских и германских наемников. Если бы Кнуд ввел этих легионеров в бой в самом начале битвы, наверное, уже выиграл бы ее. Но похоже, что датчанин берег своих наемников для других битв. Очевидно, он уже видел себя правителем всех норманнов, от норвежских племен до нормандцев, давно осевших в Галлии [68] .
68
Речь идет о норманнах, населяющих Нормандию, историческую область современной Франции.
Он предчувствовал победу и жаждал теперь только одного — то ли взять в плен, то ли уложить на поле брани, рядом с Олафом, и его сводного брата, принца Гаральда.
Взойдя на один из валунов, Гуннар окинул взглядом поле битвы. Впечатление его было неутешительным: датчанам удалось расчленить норвежцев на три части, две из которых, уже никем не управляемые, попали в окружение, и командиры датчан призывали их бросать оружие и сдаться на милость победителей.
Та часть, в которой оставались они с принцем, тоже вот-вот могла быть отсечена от леса, а значит, от тропы, ведущей к фьорду.
Вот несколько пеших датчан вновь сумели пробиться к Гаральду, но конунг и его воины изрубили их и, уведя раненого принца, начали уходить к лесной тропе, под прикрытие охранявшей ее небольшой группы русичей-лучников. Именно они потом дважды останавливали и отсекали преследовавших принца датчан, давая возможность отряду Гуннара без особых потерь добраться до судов. И лишь двое из этих русичей успели в последние минуты взобраться на борт последнего из отчаливавших судов, последними стрелами сдерживая при этом рвавшихся к мелководью датчан, среди которых, к счастью беглецов, ни одного лучника не оказалось.