Жрец богини Лу. Гексалогия
Шрифт:
Мысли об Энжи – для себя я решил, что при воспоминаниях о своей спутнице и помощнице буду называть ее именно так, потому что тогда она была именно ею, а не Седьмой – не отпускали меня и после того, как мы закончили обсуждать с Орвистом наш план, а гвардеец отправился прикупить всякой мелочи. Ну, там веревки, ремни, вот это все, для надежной фиксации одного толстого мага.
Я же решил прогуляться по улицам Миллера, немного размяться, нагулять аппетит. После того, как я увидел Гарена, желание есть как отбило, но я понимал, что мне надо завернуть в какое-нибудь заведение, немного поесть и потом,
Ноги как-то сами собой меня вынесли к местному святилищу Семерым. Было оно уже привычным на вид – полусфера, что-то среднее по размерам между часовней в Трейле и таковой в Пите.
Не долго раздумывая, я вошел внутрь. Сейчас была середина дня и никого, кроме меня, тут не оказалось, так что я спокойно снял со спины чехол с посохом, достал оружие отправился к алтарным камням Семерых. Сегодня мне надо было обратиться к каждому из богов.
Матерь я поблагодарил за возможность спасти Лу, которую она мне даровала, ослабив нашу с ней физическую связь. Раболепия я не чувствовал, скорее уважение за то, что она поверила в возможности смертного. Подтвердил свою готовность помочь ей и остальным богам в борьбе против Единого, потому что я слишком хорошо осознавал, какие угрозы и беды божество моего родного мира несло народам Таллерии.
Я не знал, как молиться Воину, но решение пришло как-то само. Прислонив посох к алтарному камню, я достал из-за пояса короткий нож, которым обычно на привалах отрезал мясо, и в несколько длинных движений под корень срезал хвост, в который были собраны волосы.
– Надеюсь, после сегодняшней встречи со своими врагами, я буду достоин косы и серебра в ней, – тихо сказал я Палу, принося традиционный воинский дар.
Когда я коснулся посоха, чтобы опять взять его в руки, руна Воина на ней коротко блеснула кроваво-красным: бог Солнца и Войны услышал меня и будет за мной наблюдать.
Сразу после молитвы Палу я перешел на другую сторону алтаря Матери, к камню ее второго сына – Фора. То, что я собираюсь совершить, будет происходить ночью, и пусть Фор не прибыл на зов Калиты, я считал, что обратиться за покровительством к богу Луны стоит.
После я подошел к камню Бога-кузнеца Сидира. Я поблагодарил его за посох, который умелый бог выковал для меня и на который поставил свою руну. Вспомнилась и пробка для самогонного аппарата, с которой ко мне прибежала Энжи. Я пообещал богу мастеров, что каждое следующее изобретение, которое я принесу в этот мир из своего, я продемонстрирую ему, Сидиру, чтобы он смог оценить мои старания.
Руна Сидира на посохе блеснула оранжевым светом горна – Кузнец услышал меня.
Следующим был Керм. Я просто поблагодарил бога купцов и богатства за то, что лото оказалось прибыльным делом и сейчас, в пути, я не знал нужды и мог не думать о деньгах, следуя за зовом сердца. Подкрепил я свою молитву кошелем с несколькими золотыми монетами и одним «королем», который я носил с собой на случай совершения крупных покупок в городе.
У алтаря Софа я был, как дома. Я поклонился Мудрецу и искренне поблагодарил его за заступничество – именно он сказал последнее слово, которое убедило Матерь спасти мою жизнь. Как и в случае с Сидиром, я пообещал делиться своими знаниями и идеями с Мудрецом и дальше. Просьба моя была стандартной – я попросил у бога-покровителя ученых мужей остроты ума и чистоты мысли, чтобы как можно дольше сопротивляться влиянию бездны. Именно чистый разум, который мог даровать Соф, сейчас был для меня нужнее всего. Руна Мудреца на посохе засветилась холодным синим светом – Соф услышал мою просьбу.
Последним остался алтарный камень Калиты – божества, с которым меня связывало большее, чем со всеми другими представителями Семерки вместе взятыми. Я долго стоял перед алтарем моей неожиданной спутницы, не находя слов, а потом вспомнил, что веселая богиня с удовольствием принимает в дар песни.
– Она не моя, но я думаю, тебе понравится, – тихо сказал я себе под нос.
Наплевав на все приличия, я уселся под алтарем Калиты, поставив посох между ног и, прижавшись затылком к холодному камню, прикрыл глаза и стал тихо напевать:
«Я помню, адмирал мне один говорил,
Мол, в море нету места мечтам и любви.
Но наша с тобой встреча не за горами,
И мою руку обжигает жар-птицы пламя.
Пусть с лязгом мечей, но я прорвусь…
Ведь никто не говорил, что будет легко…
И пусть по морю крови проложен мой путь,
У меня есть мой верный галеон.
Один против сотни врагов,
Только сердцем с тобою…
Ты же помнишь, меня ничего не берёт:
Ни ром, ни бандиты, ни море.
И меня защитит от клинков
Покров из хитина.
Ведь меня ничего не берёт,
Как спартанцев в битве при Фермопилах».
– Знаешь, не быть тебе бардом. Хотя я вроде тебя не проклинала, – голос Энжи был все таким же бархатистым, а в ее тоне слышалась добрая насмешка.
Богиня сидела у меня за спиной, на собственном алтарном камне, свесив с него ноги и болтая ими, будто бы ей лет пять или шесть.
– Тебе понравилась песня?
– Да, красивая, хотя я не поняла, о какой битве в ней говорится.
Я отвернулся от Энжи и посмотрел в темноту.
– В далекой древности, тысячи две лет назад, в моем мире была битва двух армий. С одной стороны – двести тысяч солдат огромной империи, а с другой – объединенная армия независимых городов, в пять, может семь тысяч мечей и копий. Вторые приняли бой в узком ущелье и держались несколько дней, пока их не предали и не провели врагов за спину, в тыл. С тех пор эта битва и вошла в историю моего мира, а спартанцы стали символом стойкости, – рассказал я Энжи то, что смог вспомнить о том сражении.
Богиня внимательно выслушала.
– Красивая легенда.
– Это было реальное сражение, – хмыкнул я, – по легенде воинов было и вовсе три сотни.
– Ты чувствуешь себя этим спартанцем?
– Не знаю. Врагов у меня много, а вот кто мне друг – уже не знаю.
Я обернулся и посмотрел через плечо на богиню. Теперь Бард была серьезна и о чем-то размышляла.
– Ты хочешь что-то обсудить? – прямо спросила Энжи, а в ее глазах я на секунду увидел Калиту.
Я на секунду задумался.